* * *
Они шли плохо освещёнными переулками. Один был крайне зол, другой, наоборот, находился в прекрасном расположении духа. Весёлый всю дорогу набивал себе рот чебуреками, умудряясь при этом без умолку болтать.
- Ты всё же гений, Гоша! Классно отвлёк их! Целый балаган лохов купился на твою обманку! Пироги легче лёгкого было увести! Здорово с тобой на дела ходить! Прикольный трюк ты придумал с деньгами! Это было круто! Просто школьно!
- Это не я, Воробей. – устало отвечал Гоша. – Этот трюк стар, как мир.
- Всё равно это было круто! Как ты их на жадность проверил! Чуть не передрались, козлы!
- Там не должно быть драки. Драку я не планировал.
Гоше стало совсем тоскливо – потому что там могла быть драка…
- Вот чудак! – усмехнулся Воробей, разглядывая со всех сторон свой сбитый кулачишко. – Драку всегда надо планировать! Вся жизнь кругом – драка!.. А я тебя часто вспоминал, Гоша. Ты когда вернулся?
… Перед операцией они не успели поговорить – Гоша был взбешён, увидев на подходе к кафе как вышвырнули мальчишку. Он отыскал Воробья в сквере, и беспризорник сам сходу предложил ему отвлечь посетителей и бармена. Хитрый пацан знал ч т о может сделать с публикой клоун, особенно, когда зол на неё.
- Так когда ты приехал?
- Я ещё и дома не был. Только с самолёта…
- И как тебе Япония?
- Как сон.
Он сказал правду. Страна с бумажными домиками на окраинах и небоскрёбами в центре уже казалась ему сном. Родина сходу окатила его ледяной водой, и он сам не заметил, как очутился в водовороте полубезумной авантюры…
- Да-а… - протянул Воробей. – Хорошо им, небось, за границей живётся! Жирно… Не надо каждый день искать, чем дырку в глотке заткнуть!
- Там тоже по-разному живут.
Воробей простуженно рассмеялся.
- Ну ты скажешь, Гоша! «По-разному живут!» Скажи ещё, что там таких пацанов, как мы, много!
- Каких – как вы?
- Таких – беспризорных!..
Они свернули на заброшенную, поросшую травой стройку и сели на бетонную плиту. Беспризорник замолчал, вплотную занявшись чебуреками. Через минуту он весь блестел в лунном свете от жира. Он рвал добычу большими кусками и натужно глотал, дёргай головой на тоненькой шее. Дважды он давился, и Гоша колотил его по спине. Наконец Воробей обессиленно повалился на плиту.
- Капец. – шёпотом сказал он. – Не могу больше. Нажрался, как буржуин. Лимонаду бы…
Лимонада у них не было. Гоша достал сигареты, и они закурили.
- Звёзды… - сказал Воробей, пуская кольца в небо. – Как их много… Интересно, там тоже одни дуреют с голодухи, а другие жрут до полной отключки? Но почему, если они так жрут, всё равно злые, как суки?
Гоша пожал плечами. Этого он тоже не понимал.
Привязавшаяся к Гоше рыжая дворняга вынырнула из темноты. Должно быть, она пришла по запаху. Гоше подумалось: этак по запаху может прибежать и бармен… Собака закрутила хвостом и полезла к пакету, в который они сложили чебуреки. Воробей не вставая начал кормить её с руки…
- У нас тоже собака есть, – сказал он. – Клюшкой зовут. У неё хвост – как клюшка. Перебила какая-то гадина.
- Клюшка, говоришь… А ну подымись!
Гоша вдруг резко наклонился к безмятежно лежащему беспризорнику и рванул его за ворот кофты.
- Нажрался?! Теперь вставай! Развалился, как эта самая!
- Ты чево, Гоша?!
Воробей стал неторопливо подниматься, но Гоша, не дождавшись, рывком поставил его на ноги.
- Это я – «чево»?! У тебя надо спросить «чево»! Ты почему опять по улицам болтаешься?! Зачем нацепил эту рвань?! Тебе нравится быть оборванцем?! Нравится, что каждая тварь может отвесить тебе пинка?! Отвечай: ты почему из детдома удрал?!
