По волнам моей памяти

               

               
                По волнам моей памяти.
 

                Как можно жить, не зная точно,
                Откуда ты и кто ты сам?
               
                А. Софронов.

               
         Уже точно не вспомню причину того события, после которого пожилая, пользующаяся заслуженным авторитетом учительница, сказала мне: «Я не перестаю вами удивляться. С рядовыми сотрудниками  вы такой же рядовой. С начальством вы начальник. Как это вам удаётся?». Не знаю, считать ли её слова  комплиментом или же оскорблением - судить можно по-      разному.  Но одно только понятно, что эта черта моего характера (кстати, я даже не подозревал, что она у меня есть) появилась не сразу и не вдруг. Её появление связано с тем жизненным опытом, который закладывался во мне ещё в детстве и юности. Согласитесь, что только сама жизнь формирует человека как личность.
  Об этом, и о многом другом, пожалуй, по порядку.   

Говорят, один раз переехать, что один раз погореть. Наша  же семья переезжала семь раз, начиная с того  момента, когда мне исполнился всего лишь год  и по достижению мною семнадцатилетия. И поверьте мне на слово, но после переезда всё нажитое к тому времени домашнее имущество представляло собой довольно скорбную картину, состоящую из разболтанной, покосившейся за долгую дорогу мебели, ощипанного ветром фикуса и  одуревшей от многочасовой болтанки коровы  - кормилицы семьи. Это сейчас почти везде асфальт, а в те далёкие  пятидесятые годы  практически повсюду была «грунтовка» и расстояние по ней в три-четыре сотни километров да ещё  на открытой грузовой машине - мёдом не казалось.
Мой отец работал в совхозной системе, и  частые переезды с одного хозяйства в другое  в то   советское время были связаны с его профессиональной деятельностью (давайте не забывать и о том, что представляла тогда партийная дисциплина). Вполне понятно, что  совхоз мог выделить  для переезда семьи специалиста только грузовой автотранспорт.
      Обычно это была знаменитая «полуторка». Если повезёт, то грузовик ГАЗ-51, в открытом кузове которого и размещался весь домашний скарб, живность и сами переселенцы. А так, как география переездов была приличной:  Миллеровский, Кашарский, Тарасовский, Орловский районы, ст. Боковская и, наконец, с. Маньково-Калитвинское  Чертковского района, то в памяти от этих переездов осталась только страшная пыль от идущих впереди машин, да мамины слёзы
по причине того, что таким трудом нажитое добро на глазах за длинную дорогу превращалось в груду хлама.
        Так что, дорогие читатели,   воистину переезд  пожару подобен.
И это  относится не только к вещам материальным. Огромная внутренняя встряска происходит и с самим человеком при перемене места его  обитания, особенно когда этот человек ещё школьник. Приходится заново принимать новую обстановку, новые отношения, а порой и совершенно новый образ жизни.               
           А память услужливо мчиться в  далёкое лето 1960 года. Именно тогда отца перевели наладить работу бухгалтерии во вновь организованном зерносовхозе «Малаховский», центральная усадьба которого находилась в станице Боковской. Для жилья нам временно выделили комнату в доме приезжих рядом с автостанцией и рекой Чир. Ещё толком не успев освоиться и распаковать вещи, я помчался к речке. Ведь уже само название её завораживало необычностью произношения.

