Начало: http://www.proza.ru/2019/11/28/870
Назад к главе 17: http://www.proza.ru/2019/11/27/881
Глава 18: Дед с бабкой в селе под Александровом
Сознание стало едва различать самоё себя. И оно спросило себя: «Кто я?» И оно ответило само себе: «Я – Ваулова Людмила Ивановна». И тут сознание начало распознавать голоса. Разговаривал старик со старухой, говор их был окающий, немного о чём-то и о ком-то напоминающий. Да, да, точно, так говорили в Ивановской области, где я жила в детдоме. Людмила Ивановна открыла глаза и теперь уже могла разглядеть разговаривающих: деревенского вида дед и бабка. Они отражались в мутном зеркале, висящем в простенке бревенчатого дома. Дед тем временем продолжал:
-Так я тебе и говорю: Петька – прямиком в поселковый медпункт, а там дверь на замке: фельдшера в соседнее село вызвали. Что с пострадавшей-то делать? Домой к Петру нельзя, у него жена ревнивая. Ну и решили мы ее к нам. А куда ж ещё? Вот и завезли с Петром, а он на мотоцикле за фельдшером.
Бабка видно только что вернулась из магазина, и в недоумении так и стояла в дверях с сеткой, из которой топырилась буханка хлеба и кулёк с рассыпавшимися пряниками.
- Эх, Ваня, Ваня! – Этот Пётр тебе в сыновья годится, а ты вечно с ним якшаешься и во всякие приключения попадаешь. – заворчала бабка. Странно всё это Ваня, закачала головой старуха, – А не врёшь ли ты, не прикрываешь своего Петра? Наверно это цаца его городская: ишь как по-модному разодета. Из зеркала в её сторону кивнуло сердитое старухино лицо. - Напилась вдрызг, никак не проспится.
Из мутного зеркала на «пострадавшую» строго сверкнули осуждающие глаза старухи.
После этих слов Людмила осмотрела себя и всё вокруг. Она лежит в избе за перегородкой на какой-то старой койке с железными дугами. На ней её джинсы и та аляповатая блузка, ещё сырые после той «болотной» аварии. Потайной карман был пуст: заветного устройства не было. Вмиг она вспомнила, как успела нажать на кнопки устройства, а потом удар по голове, и прежде, чем потерять сознание она почувствовала, как «ЛЮАЛЬ-2» выпадает у неё из рук.
- Да, неужто не видишь, без сознания человек, кровоподтёк на виске. Ударил какой-то злодей, - прозвучал голос старика.
- Ах, дед, не напились ли вы всей компанией… Ты, Пётр и цаца его. А муж её - ревнивец - наверно подкараулил и надавал ей тумаков… А тебе, старому не стыдно с молодежью то гулять, да самогон пить?
- Какой же самогон? На, – старик дыхнул в её сторону. - А вот ты, наверное, белены объелась.
- И правда, трезв, как стёклышко… Эх, Ваня, опять вляпались. Говорила тебе утром: сиди дома.
-Я и сам теперь каюсь, что в лес поехал. Ты же знаешь, я заядлый грибник, а ноги от старости уже не те. Не дойти до дальнего леса то. Вот решил к Петру в компаньоны напроситься, пока у того отпуск. Ну, думаю, у него мотоцикл с люлькой, он меня старика и захватит. Мы мотоцикл на обочине оставили, взяли корзины, да через поле – в лес. Туда шли, ничего не заметили, а обратно с грибами возвращались, глядь – в стогу человек лежит. Подошли поближе, а это - женщина, без сознания…
- Ладно, дед, ты уже третий раз рассказываешь, - перебила его бабка. – В милицию заявили?
- Участкового, как на грех, тоже нету: занят поисками мотороллера, что у почтальона угнали…
- Так, как же теперь: ни врача, ни милиции – что делать то будем?
***
Людмила, приходя в себя, ещё раз прокрутила в голове всю ситуацию. Она успела нажать на зелёную кнопку и переместиться в прошлое. Но за секунду до перемещения её ударил бандит, от чего она потеряла сознание и в таком состоянии очутилась в прошлом. Это точно было Прошлое. Возле кровати, где она лежала, на дощатой перегородке висел обрывной календарь - численник. На нём значилась дата: 28 августа 1975 год. На комоде тикали ходики, показывая время: 4 часа. Последний раз она смотрела на часы, когда заметила автомобиль преследователей. И было без пятнадцати час.
