Этюды

Марина Веринчук
Как-то раз мои друзья художники собрались на этюды и позвали меня с собой.
Началось все с того, что однажды Саша, самый удачливый из всех художников на Арбате, возвращался от своего новорусского клиента из Подмосковья, пожелавшего развесить по всему дому его картины. По дороге он случайно зацепил глазом редкой красоты полуразрушенный храм, который стоял на обрыве и отражался в озере, словно в зеркале.  Вокруг плавал розовый туман, и в лучах солнца эта картина выглядела так ослепительно, так невероятно нежно, что художник вышел из машины на берег, и завороженно смотрел на пейзаж, пока солнце не село, и храм не окутали волшебные сиреневые сумерки.               
Увиденное настолько поразило Сашу, что он, будучи человеком сдержанным и малоэмоциональным – все эмоции уходили в картины – взахлеб нам рассказывал об этом, и настаивал, чтобы мы поехали туда на этюды. Я художником не была, но Саша считал, что мне, как человеку, пишущему стихи, совершенно необходимо увидеть такую красоту. Такой пыл у него мы все с удивлением наблюдали впервые, идея поездки уже засела в наших головах, и потихоньку обретала осязаемые формы.
День первый.
Поскольку все были свободными художниками и не были скованы рабочим графиком, Саша предложил ехать в четверг, чтобы к субботе вернуться и не пропустить самые хлебные дни на Арбате. Мне это тоже подходило, поскольку в выходные я проводила экскурсии по Москве для иностранцев, а на пару дней могла с легкостью взять отгулы на основной работе. Вопрос с транспортом стоял остро, потому что на всех у нас было две машины, одна из них – мечта всех людей того времени – Сашина «иномарка», которая была хорошо пожившим во Владивостоке «Дастуном» с правым рулем;  а вторая – раздолбанная «копейка» авангардиста Дениса, которую ему оставил папа, член Союза Художников. Как авангардист сможет отобразить на холсте абсолютно левитановский пейзаж, никого не волновало, как, впрочем, и самого авангардиста, потому что он видит то, «что вы в силу своих приземленных академических навыков видеть не в состоянии». Не вопрос, сказали мы, главное, чтобы вместился народ. Саша справедливо заметил, что нам понадобятся продукты и напитки. Продукты мы с подругой Галкой, «королевой акварели», взяли на себя, решили нажарить котлет и запечь «окорочка Буша», взять зимние заготовки – огурцы, лечо.  Деньгами на продукты ребята тоже скидывались, так что с этим проблем не было. С напитками было сложнее. Во-первых, их было не купить никак и нигде – все было по талонам. Кроме того, в машине Дениса ехал Юрик, талантливый художник, но имеющий трепетные отношения с алкоголем, и мы подозревали, что, если мы скинемся талонами и добудем напитки, половина из них просто не доедут до места назначения. Я поделилась опасениями с Сашей. «Зря вы доверили нести Велюрову горячительное, оно его возбуждает» – озвучила я любимую нами цитату, и Саша, как Золотая рыбка в сказке, сказал, что проблему с напитками он решит – у него повсюду были связи. Деньги в немалых количествах и полезные знакомства притягивались к нему, как железо к магниту. Словом, мы решили, что продукты поедут в «копейке», а напитки поедут в «датсуне».
Навигаторов тогда не было вовсе, как и мобильных телефонов; на карте благословенное место не было отмечено, и Саша долго и очень подробно рисовал на бумаге схему проезда, чтобы ребята никак не заблудились. Изначально мы предполагали ехать друг за другом «в хвост», но понимали, что легко можем потерять друг друга, поэтому Саша все предусмотрел.
Весь вечер мы с Галкой возились над изысками кулинарии, в нашем распоряжении было совсем мало ингредиентов, но я очень любила готовить, она тоже ловила в этом творческий процесс, поэтому с блюдами у нас получилось, как в ресторане.
В общем, все дрожало и напрягалось в нетерпении.
 В «Копейке» на этюды ехали: авангардист Денис; Юрик- неравнодушный к горячительному; хмурый пейзажист Миша, рисовавший рассветные леса как никто другой; бывший член Союза Художников Леня, выкинутый оттуда за вольнодумные высказывания; подражатель Васильеву и Глазунову старательный копиист Сережа.
В «Датсуне» ехали: Саша- символ вселенской удачи; я - с боку припеку; Галка -«королева акварели»; Зоран¬ – заблудившийся в арбатских дебрях декоратор-югослав; Андрей – высокомерный, но обаятельный парень, считающий, что он понимает про кисти и  краски лучше других.
