Когда в самом начале 70-х в устье Качи построили новую шашлычную, мало ко из ее посетителей помнил, что место это называлось «Старым базаром». Разве что старожилы и краеведы. Шашлычная быстро набрала популярность, впрочем, как и любое злачное заведение в те времена, поскольку из катастрофически не хватало большому и веселому городу. Уютная, удобная, почти в центре и на бережок можно выйти, природой полюбоваться – спасибо власти за щедрый подарок. Шашлыки, кстати, были неважнецкие и по утверждению остряков делали их из собачатины, поскольку в соседней Покровке и «Кронштадте» бегали и плодились своры бесхозных псов. Если даже и так. Люди шли не столько на шашлыки, сколько на пиво, которое туда, пусть и не каждый день, но завозили частенько.
В первое время в шашлычной можно было сидеть. Если приходила большая компания, занимала столик, сдвигала к нему свободные стулья, кто-то доставал из портфеля прихваченное «на всякий случай» нечто покрепче и разговаривали основательно, так что другим посетителям сидячих мест не хватало. Хозяева быстро сообразили убрать стулья и заменить низкие столы на высокие с маленькими круглыми столешницами. Пропускная способность заметно увеличилась. В хорошую погоду сполна использовалась и ничейная земля вокруг шашлычной. И стоящие поблизости заборы еще не снесенных частных домишек служили моральным прикрытием для тех, кому приспичило – народец-то непритязательный. В десяти минутах ходу стоял трест «Сибэнергомветмет» – а это монтажники, наладчики и прочая беспартийная техническая интеллигенция. Чуть дальше – мединститут с оравой с оравой недисциплинированных студентов и аэропорт с уставшими после рейса летчиками. Можно сказать, что любителям самого демократического напитка такое соседство было по душе. Разливное пиво в ту пору стоило 24 копейки, бутылочное –37, а с наценкой заведения – 40, и бутылку можно было сдать там же, в шашлычной. Правда, принимали не всегда и сдавали не все.
Возле каждой обжитой пивной точки обязательно обитал городской юродивый, которого знали по имени. На железнодорожном вокзале, помнится, хозяйничал Коля. В шашлычной прижился Сережа, плотный мужичок с густыми седыми патлами. Вроде и недоразвитый, но как-то усвоил, что стоять над душой и ждать когда освободится бутылка рискованно, за это можно было заработать окрик, чтобы не портил аппетита. Всегда выжидал в сторонке и хватал тару только после того, как ее поставят на пол. Обменяв пустые бутылки на полную, и уже с чувством полноправного посетителя высматривал свободное место за столиком. Бутылки открывали о крюки, прикрепленные снизу к столешницам. И случилось, что Сереже не повезло, попалась плотно закатанная пробка. Он прилаживал ее к крюку, дергал, а она соскальзывала. Раз, другой, третий – бесполезно, пробка не поддавалась. Даже руку поранил. Увидел кровь и захныкал. Мужчина в летной форме вальяжно подошел к нему, забрал бутылку и попробовал открыть ее обручальным кольцом, был в те годы модный трюк у самодостаточных мужиков, которых теперь принято называть «мачо», Хотел красиво, но не получилось. Тогда, уже без пижонства, попытался открыть о край стола, И снова осечка. За ним наблюдала вся шашлычная. А отступать он явно не привык. Осмотрелся, увидел дверную ручку с плоской гранью, приладил пробку возле основания и резко ударил ладонью. Пробка не слетела, но откололось горлышко. Сережа увидел, как оно катится по полу и его хныканье перешло в истеричный вой. Публика готовая засмеяться быстро притихла, а Сережа продолжал выть. Разрулил ситуацию все тот же летчик, потрепал блаженного по плечу и отдал бутылку со своего стола, демонстративно открыв ее перед этим обручальным кольцом. Как писал Евтушенко «Ссорит нас водка, братцы, пиво сближает людей». И они сближались. Всякое можно было услышать возле столиков: и горькую исповедь об измене жены, и якобы утешающее, мол, ничего страшного, я неделю как из командировки вернулся, а жену еще ни разу не ублажил: после работы сюда – мужики съехались, послушать охота и самому рассказать, домой возвращаюсь еле живой и засыпаю на диване не успев снять штаны. За одним столиком жалобы на дурного начальника, за другим – на вредную тещу, за третьим – на продажное хоккейное судейство… В общем нормальная атмосфера советской пивной.