Значит, все те кошмарные происшествия: погоня, «болотная» авария, внедорожник с бандитами, дача Хрюжего, удар по голове, потеря сознания, перемещение в прошлое, обнаружение её там грибниками и доставка в деревенский дом, всё это произошло за три с небольшим часа.
Итак, она попала в прошлое, в тот день и тот год ровно по плану Альберта. Это уже плюс. Однако только сам Альберт из 1975 года был подходящей фигурой, с кем должна контактировать Людмила. Ещё в юные годы Клееваров верил в возможность перемещаться во времени. Он-то (тот юный) будет психологически готов встретить гостью из Будущего и исправить, собственно, свои промахи.
Время 16 часов вечера. Это уже минус – время, когда Альберт дома – упущено. Но ничего, к нему можно подъехать на работу и вызвать из проходной. Но что это даст? Смены уже поменялись, и Федя сейчас едет домой, а завтра намерен выходить работать в вечер. Как его предупредить? Позвонить ему некуда.
Ехать! Решает она. Ехать сейчас же к себе домой в Мытищи, в тот 1975 год, где им всё рассказать и приостановить трагедию.
Нельзя! Встреча с собой и близкими может нарушить пространственно-временной континуум. Ладно. С этим как-нибудь разберёмся, подумала она, решительно приподнимаясь с кровати.
Но едва она привстала, как голова её закружилась, в ушах загудело, и она снова провалилась в беспамятство.
Когда она снова пришла в себя за окнами уже стемнело. Ворчливая бабушка, уже успев убедиться, что её гостья реально человек, попавший в беду, сменила гнев на милость. Старики хлопотали возле неё. Они понимали, что она пострадала от каких то злодеев и что произошло что-то диковинное, но они много повидали на своём веку и удивляться ничему не стали. Они просто решили её опекать. Видимо в бреду она бессознательно вела с ними диалог. Из чего они успели сделать вывод, что ей необходимо предупредить какого-то Федю в Мытищах, и что завтрашний день решает всё.
- Ну, что ж ты милая, говорила ей бабка, куда ты сейчас на ночь глядя поедешь. Посмотри – за окном уж темнеет. Да и всё мокрое на тебе. Давай ка переодевайся. Вот тебе халатик чистый. А одежду давай просушим. Возле печки повесим. Вот и всё хорошо. А завтра то ты с утра к Феде своему успеешь. Предупредишь, чтобы он вечером осторожным был…
Как она, эта бабка все рационально распланировала, подумала Люся. Ведь она, Людмила, обессиленная, нет ни денег, ни документов, потерян «ЛЮАЛЬ-2», одежда сырая. И действительно стоит послушаться стариков. Переночевать здесь, а с утра она всё успеет.
- А сейчас ужинать сядем. - Приговаривала бабка, - У нас грибы с картошечкой. Молоко деревенское. Вон и самовар закипает. Будем чай пить, телевизор посмотрим.
***
Некоторые пожилые люди именно так обращаться к тем, кто помоложе: «дочка», «сынок». Кого-то это бесит. Но только, не Людмилу. Ей нравится. Пусть хоть чужой человек произнесёт ласковое слово, душе и то приятно. Даже в свои сорок пять лет она ещё частенько слышит где-нибудь в толпе: «Дочка, подскажи ка, который час?», или в магазине: «Дочка, я вот очки дома забыла, не глянешь на ценник, сколько стоит?».
Вот и эти деревенские старики всё хлопочут вокруг неё: дочка, да дочка. Она присмотрелась к ним: не такие уж они и старики – лет, наверное, по шестьдесят каждому, и в дочки она им вряд ли годится. По крайней мере, в этом, их 75-м… Да, одеты они, конечно, по стариковски, да и сельская жизнь прихорошиться не позволяет… Друг друга они величают дед и бабка. Иногда старик называл супругу «мать». Интересно, есть ли у них дети и внуки? Что-то подсказывало, что нет. Но была у них какая-то печальная история: так говорило ей её сердце. А может быть ей, Людмиле всё видится сквозь призму своей прошлой печали. Как бы там ни было, сейчас ей с этими людьми было так тепло и необыкновенно уютно.
Прошло некоторое время, может быть час, и Людмила уже начала осваиваться в этом деревенском доме. Она сидела в бабкином халате и вязаных носках. Поужинали, попили чаю с крыжовенным вареньем. Бабка заканчивала возиться с печью и чугунками, а дед, покурив папироску возле печной отдушины, надел очки и присел почитать журнал «сельская молодёжь».