Мы собрались с утра в четверг, подъехал Саша, королевским жестом распахнул багажник, в котором оказались батареи элитного в то время алкоголя, мы ахнули; ребята сгрузили туда свои мольберты и этюдники. «Копейка» сзади нас с погруженным в нее провиантом, фыркнула, плюнула презрительно, и газанула,  и мы все не спеша тронулись в сторону невероятного пейзажа, загадочного полуразрушенного храма, зеркального озера, плода раздумий о душе и месте в жизни; и кроме того, в сторону возможности пожить день в нормальном деревенском быту. Надо сказать, что лично я с деревенской жизнью не сталкивалась ни разу, и любое прикосновение к ней для меня было, как восшествие на космический корабль.   
В то время мы все тонули в вопросе поиска счастья, многое понимали, но вязли в безграничности вариантов построения судьбы, выбора дела жизни и поиска смысла жизни. Пытаясь вписаться во время и пространство, мы периодически терпели крушение, видя, что происходит вокруг нас, и пытаясь собрать вместе обломки постулатов, ответов, вопросов, догм и опровержений, постоянно терялись. Мы очень много читали, много знали, но ничего не могли понять в происходящем.
Одним словом, мы двинулись на этюды.
Первые полчаса мы ехали «в хвост», Саша точно помнил направление, мимо летели леса и поля, но далее совершенно предсказуемо потерялись. У Дениса с компанией, видимо, заглохла «копейка», а мы не увидели, потому что за нами был ряд машин. Часа через два наша машина свернула на дорожку, что живописно бежала сквозь сосновый лес, и, остановившись, остолбенели от красоты. Пейзаж напоминал специально придуманные декорации, как будто какой-то волшебник сотворил невероятной прелести озеро с кувшинками, по берегам посадил осоку с камышами, на одном берегу выстроил сказочный лес, а на другом – невиданной красоты заброшенную церковь. Сквозь проломы в стенах храма било в глаза золотое солнце и лучи его отражались в зеркальной воде, подсвечивая кувшинки, как китайские фонарики и бросая отблески на верхушки деревьев и декоративные камыши. Мимо плыли позолоченные облака, и тень, сошедшая с деревьев, окружала нас еле видимым фиолетовым кругом.  Мы все замерли, не в состоянии вербализировать увиденное, только Андрей побежал за мольбертом и через минуту уже рисовал. Ребята очнулись от оцепенения и принялись за работу. Из машины доносились «Времена года» Чайковского, я бродила между художниками, поднося им напитки. Когда солнце стало клониться к закату, пейзаж стал просто кинематографически красивым.  Галка закончила работу, и мы уселись на краю обрыва, потягивая шампанское и любовались небом сумасшедших красок.
– Вот, нарисуешь такое, потом скажут – фантазии художника для «красивости», - вздохнула Галка.
– Не волнуйся, дорогая, у других будет то же самое, правда, Сашина, скорее всего не доедет – ее купят уже по дороге, - предположила я.
Начинало темнеть. Мы стали волноваться за команду Дениса. Как они найдут дорогу в темноте? Ребята потихоньку складывали мольберты с этюдниками.
К нам присоединился Зоран, он держал бутылку водки, в глазах у него стояли слезы.
– Красиво, до слез, да, Зоран? – прочувствованно спросили мы.
– Вы не понимаете, девочки дорогие…У меня дома война идет, а здесь так тихо, здесь так безмолвно красиво, - сказал Зоран и закрыл лицо руками.
Он приехал в Москву расписывать стены какого-то особняка, в это время у них началась война и он остался. Не представляю, как он все это переживал, дома у него остались родители, братья и сестры, он узнал недавно, что брат и племянник погибли…
Мы обняли Зорана, а он продолжал тихо плакать. Андрей сосредоточенно курил, глядя в закатное небо. Подошел Саша и сказал:
– Так, мои дорогие друзья и подруги, вечер перестает быть томным, летает туча комаров, Дениса и компании не предвидится, предлагаю собрать наши скудные пожитки и… мимо ристалищ и капищ… идти просить пристанища у аборигенов. Встали, погнали.
Мы немножко поплутали и доехали до ближайшей деревни, постучали в первый дом со светом в окне. На стук вышел уютный дедушка, такой грибок-боровичок, Саша о чем-то с ним поговорил, они пошли в соседний дом, незаметно подтянулись еще люди. Саша протянул деньги, на что старичок презрительно хмыкнул. Потом вся процессия подошла к машине, и Саша открыл багажник.  Бесценная жидкая валюта сделала свое дело – как по волшебству, налетел народ. Нас уже вели из машины, предлагали комнаты и накрывали столы. Я очаровалась жильем у старичка-боровичка – мне была выделена спаленка с кроватью, накрытой тканым белоснежным покрывалом, с горой подушек под кружевными накидками, с кружевными же салфетками, покрывавшими все пространство – от ковра до телевизора, из открытого окра душераздирающе пахло ночным садом, стоял август, и аромат яблок витал повсюду.