  Чир - в этом слове слышалось и чирикание воробышка, и эхо давнишних набегов Чингиз - хановских орд на многострадальную Русь. Обдумывая, почему река носит такое необычное название, я подошёл к мосту, на котором загорали и купались местные аборигены. Быстро выяснив, кто я такой и почему здесь, они самым что ни есть недружелюбным способом попросили меня убираться туда, откуда  приехал. Никогда не любил драк и всегда старался их избегать, но в этом случае мне пришлось самоутверждаться на казачьей земле кулаками. В итоге, всё лето до самого начала учебного года с местными казачатами у меня отношения не были налажены. И лишь благодаря школе, с её уроками и переменами, домашними заданиями и дисциплиной, я постепенно освоился и у меня появился круг друзей. То категорическое неприятие меня как чужака постепенно исчезло. Лишь только потом, через годы,  осознал, что такая линия поведения  просто генетически  заложена в казачестве сызмальства. Это недоверие к приезжим, чужакам и пришлым людям.
  Да и в литературе, мы помним, описывается, что казаки чётко делили, кто свой, а кто иногородний. Так вот,  признаюсь, долго, очень долго происходило моё становление быть своим в казачьей среде. А ведь всё это оправдано, если помнить, кто такие казаки? Это были крепостные крестьяне, которые не могли терпеть насилия над собой со стороны помещиков. Острое неприятие несправедливости заставляло их убегать, кого от барина, кого от царева сыска, а кого и от каторги. Вот тогда  впервые и появилось название «казак», что трактовалось как «считающий себя вольным». Чтобы не быть пойманным, бежали туда, куда не доставала жёсткая лапа царской инквизиции. А это были в основном приграничные удалённые от Москвы-матушки земли нашей империи: Урал, Сибирь, Дон, Кубань и Предкавказье. Понятное дело, жить в бегах надо было с оглядкой, всё время  настороже. В случае появления царских сыскарей, мгновенно быть готовым сорваться и уйти или сражаться насмерть. Такая жизнь изо дня в день, из года в год накладывала свой отпечаток на поведение и образ жизни этих людей. Вот откуда эта настороженность и недоверчивость к незнакомцу. Кто ты, такой же гонимый судьбой, как и я, или же ты царская ищейка? Это жизненное кредо передавалось от поколения к поколению, закреплялось и являлось главенствующим принципом сомосохранения казачества как этноса. И до сих пор, уверяю вас, новичка в казачьей станице будут долго считать «иногородним» и примут к себе не сразу.   

               
             
      Вот и в Боковской, конечно, не сразу и не все приняли меня, новичка, в свою среду. Чтобы тебя стали считать своим, надо действительно в нужный, обычно это конфликтный момент твоей
жизни, проявить  себя на уровне достойном уважения. В этом отношении памятен ещё один эпизод.
  Чир! Бог ты мой,  какая это сказочная река! Она то местами превращается в ручеёк, то представляется своими великолепными плёсами, которыми славился так называемый «Артамонов сад», что за станицей в сторону Обливской. А главная её прелесть в том, что она протекает по пескам, которые окружили Боковскую со всех сторон, и поэтому купаться и рыбалить в такой реке одно полное удовольствие.  Берега по всему руслу  засажены красноталом. Местность эта была названа «рассадками».
А название это произошло потому, что давным-давно, когда пески надвигались на станицу, казаки выходили и всем миром высаживали лозы, дабы этот песок закрепить. Так вот эти самые «рассадки» изобиловали разной дичью. Были тут и куропатки, и дрофы, и дикие утки, а так же зайцы, лисы - словом полный рай для охотников. А что это за казак, если он не охотник? 
               
В шестидесятые годы вступить в общество охотников было проще, чем в настоящее время. Отец купил мне одностволку ижевского производства и даже  выхлопотал охотничий билет. Уж не знаю, как это ему удалось, но нас тогда  не достигнувших ещё шестнадцатилетнего возраста охотников-  подростков набиралась целая ватага. Правда, предписывалось нам охотиться только со взрослыми,  опытными охотникими. Но кто потерпит над собой контроль, когда у тебя в руках ружьё,  рядом с тобой такие же по возрасту, как и ты,  в жилах кипит молодая горячая кровь, а глаза горят от охотничьего азарта?
Вот и тогда, весной, когда только-только Чир освободился от ледостава, а с юга потянулась на места обитания утка, мы дружной компанией решили поохотиться. Излюбленным местом охоты были,  конечно «рассадки», куда мы и направились. Путь лежал по руслу Чира, который ещё не вошёл в свои берега после разлива и, поэтому, течение его было ещё довольно сильным и  бурным. Там где он делал резкий поворот, был довольно крутой обрыв. Вода подмыла берег, обнажив старые,  из прогнившей древесины ящики. Они оказались доверху набитыми патронами, пролежавшими в земле со времён Великой Отечественной войны. Клад оказался очень  кстати. Ведь тогда с продажей пороха в магазинах была самая настоящая проблема и его, так же как и дробь, капсули и пыжи для охотничьих ружей,  заказывали в Ростове. Поэтому радости нашей не было предела, когда мы набивали трофейными патронами карманы, пазухи, подкладки стареньких пальтишек и фуфаек.
Рюкзаков у нас в то время конечно ни у кого не было.
Вот так, отяжелевшие от внезапно свалившегося груза, но безмерно счастливые от находки, мы продолжали свой путь, который лежал уже по «рассадкам». Шагать было нелегко, а тут ещё  впереди замаячила  круто поднимающаяся вверх гребля давно уже пересохшего пруда. Я шёл впереди всех, остальные чуть приотстали и поэтому не могли понять, почему вдруг я так дико закричал. А дело в том, что, ступив на самую вершину плотины, моему взору открылась леденящая кровь картина. В котловане лишённого воды пруда, защищённого от холодного  весеннего ветра плотиной, под пеньком на солнцепёке грелся огромный, размером с футбольный мяч клуб змей. Из него в разные стороны наружу торчали только одни хвосты и головы, а самих гадюк, их туловищ, как будто бы и не было. Согласитесь, картина  для подростка, который впервые сталкивается с подобным, шоковая. Но шок от происходящего, вылившийся в нечеловеческий вопль, который я испустил, произошёл, скорее всего, потому что именно в тот момент, когда я увидел змей, по моей ноге проползло что-то холодное и по колошине штанов свалилось в сапог. Вот такое весьма реальное ощущение холодного прикосновения к телу, помноженное на увиденное, и вызвало у меня естественную реакцию дикого испуга.