Воробей процедил с неприязнью:
- Ну ты прямо, как мент, Гоша. В натуре допрос ведёшь…
И тут же отсёкся от хлёсткой пощёчины.
- А ну вспоминай, пацан, как твоя мать продавала тебя за бутылку, а я с ней сцепился у твоего подъезда! Как те же менты отбили мне тогда за тебя почки, пока разобрались что к чему! Ты очень быстро всё позабыл! А сколько я бегал по судам и конторам, пока её лишили на тебя прав! Как ты жил это время у меня – вспоминай! А я потом устраивал тебя именно в мой детдом! А ты хочешь стать вором и попрошайкой! Посмотри на себя – ты полный отброс со свалки! Зачем я, идиот, согласился с тобой сегодня на эту афёру?! Вот что, малый… Я больше не люблю тебя! Совсем! Понял?!
И вдруг Воробей сел, будто его ударили под коленки. Плечи у него судорожно задёргались. Он заплакал, подвывая… А Гоша, мгновенно растеряв всю злость, опустился с ним рядом, прижал голову мальчишки к своей груди и принялся гладить, успокаивая его, как маленького, с ужасом ощущая под пальцами многочисленные рубцы и шишки…
- Ты уж прости меня… - шептал, захлёбываясь слезами, Вовка, и Гоша, слушая его, сам украдкой плакал. – Не могу я больше быть государственным… Я всё время тебя вспоминаю… Твою башенку на крыше… Восходы и голубей… Как ты учил меня акробатике… Ты уж прости меня, Гоша… Но не могу я там больше…
…Рушилась, полыхая по окраинам войнами, империя, мир претворял в жизнь многомиллиардные проекты, человечество заносило глиняную ногу, готовясь шагнуть в третье тысячелетие, а для Гоши не было на свете ничего более важного, чем слёзы этого одичавшего ребёнка…
Подошла дворняга и ткнулась носом мальчишке в затылок. Гоша обнял и её… И так они долго сидели, забыв обо всём на свете, - беглый детдомовец, бездомный пёс и клоун с солёным вкусом горя на губах…
- Ты сильный парень, Вовка… - говорил мальчику Гоша. – Ты прошёл такое, что другие только в страшных снах видят… Тебе надо учиться, чтобы стать на ноги… Назло всем сволочам… Они только и ждут, чтобы ты сдался и опустился… Учись сейчас, потом будет поздно… Наукам учись – жизнь ты уже знаешь…
- Возьми меня к себе!
Гоша вздохнул.
- Не получится. Не разрешается мне тебя взять, потому что я постоянно в разъездах и неженат даже. Может быть – позже… А пока, Вовка, тебе надо вернуться в детдом. Помни: человеком можно быть везде! Думаешь, мне легко в детстве было? Я вообще свою мать не знаю…
Мальчик вытер слёзы и неловко освободился из рук Гоши.
- А покажи мне лучше что-нибудь новое. У тебя ж всегда что-то есть на подходе…
- Вот это другой разговор!
Гоша улыбнулся и встал. Подтянул до локтей рукава и до колен штаны. Взъерошил волосы. Теперь он был вольным бродягой с цветком на груди и свободой в сердце. Легкой походкой он пошёл по бетонной плите, как по просёлочной дороге. У него не было дома, но он был счастлив. Правда, в настоящий момент ему до боли спазм хотелось есть…
Он пытался жевать придорожную траву – не насытился и долго плевался. Долго и уморительно гонялся за мышью. Потом сунул руку в какую-то нору – кто-то сердитый укусил его там…
Вдруг он наткнулся на забор, за которым был сад.