Зорана поселила соседняя семья, две русоволосые дочки не отводили от него глаз, он действительно был очень, не по-здешнему, красивым парнем – жгучий брюнет с коньячными глазами и летящими бровями, к тому же иностранец.
Саша с Андреем выбрали сеновал, а Галку радостно приютила семья, выделив ей место на печке за занавеской, о чем она возбужденно кричала следующие полчаса.
Боровичка звали Григорий Степанович, а его жену – Клавдия Ивановна, они с ребятами стали накрывать стол прямо во дворе, постепенно стеклось полдеревни, все приносили свою снедь, ведь напитков у нас хватало на всех. Для меня провели мини-экскурсию – мои хозяева держали и кур, и кроликов, и даже корову, которую я видела первый раз в жизни.
Застолье было широким, Андрей с мало скрываемым презреньем высокомерно поглядывал по сторонам, Саша же, наоборот, болтал со всеми гостями с живым интересом, набросал пару карандашных портретов, потом любовно унесенных в дом хозяевами, ему тут же предложили ночную рыбалку и поездку по округе, от чего он благоразумно отказался, ибо уже принял на грудь. Зоран ел все подряд и вспоминал дом своего дедушки, Галка млела от впечатлений, а я уже была готова пойти спать. Краем уха я услышала, что в деревенском клубе будет дискотека, и наши художники собрались пополнить свои впечатления местной экзотикой. Я попрощалась со всеми, и нырнув в свою спаленку, провалилась в счастливый сон, в котором сменяли друг друга картинки деревни, храма и озера, надменного Андрея, счастливой Галки, рисующего Саши и войны в Югославии.
День второй.
Проснувшись поздно утром, я узнала от своих хозяев, что ребята вчера на сельской дискотеке героически отбивали красотку Галку от местных донжуанов, при этом Саша и Зоран были настоящими рыцарями, а вот Андрей  испугался, и не стал поддерживать друзей в неравной схватке, он сделал вид, что был нетрезв и ретировался в сторону дома. Однако конфликт был быстро исчерпан, так как Саша открыл волшебный багажник и призвал окончить дело миром. Увидев содержимое, аборигены мгновенно забыли о Галке и обо всем остальном.
Придя на сеновал и обнаружив там спящего Андрея, Саша с Зораном потребовали ответа, на что Андрей томно ответил, что все происходящее он воспринимает, как рисунок жизни, который дается художнику для осмысления и не более, на что ребята указали ему четкое направление в нелитературных выражениях, а также его место в этих направлениях.
- Что он Гекубе, что ему Гекуба? – сонно пробормотал Андрей и попросил разбудить его завтра к рыбалке.
- Редкий фуфел, - резюмировал Саша.
- Не наш человек, - откликнулся иностранец Зоран. 

Отправившись утром на рыбалку, в соседней деревне Саша обнаружил «копейку» Дениса и нашел потерянных товарищей.  Ребята обрадовались Саше, как будто совершили полет на Луну, и только что вернулись. Денис рассказал, что только к ночи они смогли добраться до деревни, и обменять наши с Галкой кулинарные изыски на огромную бутылку самогона у местного умельца. При этом, «окорочка Буша» с «киевскими котлетами»  пошли на ура, а вот овощи и домашние заготовки, любовно сделанные нами, никак не желали обмениваться, потому что у местных жителей своих было заготовлено на пять лет вперед.  В результате Миша, скромный пейзажист, отравился и был отправлен в местную больницу. Саша, Зоран и Галка присоединились к поредевшему отряду «копейки» и отправились проведать потерпевшего. Миша лежал практически один в полупустом лазарете, есть ему было нельзя, он похудел и осунулся.
- Ребят, вы поезжайте, я с Мишкой побуду. – сказала Галка.
- Мы вернемся скоро, - пообещал Зоран.
Перебазировав остаток группы в нашу деревню и рассказав старикам о Мишином нездоровье, Саша первым делом организовал жилье товарищам, а затем отвез Дениса, Юрика, Леню и Сережу к волшебному месту этюдов. Все взахлеб делились впечатлениями от произошедшего и увиденного, такого путешествия у нас еще никогда не было.
Тем временем Клавдия Ивановна накрыла стол нам с Андреем и пошла варить кисель и бульон для болезного Мишки. В этот момент зашел сосед и спросил, нельзя ли ему продать нам иконку, потому как он неверующий, а она, мол, лежит и пылится. Глаз Андрея загорелся нездешним светом.
 - Сколько хотите выручить? - спросил Андрей, стараясь не звучать слишком заинтересовано.
- Дождитесь Сашу, он специалист по иконам, - встряла я, подозревая подвох со стороны Андрея, но он уже шел за соседом в дом. Мне это не понравилось.