А Людмила, постепенно отогреваясь и приходя в себя, рассматривала пространство деревенского дома.
Бревенчатые стены, три окна с ситцевыми занавесками. Перегородка, разделяющая избу как бы на две комнаты. По одну сторону кровать, комод и шифоньер. С другой стороны - ещё кровать с кружевным подзором, стол, черно-белый телевизор, два стула и табуретка. Справа от входа – русская печь. Пространство возле печи сразу служило и кухней и прихожей. Деревянная полочка над кухонным столиком, лавки вдоль стен, разная утварь – от ухватов и чугунков, до эмалированных мисок и кружек. На деревянных стенах репродукции картин. Но никаких фотографий, как обычно бывало в таких домах. Только портрет улыбающегося Гагарина на плакате, к которому прикреплялся численник.
На одном из простенков между окон, располагалось то самое мутное зеркало. А на втором висели часы с кукушкой, и под мерное раскачивание маятника хорошо было мечтать…
Что, дочка, смотришь? – поднял свои глаза из-под очков дед. - Да-а, отстали мы с бабкой от своего времени. Не современно живём. И не своевременно всё происходит.
В жизни бывает, что шагнёшь не на ту тропу и занесёт тебя, закрутит и будешь так кругами идти, а куда выйдешь – не известно.
В края эти нас случайно судьба занесла. Колхоз здесь был. Война уже год как шла. Народу не хватало. Нас, скитальцев, тут же в бригаду записали. Поселились мы у одной старухи, и на утро надо было уже в поле выходить. А среди ночи в дом комиссар нагрянул: это что тут за дезертиры. Ну, в объяснения не пустишься, нас в эшелон и прямиком на фронт. Так мы с матерью и провоевали: я в артиллерии, она – в медсанчасти. После войны с нею встретились, а родных не нашли. Вернулись снова сюда. Вот этот дом нам от колхоза выстроили…
На часах закуковала кукушка.
- Ой, мать, что же ты телевизор не включаешь, вдруг опомнился дед. Уже девять часов. Опять программу «Время» прозевали.
На черно-белом экране во всю вертелся земной шар, играла знакомая с детства музыка «Время вперёд» и диктор центрального телевидения, провещала на всю страну, что сегодня 29 августа с дружественным визитом…
- Как же так, 29 августа? Испугалась Людмила. Ведь сегодня – 28-е.
-Да, нет, подтвердили дед с бабкой, удобно присаживаясь перед телевизором. – 29-е. Нынче. Пятница.
- Ну, как же, вон у вас на календаре – 28-е.
На численнике то, ах, спохватился дед, обрывая листок. Это всё ты, мать, за порядком не следишь, что ж ты числа то не обрываешь.
- Да замешкалась я.
Ну, вот так с опозданием и живем. Свое время никак не наверстаем… Ой, что же ты Людочка, вся побледнела. Опять что ль голова закружилась?
Растерянный вид Людмилы заставил стариков притихнуть.
- Значит, я провалялась без сознания не несколько часов, а больше суток?! – выдавила она глухим голосом.
Неужели уже поздно? – в панике она спрашивала себя - …. Здесь, в 1975-м, она должна была ещё вчера предотвратить роковые действия.
Нет, ещё не поздно, - решительно сообразила она. Она ещё успеет добраться до платформы в Мытищах, встретит Федю с работы… Да! Именно она – станет ангелом из Будущего, предупредившим Федю об опасности…
- Помогите мне, - вдохновлённым голосом обратилась она к старикам. На всё у меня – три часа. Я немедленно отправляюсь в Мытищи!
Старики без лишних вопросов, не теряя ни минуты, быстро приступили к помощи. Через полчаса бабка уже собрала Людмилу в дорогу. В непросохших вещах ехать, разумеется, было невозможно. Но бабка вспомнила, что ей отдала донашивать вещи одна модная постоялица, гостившая прошлым летом.
- Куда он мне, кримплен то, я и в ситце прохожу, - приговаривала бабка, доставая из сундука нарядное кримпленовое платье. А вот тебе как раз подойдёт. Вон и туфельки-лодочки. Смотри, как их – капроновые колготки. Нешто я их надену, я к хлопчатым чулкам привыкла… Ты вот что, под платье-то сорочку поддень, а то кримплен то к голому телу липнет. Старуха выдернула из сундука шелковую комбинацию.
Людмила невольно усмехнулась, вспомнив, как такие комбинации с кружевами носила тетя Зоя.