               
Естественно ребята, замешкавшись с подъёмом, не могли видеть ни этот злополучный змеиный клубок, а тем более  догадаться, что в этот самый момент патроны, прорвав карманы  моих брюк, посыпались по обнажённой ноге в сапог, наводя своим холодным прикосновением на меня ужас.

     Первым на греблю взлетел «Титок», так все звали старшего меня на год Титова Анатолия. С Титком у меня с самого начала жизни в станице отношения были натянутыми. И если ребята уже давно приняли меня как своего и никто и никогда из них не напоминал мне, что я пришлый,      Титок же почему-то люто меня невзлюбил  и всегда, при случае, старался всячески меня унизить.
Вот и теперь, забравшись на плотину и увидев гадючий клубок, он стал сразу же издеваться надо мною, считая, что причиной моего испуга явилось увиденное, а не леденящее душу холодное прикосновение металла, вырвавшихся наружу трофеев. Нелегко когда тебя считают трусом, особенно в среде казаков. Трус для казака- это самый последний и поэтому презираемый человек. Но как я мог объяснить свой дикий вскрик своим друзьям? Поэтому молчал и вначале этой истории и потом, когда мы стали из ружей расстреливать почти в упор этот змеиный клубок. Но  Титку всего этого показалось мало,  и он  нанизал на ствол своего ружья змею, у которой дробью был отбит хвост.  Когда же   размахнулся чтобы  бросить её на меня - вот тут уж меня и прорвало. Я взвёл курок своей одностволки и направил её прямо в лоб обидчику со словами: «Бросишь - выстрелю!» Наши глаза встретились в прорези прицела лишь на короткий миг, но уже этого было достаточно для того, чтобы он отбросил змею в сторону  со словами: «Псих! ».  Да, нападки свои он в тот раз прекратил, но окончательно успокоился лишь после того, как я ему  провалил голову биллиардным шаром. А было это гораздо позже,  в летнем кинотеатре, в который мы, дождавшись начала киносеанса и темноты, спускались по ветвям деревьев, чтобы посмотреть бесплатно фильм. Тогда перед началом киносеанса, играя в биллиард и проигрывая мне партию, Титок цинично и грубо выразился в адрес меня и моих родителей.  И хотя это уже другая история, но только после этого я был признан своим в казачьей среде  полностью и окончательно и, как сейчас понимаю, авторитетом я пользовался заслуженно. Часто себе задаю вопрос: «Выстрелил бы я тогда, если бы Титок бросил на меня змею?». И хотя после этого случая прошли годы и годы думаю, что да! Наверное, моё тогдашнее состояние было такое, что мы сейчас называем аффектом, и Титок это, очевидно, почувствовал. Спасибо ему, иначе как бы сложилась дальнейшая моя судьба, известно одному Господу Богу, который, по моему разумению, и отвёл  тогда беду.

