УНИСОН СЫРОВАРЕНИЯ
1 часть
Старик Михеич застегнул мотню. В сиреневом небе скользил косяк журавлей. Где-то стучал движок. От реки пахло травой и туманом; Михеич мечтательно улыбнулся, вперив мутный фосфоресцирующий взор в небо. Сами собой слагались в уме строки: «На холмах Грузии туманной». На душе было покойно и спирто-водочно. Внезапно он услышал какой-то свист. Звук придвигался с чудовищной скоростью. Михеич, зажав руками карман с флягой мальвазии, завалился на землю.
Свист был уже рёвом, громом, чёрт знает чем. В небе, вскинутый дьявольской силой, закувыркался комбайн. У Михеича унесло поддёвку и новые хромовые сапоги, за которые он в молодости отдал корову. Изрыгая проклятия, он покатился по земле, напряженно высматривая в клубах пыли блеск подошв.
Кричать и просить о помощи было некого: Михеича притиснуло к дереву, и тут он увидел то, от чего по позвоночнику побежали струи пота: в почти чёрном от пыли и колосников небе, пронеслось что-то, напоминающее титанический помидор. Нечто, заслонив небо, с глухим карканьем выкинуло из-под себя шесть пар лиловых подштанников …
2 часть
В селе Верхний Алдан все уже слышали диковинные байки Михеича, впавшего в манию величия. Слышали, но не верили: человек-то был регулярно употребляющий. Люди земли привыкли больше верить делу, чем слову, поэтому нудными зимними вечерами они посещали окрестную Эколь Нормаль, где, вышибленный из бухгалтерии за мазохизм, Пров Красноногов поражал остолбеневших от махорки и эстетизма односельчан, могучими икроножными мышцами, демонстрируя фрагменты из Родена, драпируясь в чёрное фильдепёрсовое анархо-синдикалистское знамя, чудом уцелевшее от развитого в округе самогоноварения. Вот почему не нашёл Михеич среди соседей и много шире ни одного чуткого человека, способного уловить в облаках рейнвейна мощные очертания события, которому суждено было всколыхнуть мир. И быть бы ему до конца дней своих непризнанным апостолом первача, эдаким чудаком, блажным старикашкой, если бы в далёком Эгейском море не произошли не менее странные события …
3 часть
Элегантный пакетбот «Санкта Онанья» совершал прогулочный рейс по Эгейскому морю. На верхней палубе задумчиво полулежал в шезлонге среднего роста широко плечий человек с приятным открытым лицом. Лишь пристальные серые глаза и неприметный шрам на поджелудочной железе обличали в нём бывалого человека. Любой грамотный житель Пиренеев без труда узнал в нём французского коммерсанта и…ошибся бы. Прямо скажем, это был сержант Е. За долгую и беспорочную службу он никогда не отдыхал. Отдыхали за него люди, с которыми он имел дело. Отдыхали они довольно долго, настолько долго, что некоторые, упоённые покоем, не хотели возвращаться с курортов, где, облаченные в полосатые хитоны с изящными браслетами на запястьях и щиколотках, они пилили дрова, с гневом вспоминая свою прежнюю жизнь и громко восхваляя педагогический такт сержанта, помогшего им встать на пра – вильный путь. В этих неусыпных трудах суровое сердце сержанта лишь однажды попросило отдыха. – Хочу немного рассеяться, – тихо сказал Е. – В Акрополь тянет.
Через три дня он был в Греции.
4 часть
Начальнику отдела социальной гигиены Западного Алтая от старшего вернеалданской поймы М. И. Рабиновича: – Совет пострадавших от тирании Зелёного Хурулдана обращается к вам с настоятельной просьбой по поводу непонятного поведения известного вам бывшего спиртоноса – добытчика Михеича, который занимается гнусной дезинформацией, распространяя слухи о каких-то марсианах в синем трико. Опрошенный Советом, Михеич предъявил две сильно поношенных майки со следами менструальных выделений оранжевого цвета. На майках вытканы клинописные призывы соблюдать межевое право шумеров. По нашей оценке шрифт относится к 44-ой династии Ура Халдейского. Одна из маек, как показало следствиe, принадлежала местной пророчице Секлетее. Приведенная к столу заседания Совета, Секлетея симулировала недержание мочи, в результате чего заседание отложено. Михеич же, расклеив по долине подрывные листки, скрылся в неизвестном направлении. Общественность просит разобраться в вопросе о марсианах, а то некоторые уже три недели скупают соль и баранки, под предлогом неврастении.
5 часть
На верхней палубе было холодно. Порывистый ветер подымал свинцовые валы. Дамы в салоне внимали остроумной светской болтовне господина Е. Одетый в изысканный фрак, он с одинаковой лёгкостью занимал соседок, одна их которых никогда не была дочерью итальянского посла, другая, напротив, являлась любовницей суданского паши, а третья – просто знакомой воронежского дворника Агафьей Комаровой, знатной сборщицей мухоморов на предмет экспорта в далеко недружественные ближневосточные страны. Всё было очень мило: салон, обставленный с почти княжеской роскошью и присутствие очаровательных соседок делало непогоду желанной. Выключив верхний свет, г-н Е. рассказывал страшные истории о змеях, которых он ловил в Северном Калимантане. Оживлённо жестикулируя, он задел тугой сосок соседки слева и хотел было извиниться, как получил такую оглушительную оплеуху, что пробил туловищем стенку салона и покатился по безлюдной палубе. Корабль накренился, и лишь обезьянья ловкость спасла г – на Е.: он повис на якорной цепи.
