Красивая пара

Мак Овецкий
—  ...Я сижу на Крайнем Севере, кукла Лена, чтобы иметь возможность содержать тебя. По этому поводу про тебя педофильский стих даже есть.
— Про меня!? Какой еще стих?

Я маленькая девочка,
Играю и пою.
Я Сталина не видела,
Но я его люблю.

— Так вот, как и всем евреям, мне так хочется иногда почувствовать себя Сталиным... В этом смысле я очень похож на своего папу (см. картинку над текстом)
А вот без тебя, кукла Лена, мой путь будет недолгим и плачевным.
— Угу, умеют же евреи говорить то, что люди хотят от них услышать. А оно тебе надо? Вот уж действительно, евреи не способны решить даже самую мелкую проблему, не создав при этом несколько новых, значительно более серьезных. В тундру его из-за этого занесло. А так бы жил себе припеваючи, как сыр в кашерном масле бы катался.
— Надо. Добровольный отказ от непримиримой борьбы за удовлетворение своих сексуальных потребностей быстро сведет меня в могилу. Это я тебе и как бывший врач, и как недоучившийся раввин говорю.
Потому что для еврея это смерть. Как для гончей собаки жить в тесной городской квартире. Против природы не попрешь. Застрял бы попой в унитазе, придя домой с пляжа, или случилось еще что-нибудь в этом духе.
Если бы это было не так — я бы сейчас жил в Израиле и каждый бы день ходил по набережной.  Потому что евреи, кукла Лена, очень любят разные умственные активности и короткие повседневные прогулки.
 А тебя, кукла Лена, что возле меня держит кроме большой ко мне любви?
— На первый взгляд, это мое решение действительно выглядит удивительным. Но, при внимательном рассмотрении... Да денег попросту нет! Сын ходит в третий класс, мама все время болеет. Будучи продажной жениной еще до встречи с тобой, я привыкла к тому, что мужчины мне врут и меня обижают. Ты тоже, как и все евреи, врешь мне непрерывно, причем просто так, из любви к искусству. Но, при этом, никогда не обижаешь.
— Правда не обижаю? А мне казалось, что израильская военщина, которая не чурается никаких методов... Наша соседка, старая коммунистка, к примеру, всегда была возмущенна вероломным поведением ЦАХАЛа...
—   И лицо его сразу просветлело, посмотри на себя в зеркало... Ты хоть и зависим от алкоголя, но не избиваешь меня целенаправленно. А это у нас, в деревне под Рузой, дорогого стоит. Так, иногда по попе шлепнешь, чисто символически. Но и это, конечно, лишнее.
— Это тоже очень еврейская черта, кукла Лена. Атаковал свою жертву в хлеву и долго тряс перед ней пенисом — так евреи себя не ведут. О чем неоспоримо свидетельствует долгое отсутствие пятен на Солнце.
И вообще, евреи очень бережно относятся к самому дорогому, что у них есть.
— Как и ко всему остальному.
— И вообще, кукла Лена, мы с тобой красивая заполярная пара
— Угу, которое, в полярной ночи, гордо несет знамя...
— Ты — диво как хороша собой. И я — заслуженный ветеран, ныне непреклонный борец с сосульками. Говорят, нас даже подрастающему поколению в пример ставят.
— Ну еще бы! Подрастающее поколение всегда жаждет разврата.
— Ты, кукла Лена, неправа. Ничто так не развращает женщину, как финансовая независимость. Все страсти, интриги и козни бушуют только от этого. И наоборот. А, так как, в плане денег, ты зависишь от меня полностью — то ты, де-факто, являешь собой эталон целомудрия. Так что в пример заполярной молодежи нас ставят правильно.
— А ты что, хочешь, чтобы я от тебя гуляла? Новый Уренгой — город небольшой, все друг друга знают. Схожу раз налево — тебе донесут на завтра. Мои объяснения, что это невинный эпизод, который никак не может свидетельствовать о всей степени моего разложения, тебя не убедят, я тебя знаю.
— Это просто эротический цугцванг какой-то, честное слово.
— ...И ты меня выбросишь как драную кошку. А ты, конечно, тоже не истекаешь деньгами, но все-таки...  Тяжелый выбор — купить сыну ботинки, маме теплые трусы к началу осенне-зимнего сезона, или — они пока обойдутся. А куплю ка я лучше картошку или макароны... Эта морально-этическая дилемма, пока я живу с тобой, передо мной все-же не стоит.
Так что без тебя буду после этого делать? Сны про деревню под Рузой и про гусей, что там ходят парами, мучат меня не так чтоб очень уж сильно, скажу тебе по секрету. А так — кто мог быть угрозой, стал добычей...