Мои школьные друзья-казачата, как я благодарен судьбе за то, что вы у меня были! Прокудины: Саня и его старший брат Владимир, Ольга их меньшая сестра. Где вы теперь? Я знаю, что ваши родители дядя Илья и Анна Федоровна переехали жить в Семикаракоры. Живы ли они, ведь прошло столько времени? А ведь раньше и минуты не могли мы провести друг без друга! Владимир по окончании школы поступил в речное училище. Приезжал в станицу в ловко сидящей на нём морской форме, тельняшке и флотской фуражке с огромным морским крабом. По этой причине я уже не мыслил себе другой профессии, кроме профессии моряка. Саня! Кто, как не он, привил мне любовь к рыбалке. Он мог не часами, а сутками пропадать на Чиру, заразив этой понятной только рыбакам болезнью и меня. Оба брата ценили юмор. Вспоминаю, когда Владимир женился, а невеста его была из ст. Семикаракорской, то после подачи заявления в ЗАГС, он ушёл в плавание. Когда до свадьбы оставалось дня три, теплоход, на котором работал наш жених, находился на одной из Сибирских рек  не то на Оби, не то на Енисее, сейчас уже и не помню.  Владимир уже понимал, что на собственную свадьбу он безнадёжно опаздывает. Но то, что он увидел, подходя поздно вечером к дому невесты, превзошло самые мрачные прогнозы. Зарёванная от горя невеста, пьяная вдрызг компания гостей и приглашённых. Кто пытается успокоить невесту и родителей, кого-то уже потянуло на песни, а кто уже и пляшет. Мало того, что на жениха никто не обращал внимания, так ему  даже не было возможности пробраться сквозь эту толпу к невесте. И тогда со словами: «Пропустите женихову родню!», он наконец-то  протиснулся к невесте. Догадываетесь, что потом было? Надеюсь, что в этом браке Владимир счастливо живёт до сих пор.

 
                А Гагарины? Помнишь, Юрка, тот солнечный день 12 апреля 1961года, когда учеников нашей школы, прервав уроки, выстроили на школьном стадионе и директриса  (Козлова, такая, помниться, у неё была фамилия) объявила, что впервые в космос полетел наш советский человек Юрий Алексеевич Гагарин, как мы, нарушив общий строй, бросали тебя, Юрку Гагарина, в воздух, как будто  это ты, наш одноклассник, полетел в космос, а не твой тёзка?
И ты, мой старший друг и наставник Горбатов Анатолий, будешь вечно жить в моей памяти. Сам из бедной казачьей семьи, ты уже в то время сделал великолепную карьеру. Окончил Ростовское речное училище, отслужил в армии на Северном Флоте, работал старпомом, а затем и капитаном теплохода и, наконец, диспетчером Калачёвского порта, что под Волгоградом. Учился заочно в кораблестроительном институте, и кто знает, как бы сложилась твоя дальнейшая судьба, если бы не автоавария, оборвавшая твою жизнь. А любовь к морю, которая до сих пор живёт в моей душе, привита мне и тобой тоже, Анатолий.