Напрягая силы, Е. начал медленно подтягиваться, обдаваемый ледяным дыханием моря. Кричать он не стал, да это и не смогло бы ему помочь, так как в нескольких десятках метров от пакетбота поднялся огромный столб воды и пара, и на корабль стала набегать исполинская волна. Испустив отчаянный крик, Е. разжал загорелые руки…
6 часть
(Написана при участии ЭДУАРДА РОГОВА)
Уже 8-ой день безжалостные вольфрамовые валы Эгейского моря угрюмо взбалтывали роскошную плоскодонку «Сан – Гигиена», принадлежавшую туристскому бюро «Христопонос Грыжос». Вконец ошалевшие от непреодолимого противоречия между передовым мировоззрением и морской пучиной, туристы вяло восторгались мужеством капитана, который с усердием фининспектора, прокладывал по измазанной гуталином карте путь из Эгейского моря в Целебес, минуя Калугу. Лишь один из пассажиров сохранял в эти трагические минуты портмоне и второй том Канта, которым он приветливо отгребал своих земляков, судорожно вихляющихся в приступах ностальгиии из-за отсутствия огуречного рассола, столь непростительно контрастирующих с присутствием горячительных напитков.
Его, одухотворённое большой зарплатой лицо, страдальчески морщилось, когда очередной соотечественник, ожесточенно курлыкая, с тихим шелестом выплёскивал в ничего не подозревавшую стихию отдельные фрагменты утреннего меню. Стороннего наблюдателя поразила бы удивительная в условиях отвалившегося рулевого колеса и явной нехватки спасательных жилетов метаморфоза, происходившая с теми, на ком останавливался его незамутнённый фотомонтажем взгляд: люди, безвольно отводя игриво перекатывающиеся по палубе паровые котлы, добросовестно светлели подмышками и, тепло отзываясь о трудолюбивом и талантливом близлежащем народе, выражали озабоченность наглой экспансией сиамских мериносов, бессовестно обманутых эскимосами при обмене 4 – х чесночных головок на комплект оборудования для пензенского вытрезвителя. Наконец, валы, лизнув в последний раз дублёную мошонку боцмана, ушли в неизвестном направлении. Обладатель кристаллического взора лихорадочно заносил на манжетах результаты волеизъявления, как внезапно что-то жёлтое капнуло ему на голову. Невыразимая мука отразилась на его, видавшем гибель Помпеи, черепе. Сверкнув асфальтовой пломбой, он выхватил из-за голенища трёхрядку и, криво усмехаясь, издал зловещий хрип. Тотчас же четверо молодцов в гороховом пальто выбежали из трюма. Их лица были смяты, как неубранная три месяца постель конкубины председателя профсоюза горняков саванн Нубии. Страстное конспектирование Ломброзо оставило на их багровых носах неизгладимый утюгом след. С одного свисал элегантный галстух, одетый поверх штиблет, другой заботливо поддерживл колеблющийся кобчик соседа, третий мгновенно дематерилизовался в подсвечник, четвёртого не было. Несколько минут прошли в скорбном молчании. Механик чинил секстан, повреждённый ретивыми сектантами – трясунами при переходе через Беловежскую трясину. Внезапно он почувствовал непонятное томление в области, расположенной значительно ниже поясницы. Обернувшись, он заметил, что на него указывал жёлтым указательным ногтем человек с оловянными глазницами. Через секунду, спелёнутый портянками, с фиолетовой простатой, он катался по палубе, с молниеносной быстротой подписывая наветы, протоколы и ответы на письма далеко не уважаемых адресатов …
7 часть
С некоторых пор жители Афин с любопытством, достойным лучшего применения, следили за ожесточённой конкуренцией чистильщика обуви Ли – Мона у подножья Парфенона с местными ваксологами. Ли – Мон аккуратно приходил в пыльный скверик к восходу, а покидал его к закату солнца. Туристы не скупились на чаевые, ибо он с непостижимой скоростью натирал ботинок до такого блеска, что в нём отражалось величественное творение Иктина и Фидия. Этим обстоятельством пользовались пожилые – они фотографировали вид Парфенона, так сказать, не отходя от складного стульчика китайца. Озлобленные конкуренты пытались абстрагировать Ли – Мона, кидая в него с утёса всякую гадость, но он, не поднимая головы, бешено манипулировал худыми руками. Ни один специалист по гренландской орфографии не смог бы ничего прочесть на согбённой спине мастера 11-ти щёток. Но однажды непроницаемое лицо Ли – Мона покрылось мертвенной бледностью: на ящике стоял коричневый ботинок с янтарной пряжкой в виде совокупляющихся фламинго …/ рукопись обрывается
Рига,1963