Алый клоун
КНИГА ПЕРВАЯ
Гоша и Марго
* * *
- Гоп-гоп-гоп-гоп!..
Гибкий, словно резиновый, человечек лихо крутит серию кульбитов и сальто с пируэтами на безлюдной, залитой уходящим солнцем набережной. Только что он бежал вприпрыжку и вдруг, не сдержавшись, с блеском исполнил эффектную акробатическую комбинацию.
Со смотровой площадки раскинувшегося над рекой парка на него во все глаза уставились отдыхающие.
- Смотрите, какой там скачет мячик! – первым заметил его и сам весь круглый Толстяк в сером с серебряной искрой костюме.
- Мама! Там – дядя-поплыгун! – взвизгнул увешанный оружием четырёхлетний Кибальчиш.
- Вот же чертяка! – присвистнул явный Отставной Полковник.
Величественный вид открывается им с обзорной площадки – гигантский, во весь горизонт Город. Отсюда отлично видны его могучие корни и мощные ветви – старинные дворцы и современные небоскрёбы. Солнце плавится в миллионах стёкол. Горят позлачённые увяданием деревья. Людям кажется: в холодном огне заката пылает весь Город и небо над ним…
Маленький человечек падает на одно колено и протягивает к солнцу каучуковые руки. Смирение, мольба и жажда дрожат в этих руках…
- Он поклоняется солнцу! – восклицает Молодая Мамаша, зачем-то ловя и прижимая к себе Кибальчиша.
- Или – Городу! Город, город ты в схватке жестокой окрестил нас как падаль и мразь!.. - обнаруживается в толпе Знаток Классики.
- Э-эх, развелося всяких… - скрипит вездесущий Войлочный Ворчун. – Сумасшедших, юродивых…
Гуттаперчевый человечек мягко подпрыгивает, становится на руки и идёт, болтая в воздухе ногами. Чёрные стрелки последних птиц кружатся над ним…
- Акробат!
- Шут гороховый!
- Городской дурачок…
- Да это же наш Гоша! – вдруг говорит проходящий мимо отдыхающих Местный. Все оборачиваются к нему. Местный охотно поясняет: - Наш Гоша – известный клоун! Он часто здесь выкобенивает! Его что-то долго не было, на гастроли, верно, мотался, а вот – гляди-ка – вернулся!
- Мам, а лазьве клоуны так плосто ходят по голоду?! – удивляется Кибальчиш, ловя Гошу на мушку своего перетянутого изолентой лазера.
- Конечно! Они такие же люди, как мы.
Река наполняется расплавленным золотом. Человечек прыгает на ноги и пристально смотрит на медленно падающий диск. Вскидывает руки – в печали. Маленькая фигурка скорбит, ломается и гибнет в огне…
- Ангел Аппокалипсиса! – вздрагивает Знаток Классики. – До двухтысячного ещё семь лет, а он уже прилетел! Неужто скоро начнётся?!
- Позор-р… Натуральный ужас… - сокрушается несчастный Ворчун.
- Да как же вы не поймёте?! – пылко вступается за клоуна ещё романтическая Молодая Мамаша. – Он же влюблён! Понимаете – влюблён!
Люди смотрят на Гошу, как на двуголовое чудо.
- Да-а, есть ещё на свете счастливчики!.. – закатывает глаза, выражая общие чувства, похожий на мячик Толстяк. – Бывают же такие… - он переходит на страшный шёпот. – Любимые Богом!
Толпа погружается в смутные мысли о сущем и бренном…
Новый невидимый зритель появляется у клоуна Гоши.
Это карлик-горбун, большеголовый урод, глядящий, словно с галёрки, из окна своей комнаты, что расположена под самой крышей старинного дома у набережной. Карлик смотрит, не распахивая портьеру, а лишь отодвинув её, - он словно выглядывает из щели. Он ловит каждое движение клоуна и все они – зрелищные и органичные – наполняют его яростью и болью. Он начинает метаться по комнате, сбрасывая на пол предметы нехитрого обихода, выкрикивая:
- Проклятый клоун вернулся! Опять он ломает свою дурацкую джигу под моими окнами! Он кичится своим совершенством! Проклятый, идиотский клоун!..
Горбун всё больше походит на сумасшедшего. Он уже не жалок в своём уродстве – он жуток.
Вдруг он выхватывает из шифоньера старую охотничью двустволку и торопливо запихивает в ствол патрон. Бросает оружие на подоконник и пытается выцелить Гошу…
В глаза ему бьёт разлитое по воде солнце. Ружьё судорожно дёргается в руках. Хрипло дыша, он выбирает свободный ход курка и… отбрасывает двустволку!