Но продержалась шашлычная недолго. В 82 году ее снесли, а заодно с ней и деревянные домишки, стоящие поблизости. Освободившуюся площадку быстро облагородили и воздвигли на ней бюст Константину Устиновичу Черненко. Прописанных в «домах под снос» было чуть ли не по душе на квадратный метр, все они получили благоустроенные квартиры, и все равно счастливчиков было ничтожно мало по сравнению с «обездоленными» посетителями шашлычной. Лишенные любимого заведения роптали. Народ не замедлил откликнуться. По городу загуляла фраза: «Где стол был яств, там бюст стоит». Говорили, что запустил ее какой-то журналист. Намекали, что знают конкретного автора, однако, имя не называли. Времена были более менее свободными, но про срока за анекдоты еще помнили. Впрочем, эпиграф к одной из глав «Дубровского»: «Где стол был яств, там гроб стоит» знали не только журналисты.
Установка бюста нисколько не противоречила советским законам. Константина Устиновича в связи с 70-летием наградили второй Звездой Героя Социалистического Труда. Недаром же он успешно работал в молодости под руководством будущего пятирежды героя Брежнева. Но без нарушения регламента обойтись не смогли. Бюст должен был стоять на родине Героя в деревне Большая Тесь, которая к несчастью давно находилась на дне Красноярского моря. Бывшие завсегдатаи шашлычной подшучивали, что для восстановления исторической справедливости бюст необходимо перенести на законное место, только раскошеливаться на водолазов никто не хотел, да и не по карману была такая акция рядовым любителям пива. От бессилия люди частенько перестают контролировать себя и творят явные глупости. В одну из ночей на голову героя вылили ведро краски. Бюст срочно закрыли холстом, демонтировали и спрятали в краеведческом музее. В это время столицу КАТЭКа Шарыпово переименовали в Черненко. Бюст хотели перевезти туда, но пока собирались городу вернули девичья фамилию (вслед за Набережными Челнами и Рыбинском). Тогдашний губернатор Зубов подарил бюст главе администрации Новоселовского района. Выставлять его на всеобщее обозрение после ведра краски, чиновник не рискнул и держал его у себя в кабинете. Может быть, в трудные минуты советовался со старшим товарищем, как управлять районом, все-таки человек, пусть и не долго, но возглавлял крупнейшее в мире государство. Когда бури утихли было решено возвратить вождя его бывшим подданным. И народ воспринял это без возмущения, даже с гордостью. – все-таки единственный земляк сумевший сделать такую головокружительную карьеру.
А недовольные, как это часто случается, роптали не по адресу. Шашлычная была обречена. За два года до того как Черненко получил вторую звезду по инициативе главного архитектора города Демирханова начались работы по проектированию большого ансамбля на стрелке и здание КАТЭКНИИ должно было стать символом Красноярска. Честолюбивые краевые власти поддержали смелого архитектора. Стометровая свеча могла стать самым высоким зданием за Уралом. Но скоро сказка сказывается, а с делом постоянные непредвиденные сложности. Опыта не хватало. Сначала навалилась масса вопросов по фундаментам. Потом оказалось, что у нас нет крана способного поднять груз не стометровую высоту. Стали искать выход. Узнали, что армянские строители разработали поэтапную технологию монтажа высоток. Поехали учиться в Армению. Освоили, преодолели. Для сибиряков невыполнимых задач не существует. Начали строительство в 83 году, а закончили в 89. И тут началась перестройка – закончились деньги. Стройку заморозили.
В народных глубинах родилось очень точное имя для этого шедевра НЕДОСКРЕБ. И стоял этот памятник советской архитектуре зияя пустыми окнами много лет, провоцируя домыслы и легенды.
Когда КАТЭКНИИ перестал существовать дом выставили на торги. В смутные времена не до рискованных дорогих вложений. Покупатель нашелся только в 2007 году. Начал переделки под свои цели и на свой вкус. Убрал «шляпу» венчающую здание, облицевал голубым стеклом. Но и у него закончились деньги.
И все-таки выбор места для бюста был не случаен. Он должен был придавать будущему архитектурному шедевру политическую солидность. После торжественного открытия возле него по примеру крайкома, а если смотреть дальше, и кремлевской стены возле бюста были высажены голубые ели
За долгие годы строительства ансамбля рядом с «недоскребом», без лишнего шума и суеты, возник китайский торговый центр, весьма популярное место для горожан. И получилось, что голубые ели, если верить в пророчества красноярского писателя Эдуарда Русакова, у которого в рассказе «Комендантский час» левобережье Красноярска, находится на территории Китая получается, что голубые ели символизируют вовсе не кремлевскую власть. Впрочем, елки успели постареть, голубизна иголок угадывается уже с трудом, зато ржавчина отмирающих веток, как перхоть в больных волосах, становится все заметнее.