Школа! Боковская средняя школа. Как много светлых и тёплых воспоминаний связано с тобой!  Урок ботаники. Учитель, пожилой уже мужчина, (к сожалению, за давностью времени забыл его фамилию) задаёт вопрос: «К какому семейству относится растение пастушья сумка?»  Я с места отвечаю: «К семейству «крестоцветных». Нет!  Как же так нет? Я ведь уверен, что именно к семейству крестоцветных надо относить это растение. Но учитель продолжает спрашивать, поднимая одного за другим из-за парт учеников, но теперь слышит в ответ всё что угодно, только не это злосчастное -  «крестоцветные». Вскоре весь класс стоял возле парт, как стоят при дороге телеграфные столбы. Смотрю, учитель уже покрывается белыми пятнами гнева и, вновь обращаясь ко мне, спрашивает тоном не предвещающим ничего хорошего: «Так к какому же семейству?»  Глотаю судорожно слюну и, ставшим почему-то шершавым языком, говорю: «Крестоцветных!» В классе стоит мёртвая тишина и возникает пауза. Наверное, именно благодаря этой паузе, до педагога доходит, что он ошибался. Надо отдать должное его мгновенной находчивости, когда он поставил мне пятёрку со словами: «Молодец, гни всегда свою линию!»
А потом нам дали по ботанике молоденькую учительницу-практикантку. Очевидно из-за возраста я не воспринимал её как учителя. Для меня, после того памятного урока ботаники, авторитетным был только предыдущий педагог. По этой причине поведение на уроках биологии у меня было не всегда примерным.
А тут, как сейчас помню, решили с ребятами подать заявления в комсомол. «Зубрили» Устав и Программу ВЛКСМ. Прошли первый отборочный тур классных комсомольских собраний, затем бюро комсомола и предстояло пройти самое главное испытание - общешкольное комсомольское собрание. Конечно же волновались, а вдруг не достойны? Ведь это было бы позором!
И вот этот долгожданный день настал. В актовом зале, где собрались все комсомольцы школы, яблоку негде было упасть -  настолько много набилось сюда людей. Были буквально все: учителя,  комсомольцы, ученики и конечно те, которых должны сегодня принимать. Когда очередь подошла наконец и ко мне, страсти уже накалились. Первый заданный мне вопрос: « Кем работает Никита Сергеевич Хрущёв?» Судорожно ищу ответ. А разве он работает? Работают, к примеру, в совхозе мои родители, а Хрущёв является Генеральным секретарём КПСС и Председателем Совета Министров. Всё это я и выложил присутствующим, к великому их удовольствию, потому, что зал от моего ответа просто рыдал от смеха. Совсем грустно мне стало тогда, когда практикантка ехидным голосом спросила о том, как я расцениваю своё поведение
на её уроках? Ну, думаю, всё! И зачем только я полез в этот комсомол? Припозорился только! Однако ж меня тогда в комсомол приняли, что памятно до сих пор.
         
           О специфике местного фольклора можно говорить часами, тем более, что с ним пришлось столкнуться уже в первые часы нашего переезда в Боковскую. Уже вечером на большом дворе дома приезжих стали собираться старые казаки и казачки. Была суббота, а на
завтра Троицын день. Принаряженные они в начале чинно беседовали, пересыпая свою речь не слышанными мной доселе оборотами, а затем начали петь. Пели для моего слуха необычно.
Порой мне казалось, что они даже мешают друг другу и поют не слаженно, но эта их манера исполнения чем- то завораживала. Лишь потом я узнал, что на Дону песни не поют, песни играют.
Обычаи и обряды казачьи, разговорная речь и неизменный спутник в походах песня, уходят своими корнями в далёкие времена, когда в условиях вольницы складывался самобытный уклад их жизни.
   Почему казак, уходя, не скажет: «До свидания!». Зато в его «прощевайте» вложено многое.   Говоря «прощевайте», он тем самым уже не только прощается, а на всякий случай просит у всех прощение, так как он  готов в любую минуту сесть в седло по долгу службы, а в итоге мог с похода и не вернуться.
  Не скажет казак и наше привычное «Здравствуйте!», а скажет «здорово дневали» или же «здорово ночевали». В этом смысл и самого пожелания здоровья  и отражение момента этого пожелания, ведь сегодня жив, а завтра, кто его знает? Такова была плата за вольную жизнь – быть всегда настороже в любой её момент.
    Казалось бы, одни и те же вещи, но в разговорной станичной речи звучали уже  по-другому. Я до сих пор  леща называю чебаком, окуня - чикомасом, а невзрачную плотву называю серужкой. Тюльпан для меня «лазоревый», а самодельные лёгкие кожаные тапки - чирики.
 А истинно казачьи блюда? Только в донских хуторах и станицах можно отведать каймак -снятые с топленного коровьего молока вершки, которые обычно подаются к блинам.
Компот, это название напитка из фруктов в средней полосе России, а вот «взвар» - это чисто казачье произведение кулинарного изыска, особенно когда в нём весь набор сухофруктов и полное отсутствие сахара.
А какая по своей специфике разговорная речь? Словом, всё это вместе взятое, я впитал в себя, во время пребывания в станице Боковской на всю жизнь.

