4.
Женька общительная, весёлая, подруг у неё - по всему Пятигорску. С подругами она не только развлекается; у неё с ними какие-то "дела" - а какие. она никому не рассказывает. Бывало, что она домой аж вечером возвращается: то к одной подруге забежит, то к другой. Всё эти самые "дела". Сурен приходил искать её у нас, и они с тётей Асей вместе ругали Женьку. По-армянски ругали; но я по звуку речи понимала, что тётя Ася на стороне Сурена. Однажды только, когда Сурен при мне, при тёте Асе отвесил Женьке пощёчину, тётя Ася наругала Сурена. Потому что и правда, это уже ни в какие ворота - руки распускать. Я и сама тут готова была вмешаться. Тем более, Рубенчик заплакал и вцепился в ноги отцу. Сурен что-то выкрикнул по_армянски, подхватил Рубенчика и выскочил на улицу. Тогда тётя Ася стала снова Женьку ругать. Сначала Женька отвечала ей по-армянски, а потом стала вставлять русские слова.
- ****ки? Какие ****ки, мама? Ты посмотри, разве в такой юбке на ****ки ходят? В таком белье - она задрала юбку и показала свои старые, застиранные панталоны, - вот в этом на ****ки ходят?
Тётя Ася отвечала ей по-армянски...
Я не знала, что мне делать. Просто удрала из дома, пошла бродить по улицам, чтобы успокоиться... Не выношу, когда дорогие мне люди бранятся между собой.
На улице было темно, пасмурно. Дождик собирался.Я прошла до рынка. Рынок уже был закрыт. И пышечная тоже. Да у меня и денег-то на пышечную не было... Зато погуляла...
Когда я вернулась, дома было тихо. Дома одна тётя Ася была; да у Лиды окна светились.
- Наташа, - сказала тётя Ася таким голосом, точно ничего и не было. - Тебя Серёжка искал. У него там задачка не получается. Ты бы зашла, помогла...
Я - с удовольствием. Зашла помогать - меня за стол усадили, накормили вермишелью с жаренной колбасой. Мы с Серёжкой разобрали задачу, и я пошла зубрить свои диалоги...
Чаще всего Сурен и Женька ссорились из-за бабки. У Сурена была бабушка, которую Сурен очень любил, а Женька ненавидела. Как-то мы с Женькой заходили к ним, не помню уж, зачем; и я её увидала. Да и дом их увидала. Ничего хорошего: кругом тряпки какие-то разорванные валяются, пахнет ужасно; а на тахте, покрытой вытертым ковром, сидит старуха, похожая на ведьму. Глаза у неё тусклые, седые волосы из-под платка на лицо свисают, нос загнут вниз, а морщинистый подбородок, измазанный чем-то жёлтым, тянется к носу. Женька вошла, руками всплеснула:
- Ну вот опять!.. Ах ты, сука старая! Ведь часа три назад я всё прибрала, а она опять... Она ведь это всё нарочно, мне назло... Она ведь и в уборную не ходит, только на ведро - а я выноси... И всё это - мне назло! А Сурену она милей жены и сына!.. Пойди, Наташа, с Рубенчиком погуляй, пока я тут приберу...
Да-а... Понятно, почему Женьку в свой собственный дом не тянет... А Сурен говорит:
- Это так только кажется, на посторонний глаз. А на самом деле лучше моей бабушки нет никого! Я в войну без родителей остался, вроде Рубенчика был. Она одна меня растила. Она да коза - у нас коза была, после войны умерла... Так моя бабушка её в горах пасла и доила, молоком крапивный суп разбавляла.Она на плечах, на своих плечах хворост из лесу носила, продавала, чтобы меня кормить. Идёт, козу ведёт, на плечах вязанка с хворостом, а я за край передника держусь... Вырастила, в школе выучила. А Женька на неё кричит!..
У бабки при виде Сурена в глаза возвращалось осмысленное выражение. Она тянулась его обнять и бормотала что-то ласковое. Я только улавливала:"Лява, лява хохан... лява хохан..." Сурен подхватывал её на руки и выносил на улицу, на скамеечку, где солнышко. Женька только сплёвывала в сторону и материлась тихонько.
А мне их всех было жалко - и Женьку, и Сурена, и его безумную бабушку. Героическую, в сущности, бабушку...
Я с Женькой очень подружилась. Может быть, потому, что у нас разница в возрасте была небольшая - лет на пять, быть может. У меня сестра того же возраста. И ещё у меня на Гора Посте появилась подруга Соня, одноклассница Женьки и Сурена. Нам с ней, к тому же, было, о чём поговорить. Соня любила читать, стихи любила, даже мои. Она говорила мне:
- Ты ведь и вправду поэт. Не потому, что можешь в рифму писать - это многие могут. Я и сама могу, в школе ни одна стенгазета без моих стихов не выходила. А ты потому поэт, что видишь, чего другие не видят. Или видят, но не замечают.А ты вот видишь - и выговариваешь. Ты вот пишешь: "Я опоздала на праздник вечера, который празднуют все..." И это - точно, как со мной бывает, когда я вечер провожу в одиночестве; а откуда-то музыка... Или вот у тебя: "Сегодня город был средневековым - но не тогда, когда звонят трамваи и тянутся машины без конца; а вечером, когда проснулись звёзды, и все сады вокруг, благоухая, открыли почек юные сердца..." И вот, ты написала, а я увидела. Это точно про наш Пятигорск. И я думаю: вот чудеса! Я ведь и раньше всё это видела, но как-то не замечала. Почему это? Потому, что ты - поэт!"
Представляете, как смущали и радовали меня такие её речи?
И ещё я любила с Соней ходить в парк слушать лягушек. В парке был заросший пруд, там жили замечательно звонкие лягушки, не хуже соловьёв. Хоть им и не время петь, не весна ведь, но они пели.
- Это из-за погоды, - объясняла Соня. Погода такая хорошая стоит, что они сезоны перепутали.
Соня знала. Соня разбиралась и в зоологии, и в биологии, и в химии, и даже немного в медицине. Она же в Фармацевтическом училась. Не доучилась, правда: у них папа умер; говорят,из=за ран, полученных когда-то в войну, на фронте. А у Сони два братика было и сестра. Вот она и пошла работать. Маме бы одной их было не поднять... Она в кафе работала, которое в городе, в центре. Хорошее место: и зарплата, и еду кое-какую домой приносила.
(Продолжение следует)