Осенью Люба была в командировке, и, как-то раз, зайдя в комнату, в которой она жила, увидела маленькую бурую мышь. Мышь заметалась и стала бегать, как заведенная, от стены к стене. Люба оставила дверь приоткрытой, занялась делами, надеясь, что мышь выбежит сама, и забыла об этом.
На следующее утро Люба проснулась рано, в полпятого, от сильного беспокойства. В её голове пульсировали мысли. Они метались из стороны в сторону, буквально ударяясь о черепную коробку. И вот Люба поняла, что мышь-то, не выбежала за дверь, а поселилась у неё в голове.
С этого дня Люба просыпалась в четыре-пять утра от того, что мышь, путаясь в мыслях и спотыкаясь об обрывки снов, как безумная бегала туда-сюда. Со временем Любе пришлось привыкнуть к этому – выхода-то не было ни у той, ни у другой. Иногда Любе удавалось, проснувшись, сделать над собой усилие и заснуть снова.
Когда Люба приехала домой, её положение стало еще более тяжелым. В Любином сердце оказалось птичье яйцо и дома птица вылупилась из него. Ночью, помимо мыши, Любу стала беспокоить еще и она. Когда Люба ложилась спать, птица начинала стучать клювом, надеясь выбраться наружу. Она стучала и стучала, и Люба не могла заснуть. Потом с грехом пополам все же засыпала. А под утро начинала свою утреннюю пробежку мышь. Обе они не знали, как вырваться наружу, а Люба не знала, как от них избавиться.
Птица между тем выросла и оперилась. Время от времени она стала пытаться раскрыть крылья. Ей становилось все теснее в Любином сердце, и Любе пришлось пить корвалол. От него сердце немного расслаблялось и становилось легче и Любе, и птице. По утрам Люба просыпалась с налипшими на кожу мелкими перьями и пухом, как будто она старая подушка или пуховик. Это все действовало ей на нервы.
И вот однажды Люба стояла у раскрытого окна. Сумерки обволакивали дома и деревья. Зажигался свет в окнах. Свежий воздух приятно холодил кожу. Над горизонтом розовели тонкие облачка. Неожиданно ноги и руки у Любы похолодели, на лбу выступил пот. Птица наконец проклевала дыру, и своим небольшим, но уже сильным тельцем раздвинула прутья ребер. Расправив крылья, переливаясь в закатном свете всеми цветами радуги, она выпорхнула в окно. В ту же секунду мышь исчезла из Любиной головы.