В завершении всего бабка отдала ей свой газовый платочек, «а то, неровен час, голову-то продует». И ещё эта добрая женщина подарила ей вязаную кофту из овечьей шерсти: «Вечера стали холодными. Чтоб не простыть тебе, деваха».
В доме было натоплено, и Людмиле стало жарко в этой шерстяной кофте, и ей стразу вспомнилось детство… Вот такие же тёплые вещи вязали её бабушка и тётя Зоя.
Но пора и отправляться в путь. Тут же подоспел и дед. Он сбегал за мотоциклистом Петром, железный конь которого уже тарахтел за околицей.
- Ну, бабы, будет вам. - Произнёс дед, увидев, как женщины трогательно прощаются.
-А ты, Людмила, поспеши. Петька сказал, что ближайшая электричка в 21: 48. А оттуда до Москвы ехать 2 часа, а до Мытищ и того меньше. Успеешь.
- А далеко отсюда до станции?
- До Александрова? Нет. Тут рукой подать. Наше село в пригороде.
Бабка приготовила ей какую-то тряпочную сумку. - Вот, тебе дочка, там дождевичок, если вдруг непогода, да покушать чего с собой… И на вот тебе, на билет, - она важно протянула ей пятирублёвую купюру.
Ну как она вернёт долг этим людям? Да и много это – пять рублей, билет тогда стоил, кажется в разы меньше.
На её возражение бабка решительно всунула купюру в её ладошку, а дед похлопал гостью по плечу.
Отнекиваться было бессмысленно. Людмила с благодарностью приняла деньги, убрав их в тот самый потайной карман её тунисской блузки.
За окном бибикал мотоциклист. Напоследок Людмила ещё раз глянула на себя в зеркало. Из мутного стекла на неё смотрела женщина в платочке, с тряпочной сумкой в руке. Ну, что ж, вполне сойдёт для «моды» 1975 года.
***
…Чистейший деревенский воздух прошедшего столетия! Он ворвался в её грудь потоком живительной силы, в миг, как она вышла на крыльцо, оставив за спиной гостеприимный очаг этих милых деревенских хозяев. Они оба проводили гостью до калитки, приговаривая, что их дом теперь всегда открыт для неё…
Простившись со стариками, Людмила разместилась на пассажирском месте мотоцикла – в «люльке», как назвал его дед. Мотоциклист Пётр был не очень-то разговорчив. Видно досталось ему сегодня от ревнивой жены. А впереди предстоял ещё новый скандал…
Но вот его мотоцикл с раскатистыми звуками преодолел сельские бурьяны и ухабы, и они покатили по ровной дороге в сторону города Александрова. Городок этот уже мерцал вдалеке тусклыми огоньками своего частного сектора. Мотоциклист проехал сквозь кварталы одноэтажных домов, рёвом мотора будоража готовящихся ко сну жителей. Но далеко не все собирались спать. Молодёжь семидесятых разгуливала по улицам с гитарами и песнями. Это было их время, их жизнь, их молодость, которая с шумом промчится, не успеешь оглянуться, как промчался мотоциклист Пётр со своей загадочной, «не здешней» пассажиркой. Мотоцикл уже летел мимо белой стены Александровского кремля. Людмила вспомнила этот город: когда-то их, детдомовцев, возили сюда на экскурсию.
…Они уже проезжают через центр города. Мелькают пятиэтажки, дворы, деревья, светофоры, машины, перекрёстки. Памятник Ленину возникает на фоне вечернего неба, и вот они уже на площади перед вокзалом. Остановка и… тишина. Но Пётр, не теряя ни минуты, не дав ей опомниться, уже покупает в кассе для неё билет, провожает на платформу.
- Ну, что красавица, успели! Через три минуты поезд, - наконец подал голос Пётр, стоя с ней на перроне и дружески скаля зубы. - Заблудилась ты в наших краях, скоро дома будешь, - сказал он, закуривая папиросу.
Только сейчас Людмила рассмотрела этого мужиковатого вида человека, который, не вдаваясь в подробности её происшествий, без лишних слов пришёл ей на выручку.
- Спасибо тебе, Пётр, тихо сказала она – спас.
- Да это дяде Ване спасибо, а я – что? …Вот и поезд. Ты, смотри-ка, во второй вагон садись, там многолюдней бывает. А то страшно ночью одной. Ну, доброго пути!
Всю дорогу она проспала…
Продолжение – глава 19: http://www.proza.ru/2019/11/27/876