Он ни за что не попадет в клоуна! Мушка скачет, словно живая!
Карлик бессильно кричит, потрясает кулаками и мечется по комнате, вновь и вновь подбегая к окну…
Вскоре воздух в парке наливается тёмной и густой силой, приобретает холод и вязкость донной воды. Люди на смотровой площадке зябко подёргивают плечами и спешат по домам. Они несут на себе тяжесть ночи. Им кажется: полчища смертельно опасных чудовищ медленно проникают вместе с тьмою в Город.
Клоун остаётся один. Но наступление ночи его не тревожит. Напротив – чувственные и порывистые его движений становятся страстными, азартными, печальный танец превращается в танец-вихрь, свистопляс, вызов!
Он выщёлкивает из петлицы курточки белую розу, подхватывает её на лету зубами и летит в безудержной, как взорвавшаяся стихия, лезгинке, ввинчивая в неё всё более немыслимые кульбиты и кубреты. Он мчится, закруживая вокруг удивлённых фонарей обрывки диковинных первобытных вальсов. Падает, поднимается и вновь мелькает в жёлтых шарах света…
Голова ближайшего фонаря разлетается вдребезги. Звук выстрела, словно рёв зверя, разносится над рекой.
Гоша замирает, изумлённо глядя на Город. На мгновенье маленькая фигурка становится жалкой, как у обиженного ребёнка…
Клоун делает быстрый «комплимент» невидимому стрелку, срывается с места и пропадает в темноте.
* * *
- Стой, Нато!
Чёрный БМВ, летящий по ночной, в огнях набережной резко тормозит и прижимается к поребрику. Сидящий за рулём бритоголовый усач с перепаханным шрамом лицом, обернувшись, вопросительно смотрит на приказавшего ему остановиться.
- Ты чего, Кларнет?
- Посмотри. Туда.
Нато опускает стекло и глядит на противоположный берег, где в кругах света мелькает маленькая фигурка клоуна.
- Ну и что?
- Смотри как он движется. Он великолепен.
Кларнет похож на студентика-муравья – щуплый, в изящных золотых очках. Обычно тусклые, невидимые за стёклами-хамелеонами зрачки его сейчас словно выныривают из глубины.
- Его убьют.
Голос Кларнета независимо от смысла произносимых им слов полон угрозы.
- Кто убьёт? – безразлично спрашивает Нато. – И за что?
Кларнет не объясняет. Он откидывает спинку заднего сиденья (ездит Кларнет исключительно сзади), достаёт из тайника снайперскую винтовку «Хеклер и Кох», высовывает в окно, приникает к оптическому прицелу.
- Эй! Ты чего задумал?! Эй!
Кларнет молчит, посвистывая от напряжения носом. Раздаётся негромкий хлопок. Голова ближайшего к Танцующему Клоуну фонаря разлетается вдребезги. Клоун замирает, глядя на Город. Затем делает быстрый поклон и растворяется в темноте. Кларнет прячет винтовку и закуривает.
- Всё. Поехали.
Нато недоумённо крутит головой.
- Я что-то не понял: ты хотел его завалить или нет?
Кларнет немигающе смотрит на своего шофёра. Усмехается:
- Мне понравился этот комедиант. Кажется, Сезанн сказал: «Я писал своего Арлекина, чтобы понять время, в какое живу». И мне очень хочется это понять. Я уверен, что в его жизни, как в зеркале, отразится, вся противоречивость нашего мира. Я бы дорого дал, чтобы знать наперёд судьбу этого собеседника ангелов и знать что в этом мире победит!.. Конечно, убийство его сейчас было б также красиво, как произведение искусства. Как же: чёрная речка-глянец, пустынная набережная, холодные фонари и в луже крови – городской Арлекин с простреленной головой!.. А над ним Город – безмолвный, угольный, осиротевший. Бр-р, гениально, мистика!.. Но я не хочу этого! Мне приятней будет жить, зная, что он скачет где-то рядом. Своим выстрелом я хотел предостеречь его, сказать ему, что он – прекрасная мишень для какого-нибудь дрочащего на весь мир хмыря. Тем более что охотник на него уже объявился. Я явственно слышал – был ещё один выстрел. Кто-то садил в него из ружья с того берега. Но, думаю, даже столь настоятельного совета наш гаёр не послушает. Потому что он – псих, как все герои и гении! Он так и будет скакать на глазах всего мира, пока его не убьют!
Нато непонимающе крякает, машет рукой и включает стартёр. БМВ срывается с места и летит дальше по сверкающему в ночных огнях Городу…