Забор был очень высокий, и ему пришлось отрывать доску, чтобы проникнуть внутрь. Доска долго не подавалась, и Вовка с собакой следили за его усилиями, затаив дыхание… Наконец доска отлетела, и Гоша скользнул в щель. На цыпочках подкрался к ближайшей яблоне и осторожно тряхнул её. Яблоки посыпались на него так густо, что он отскочил в сторону, закрыв голову руками. (Собака отпрыгнула, а Вовка рассмеялся.) Упав на четвереньки, Гоша стал набирать яблоки за пазуху, одновременно набивая ими и рот… Вдруг он услышал лай сторожевых собак. Он бросился со всех ног бежать, но у самого забора собаки всё же настигли его, и Гоше пришлось отбиваться. Он попытался выскочить через лаз, но с пазухой яблок не проходил по габаритам. Тогда, чуть не плача, он высыпал яблоки и вырвался из сада. С собой он смог захватить только два яблока, по одному в каждой руке…
Утирая пот, Гоша подошёл к Вовке и протянул ему одно из добытых яблок. Вовка улыбнулся, взял воображаемое яблоко и надкусил.
- Оно волшебное, – сказал Гоша. – Его можно есть всю жизнь.
Они принялись на пару жевать волшебные яблоки и перемигиваться. Собака обнюхала их пустые руки и возмущённо залаяла. Гоша с Вовкой расхохотались.
- Лёгкий ты человек, Гоша! – сказал Вовка. – Всегда с тобой всё просто!
- Хочешь быть лёгким – будь им!
- Ну ты скажешь!
- А ты стремись!
- Клёвую ты пантомиму придумал! Прямо меня показал! А можно я к тебе завтра домой приду?
- Да пошли сейчас! Я новый луноход привёз!
- Не, сейчас мне надо к своим братанам топать, чебуречиной их кормить. Сидит там моя бичева голодная, зубами щёлкает, когда у меня гора жрачки стынет! А расскажу к а к мы эту жрачку брали – не поверят!
- Вы где ночуете-то?
- На Копейке, под мостом.
- И сколько вас там, бродяг?
- Когда пять, а когда и все десять. Да ты почти всех знаешь: Сеньку Смит-Вессона, Колю-Кепарика, Головастика, Зяблика, Колбасу… Бывает весело, когда по-крупному стырим. Недавно Кепарику день рождения справляли – два дня гудели, как провода…
- Да вы же все беглые! Неужели вас не ищут, чтоб в детдом вернуть?
- Сейчас убийц-то не ищут! Менты совсем зашились – преступлений - пропасть! Да и всем всё стало по фигу…
- Странно это… А давай мы с тобой, Вовка, так договоримся: тащи всех пацанов ко мне! Скажешь: я приехал, зову в гости. Попробую поговорить с вашей компанией. Ну, дуй, Вовец! Корми свою бражку!
- Слушаюсь, Командир-Полка-Нос-До-Потолка! – радостно закричал Воробей и отдал Гоше честь. Он подхватил пакет и пошёл уже было, но развернулся и опять крикнул на всю округу:
- А здорово мы с тобой этих козлов уделали!
- Что ты! – отозвался клоун. – Гитлер капут!
Вовка растворился в ночи. С ним растворилась и собака.
Гоша закурил и запоздало вспомнил о коробке конфет в кармашке своего рюкзака. Подумал и решил не догонять Воробья. Он вдруг почувствовал себя донельзя разбитым…
Чтобы унять зашевелившихся в груди змей, он засвистел свою любимую битловскую «Естудей», но неприятное чувство не проходило. Так недобро родной город ещё не встречал его. Сначала кто-то стрелял в него на набережной… Потом вышла это история с беглым Вовкой…
Его вдруг заставила содрогнуться мысль, что Вовку запросто могли схватить на воровстве! В тщеславном азарте «взять публику» он рисковал здоровьем, а то и жизнью ребёнка! Он принялся клясть себя за запальчивость, а взрослых этого города за равнодушие. Как они допустили, чтобы дети бродяжничали и голодали?!. Почему они стали так жестоки?! Что сделалось с миром?!.
Ему вдруг вспомнились собственные побеги из детского дома, и старая, почти зажившая, рана опять вскрылась в его сердце. Желание иметь мать. Неутолимое желание, желание-жажда. Полжизни ночи его тянулись, полные этой адовой муки…
С годами он научился глушить в себе эту боль, но сегодня она вновь ожила в нём и пекла ему сердце…
Он поднялся и пошёл – осторожно, словно боясь оступиться. Так и плёлся, погрузившись в невесёлые воспоминания. Детство казалось ему страшной сказкой со счастливым концом.