36 На пути к свободе

Леонор Пинейру
Quid est enim libertas? Potestas vivendi, ut velis*

Я окончательно выздоровел около месяца спустя. Корабль в Лиссабон, за каюту на котором я заплатил, давно уже шел по Атлантическому океану. Однако я не сожалел о том, что меня не было на борту. Я не перестал скучать по родине, но теперь моя жизнь изменилась: Бразилия больше не была для меня чужой, напротив, я считал, что моя судьба связана с ней, потому что неотделима от судьбы Анны.

Оказавшись на волоске от смерти во время болезни, я точно заново родился, когда Анна вернула меня к жизни. Теперь я не боялся своей любви к ней, потому что больше не считал, что эта любовь обречена. Я понял, что должен приложить все усилия, чтобы позволить ей восторжествовать, и во мне пробудилась непреодолимая жажда действовать. Моя цель заключалась в том, чтобы преодолеть преграду, которую общество выстроило между мной и Анной. Для достижения этой цели я должен был даровать Анне свободу.

Чтобы освободить ее формально, нужно было дать ей вольную. Согласно римскому праву , которое я изучал в Коимбре, рабы не считались людьми: «servi res sunt»**. Когда господин освобождал раба, тот будто бы появлялся на свет во второй раз – рождался для общества.

«После того как я дам Анне вольную, – думал я, – для нее начнется новая жизнь. Для нее и для меня, ведь я тоже получу свободу: окончательно освобожусь от внутренних противоречий, так мучивших меня прежде».

Но одной только вольной было недостаточно, чтобы Анна обрела полную свободу, без чего невозможно было наше счастье. Я желал, чтобы перед ней открылись самые широкие горизонты, поэтому решил, что должен дать ей все необходимые для жизни знания, а также сделать все возможное, чтобы общество ее приняло. Я понимал, что добиться этого будет очень трудно, но верил, что у меня хватит сил осуществить задуманное и сделать Анну счастливой.

Весь этот план сложился у меня после долгих размышлений, к которым я вновь и вновь возвращался, пока выздоравливал. И вот, наконец, восстановив физические силы и душевное равновесие, я был готов действовать.

Первым шагом на пути к освобождению Анны была вольная. Поскольку никогда прежде я не составлял подобного документа, я обратился за помощью к Тьяго. Стоял полуденный зной, который управляющий, как обычно, пережидал, лежа в гамаке под навесом и наблюдая за всем, что происходит в имении. Заметив меня, Тьяго вылез из гамака и подошел ко мне.

– Извините, что потревожил вас, Тьяго. (Мне, правда, было неловко.)

– Что вы, господин Паулу! Я к вашим услугам.

– Я хотел бы поговорить с вами насчет составления одного документа…

Когда мы прошли в кабинет, Тьяго пояснил мне, что обычно вольные грамоты
составляются лично господином для каждого раба, которого он хочет отпустить. Как правило, господин указывает имя раба, его происхождение и, если известно, возраст. Затем перечисляет условия освобождения невольника, а также поясняет причину, по которой его отпускает.

– Кроме того, вольную следует заверить у нотариуса, чтобы она имела юридическую силу. Вы можете сделать это через доверенное лицо, – добавил Тьяго.

– Нет, Тьяго. Этим вопросом я займусь сам.
Должно быть, управляющий догадался, кому я хочу дать вольную. Во всяком случае, он нисколько не удивился, когда я попросил его назвать происхождение и возраст Анны.

– В Бразилию ее привезли с Невольничьего берега Мина, – ответил мне Тьяго. – А вот, сколько ей лет – этого я вам сказать не могу, потому что не знаю. Она и сама не знает. Когда Антонио де Фигейредо купил ее, она была еще совсем девочкой. На вид лет одиннадцать-двенадцать. Если хотите, я могу посмотреть в старых хозяйственных книгах, но навряд ли там есть то, что мы ищем.
Я все же настоял на том, чтобы Тьяго нашел хоть какие-то записи насчет Анны. Мне было важно составить вольную надлежащим образом, чтобы затем ни у кого не могло возникнуть сомнений в ее подлинности.

Пока Тьяго искал, я выбрал хорошо наточенное гусиное перо и достал из стола чистый лист бумаги. Наконец, Тьяго отыскал запись, сделанную рукой Антонио де Фигейредо: «1743 год (день и месяц не читались) – куплена рабыня Анна Мина, служанка в дом».

– Как я и говорил: Мина, то есть с Невольничьего берега. А больше ничего не сказано.

– Что ж, возраст придется пропустить… Как бы то ни было, спасибо, Тьяго! Вы мне очень помогли!

– Не благодарите, господин Паулу, – ответил он, а затем, поставив на место последнюю из толстых хозяйственных книг, добавил. – Все-таки немного жаль, что вы отпускаете Анну. Хорошая у нас была работница. Здесь ее будет не хватать.
Сказав это, он вышел. Тогда я не придал значения его словам. Оставшись в кабинете один, я написал вольную, которая получилась весьма лаконичной:

«Я, Паулу Гомеш, безоговорочно дарую Анне Мина полную свободу в благодарность за спасение моей жизни.
14 октября 1752 год,
Ларанжейрас,
капитания Минас-Жерайс,
Бразилия».