Когда Саша вернулся, я рассказала о сделке, и он оказался у соседа ровно в тот момент, когда Андрей отсчитывал деньги.
- Дядя Илья, икона должна остаться в доме, здесь ее место, - сказал Саша твердо, пытаясь остановить происходящее.
-  Ой, да на что она мне, продал и ладно! – облегченно вздохнул сосед.
Саша поймал Андрея за руку и тихо сказал: «Ты совсем совесть, что ли, потерял? Она в три раза больше стоит!»
- Я отдал все, что было, на электричку только оставил, я уезжаю,- отрезал Андрей.
 - Нужно вернуться и доплатить! – горячился Саша.
- Понятна твоя злость, товар прошел мимо кассы! – засмеялся Андрей.
- Я никогда в жизни не поступаю так! – сказал Саша, сдерживая ярость.
Мы взяли кисель, бульон и сухари и поехали в больницу к Мишке. Галка порхала по палате, нарвала полевых цветов, заварила крепкий чай, и, казалось, мы были совершенно лишними, потому как пара словно очертила себя меловым кругом. Было видно, что им никто не нужен.
- Врачи сказали, еще пару дней надо побыть, - сообщил Миша
- Я с тобой! – легко откликнулась Галка.
- Как обратно, Галюнь? – спросила я
- А! придумаю что-нибудь! – отмахнулась Галка.
День третий.
Почти весь день, за исключением двухразового посещения больного Миши, мы провели на этюдах. Кроме волшебного озера с храмом, нам показали хрустальный ручей, где «рыба клюет с руки», сосновый бор, который словно сошел с картин Шишкина, бескрайнее поле, над которым заходило солнце. Красота вокруг была необыкновенная! Когда я украдкой смотрела на холсты, то видела, что Сережа все также копирует Васильева и Глазунова, У Дениса на фоне небрежного озера и условного леса по всему периметру шла надпись углем: «Мы потеряли Россию!», припечатанная бычком от Мальборо, посаженным на клей. Следующая работа изображала мутный ручей (хотя, клянусь, он был хрустально-чистым), в котором плыла мертвая рыба, к холсту была прикручена ржавая ручка из гаража аборигенов и сучковатая палка. «Вот и все, что осталось» - гласила надпись.
- Дэнчик, далеко пойдешь! -смеялись мы.
- А что, иностранцы любят, Мариш, ты мне переведи, по-английски напишу все, будет круто. – любовался Денис своими нетленками.
- Податься, что ли к авангардистам? – решал вопрос бытия Леня.
- А что? Подайся! Фигли там – намалевал пятна мерзкого цвета, прикрутил палку, вот и шедевр, - комментировал Саша.
- Кружок очумелые ручки, - подтвердит Юрик, - поделка уровня детского сада.
- Не поделка, а инсталляция, - возразил Денис.
- Ну как угодно назови, но к искусству это имеет весьма опосредованное отношение, - резюмировал Саша, в картинах которого ветви деревьев и кувшинки сами собой сплетались в невиданный узор, из них росли руки женщин, а храм оказался стекающим  в пруд песочным замком.
Зоран, который был равен самому себе в своих работах, периодически вздыхал, как же все прекрасно, лишь бы войны не было…
День четвертый.
Мы не могли уехать без Миши, его должны были вот-вот выписать. За это время мы почти сроднились с нашими хозяевами, долгими вечерами они рассказывали нам о своей жизни, а мы им – о своей. Клавдия Ивановна научила меня вязать крючком салфетки, я кормила кур, а Зоран показал класс в умении доить корову, чему мы аплодировали стоя.  Денис, к радости местных жителей, забирал для своих инсталляций всю рухлядь из их сараев. То есть, мы совершенно органично вписались в местную жизнь. Нам накрутили яблочных компотов, а мы подарили всем жителям их портреты.
Когда выписали Мишку, было понятно, что у них с Галкой теперь любовь, они счастливо держались за руки, сияли глазами, и не замечали остальных. «Ну хоть не зря съездили, - думала я, - а то эти малахольные еще пять лет бы играли в гляделки».
Вместо запланированных двух дней мы остались на волшебном озере вдвое дольше. Сердечно простившись со ставшими нам дорогими жителями, мы обещали приезжать, прослезились, и направились в сторону Москвы. Перед отъездом Саша зашел к дяде Илье и отдал деньги, которые, по его мнению, стоила икона.
Когда мы подъезжали к городу, потрясенно наблюдали нескончаемые колонны танков, движущихся в направлении Москвы. Мы ни секунды не могли понять, что происходит, и строили различные гипотезы.
- Ребята, все понятно, это война! – шептал белыми губами Зоран.
А завтра в нашей многострадальной стране начался политический переворот, который получил название августовского путча.
 Вот такие у нас получились этюды.