        По-особому памятен 1962 год. В этом году я наконец-то увидел море, которое до этого ни разу не видя, любил всей душой. В то время профком совхоза «Малаховский» предоставил детям сотрудников бесплатные путёвки в пионерский лагерь «Спутник»,  расположение которого было на берегу Чёрного моря в селе Лиселидзе, что на границе между Абхазией и Краснодарским краем. Посадка в эшелон, а нас таких счастливчиков набралось довольно много с Вёшенского, Боковского и Кашарского районов, была в Миллерово. Пока расположились, перезнакомились и угомонились, поезд уже подъезжал к Новочеркасску. Мы сразу все притихли и прильнули к окнам, так как не терпелось своими глазами увидеть, что на самом деле сейчас происходит в столице Донского казачества. Ведь буквально на днях пронеслась по хуторам и станицам весть о том, что войска НКВД  расправились с новочеркасцами, которые посмели выразить недовольство политикой, проводимой Н.С. Хрущёвым. Кто помнит, тогда по его указанию были подняты цены на основные продукты питания: - мясо, сливочное масло, молочные продукты. Возмущение людей, получающих не высокую заработную плату, было повсеместным. А в Новочеркасске это выразилось ещё и в массовых митингах протеста против проводимой ЦК КПСС внутренней политикой. О том, что Новочеркасское восстание было на днях  подавлено регулярными частями Армии и танками, а людей массово арестовывали и вывозили в лагеря, мы, дети, об этом знали. Вот почему и прильнули к окнам вагона, чтобы увидеть всё своими глазами.

     Перрон вокзала был пустынным. На нём даже не было привычного дежурного по вокзалу с традиционным флажком в руках. С поезда никто не сошёл, и никто в него не сел, в отличии от других станций, но время положенное на стоянку поезда, было выдержано. Доказательством очевидности произошедших событий был только один факт. На перегоне между остановками Новочеркасск и нынешней Студенческой на бетонном заборе была распята дохлая кошка и ещё не  уничтожена надпись: «При Ленине кошка жила, при Сталине сохла, а при Хрущёве подохла!». Смелость этого лозунга настолько подействовала на нас, ведь большинство из нас были уже комсомольцами, что до самого Ростова мы ехали притихшими, каждый переваривал  увиденное….
             
             Море встретило нас городом Туапсе и сопровождало до самого Адлера. Какая это прелесть, лёжа на верхней полке купе и высунувшись в открытое окно чуть ли не по пояс, любоваться бирюзовой прелестью моря, кромкой берега с отдыхающими, да тоннелями, в которые периодически нырял наш состав.
    В пионерском лагере я попал в самый старший - первый отряд. Сам лагерь находился на горной реке с нерусским названием  «Псоу», впадающей в этом месте в море, и казался мне райским уголком. Для меня всё было вновинку: свободно растущие лавровые кусты, инжир, мандарины. Всё это вместе взятое и купание в море, было намного важнее самого лагерного быта. Поэтому довольно долго никто из нас  не выказывал недовольство питанием в столовой. А кормили в ней крайне отвратительно и скудно. На всю жизнь запомнились подаваемые регулярно бруски синющей, сваренной на воде манной каши, политые сверху киселём.
Но вот однажды, ближе к окончанию потока, на вечерней линейке мы как всегда стояли в строю. Обычно на ней под звуки горна опускают флаг, а затем отрядам, отбывающим на отбой, следует пожелание «спокойной ночи». Когда же на этот раз услышали с трибуны: «Первый отряд, спокойной ночи!», мы,  не договариваясь, вдруг грянули: «Жрать хочем!». После началось такое, что не забывается.
Для всего пионерлагеря был отбой, нас же выстроили на злосчастном плацу. Лагерная администрация, удобно усевшись на стулья перед нашей шеренгой, стоящей в положении «смирно», добивалась, кто же был зачинщиком такой речёвки? Ужасно болели ноги, спина, хотелось стать хотя бы в положение «вольно». Но сразу же следовала грозная команда «Стоять!» и сыпались требования выдать зачинщика. Экзекуция продолжалась долго, наверное, часа три. В итоге, ничего не добившись, нам всё-таки дали команду «Отбой!». А утром наш первый отряд для всего лагеря стал геройским, тем паче, что кормить нас стали после этого намного лучше.
Помню, подходит ко мне после этих событий мальчишка из соседнего отряда и почему-то спрашивает: «Парень, а ты казак?». Я так думаю, что меня, конечно же, выдавала тогда разговорная речь, наполненная неповторимым и специфическим колоритом, который присущ только тем, кто долго живёт в казачьей среде. Посмотрев тогда в его глаза, гордо ответил: «Да, казак!».