Утром следующего дня вместе с Тьяго я отправился в Вила Рику. Когда мы выехали из имения, небо было ясным и чистым. Солнце золотыми лучами разливалось над долинами и холмами. Мое сердце ликовало, наполняясь радостью еще более яркой, чем то утро: «Сегодня я и Анна вместе начнем новую жизнь! Отныне мы будем счастливы!»
Наша повозка остановилась около дома, где находилась контора нотариуса. Прочитав вольную, нотариус привычной рукой поставил на ней печать, сделал необходимые записи в своей книге, в которой попросил меня расписаться, и после того, как я оплатил его работу, вернул мне заверенный документ.

Выйдя из конторы, я еще раз перечитал вольную. Мой взгляд остановился на печати нотариуса, и я подумал: «Теперь Анна по закону обрела свободу. Теперь она в праве самостоятельно принимать решения».

Вдруг мне вспомнились вчерашние слова Тьяго, и тогда в голове у меня мелькнула мысль, поразившая меня, как молния среди ясного дня: «Что если Анна решит навсегда покинуть Ларанжейрас?.. Весь мой план был составлен одним только мной. А примет ли его Анна? Захочет ли она связать свою жизнь с моей?»
Посмотрев на меня и заметив читавшееся на моем лице замешательство, Тьяго спросил:

– Что такое, господин Паулу? В документе ошибка? Давайте вернемся к нотариусу, чтобы он её исправил.

– Нет, Тьяго, в документе все верно, – ответил я. Мои мысли были далеко.

«Может быть, я только выдумал, что Анна питает ко мне ответное чувство? Что если она спасла меня не из любви, а из сострадания ко мне? Что если она уйдет, и я ее потеряю?» – когда я сел в повозку, и мы отправились в обратный путь, эти вопросы продолжали кружиться у меня в голове, словно рой ядовитых пчел. Поддавшись беспокойству, охватившему мою душу, некоторое время я провел в полной растерянности.

«Как бы то ни было, сегодня я вручу Анне вольную. Я должен освободить ее. Иначе быть не может, – подумал я затем. – Обретя свободу, Анна получит право сама распоряжаться своей судьбой. Она сама примет решение: остаться в Ларанжейрас или нет. Но прежде чем она сделает выбор, я должен сказать ей правду: признаться ей в любви и раскрыть свое желание дать ей будущее, которого она заслуживает. Если она, отвечая мне взаимным чувством, захочет остаться со мной – я стану самым счастливым человеком на свете. Если она предпочтет уйти… я приму ее выбор, потому что люблю ее и уважаю ее свободу. Быть свободным значит иметь возможность выбора».

Я был так взволнован и настолько погружен в собственные мыли, что не заметил, как мы приехали в имение.

– Вот и добрались! – сказал Тьяго.

– Да, добрались, – растерянно ответил я.         

Тотчас я направился в свою комнату. Еще раз обдумав принятое решение, я убедился в его правильности. Открыв дверь, я прошел в столовую и позвал Анну. Никто не ответил. «Анна!» – повторил я. В доме ее не было. Мое сердце все тревожнее билось в груди:  «хоть бы… хоть бы все сбылось…».

Я вышел на веранду и наконец увидел Анну. Она поливала розы, вполголоса напевая что-то веселое. Услышав мои шаги, она подняла голову и посмотрела на меня с той же нежностью, которую я мог прочесть в ее взгляде, когда она выхаживала меня после болезни. Поздоровавшись со мной, она смущенно опустила глаза. Но одного ее недолгого взгляда было достаточно, чтобы развеять мою тревогу.
Подойдя к ней, я сказал:

– Анна, я должен прочесть тебе кое-что очень важное.

Она взглянула на меня глазами, полными удивления. Я достал вольную, осторожно открыл ее и зачитал Анне.
На ее лице отразился испуг.

– Благодарю вас, господин Паулу! Но неужели теперь я должна расстаться... с этим домом?

– Теперь ты вправе решить сама. Я не смею ограничивать твоей воли, – ответил я мягко. –Если ты хочешь, ты можешь уйти из Ларанждейрас. Только знай, я буду счастлив, если ты останешься. Тогда я научу тебя всему, что будет нужно тебе в новой, свободной жизни… Я люблю тебя, Анна, и желаю, чтобы мы всегда были вместе.
Она изумленно посмотрела мне в лицо:

– Неужели все это правда?

– Да, meu amor***.

Анна обняла меня:

– Обещаю, что никогда не оставлю тебя, meu amor.

* Действительно, что такое свобода? Возможность жить так, как хочешь (лат.). Цицерон.

** Рабы – это вещи (лат.)

*** Любовь моя (порт.)