На следующее утро
Поздний осенний рассвет. Ночью печь не топилась, холод пробрался в дом. Почти неважно, где быть, и Мавина вышла на улицу, в утренний туман. Удар справа, удар слева, выпад. Удар справа, удар слева, выпад. Зачарованный меч из имперской стали лёгкий, хорошо ложится и в правую и в левую руку. И снова удар справа, удар слева, выпад.
Фехтованию в Коллегии учат, но не сразу и не всех. Это совсем не Искусство и не все хотят брать в руки холодный металл. Но менторы говорили – это полезно, если застанут врасплох. В коллегии учили на дешёвых деревянных мечах, а это чудо было куплено позже, на вес золота. Острый и лёгкий меч, способный рубить и колоть. Вроде не бросается в глаза, но никогда не затупится и не ржавеет. Размяться с таким одно удовольствие. Удар слева, удар справа, выпад.
Владение Искусством и мечом это часть жизни, как необходимость выбирать. Что изучать, как двигаться дальше. Что делать и чего избегать. На что потратить деньги – на сомнительное снадобье или на металл. Тоже сомнительный, но его нахваливали до невозможности. Не зря нахваливали – двое деревенских бандитов уже получили меч в брюхо по самую рукоять. В памяти есть это, как он легко вошёл и также легко вышел. И кровь легко смылась, будто не кровь это, а малиновый сок. Удар справа, удар слева, выпад. Вся жизнь как один сплошной выбор, вечно на развилке. Но настоящей развилке можно уехать назад, а жизнь не повернёшь вспять. Нужно выбирать, подчас быстро. Слева, справа, выпад.
Утро холодное, холод и влага так и лезут под одежду. И тоже выбор, как погреться. Помахать мечом утром или создать тепло внутри. Нет, лучше помахать мечом, рядом этот…с красными глазами. Вспомнить, ощутить клинок как продолжение самой себя. А вот и он! Не зря говорят – вспомни нечистого, и он точно объявится.
- Доброго утра!
- Вам тоже.
- Давайте поупражняемся вместе?
- Не понимаю.
- Интересно вы мечом машете, правильно. Поспорим – меня не ударите?
Мавину прямо жуть взяла, интересные какие «упражнения». И ведь не поймёшь, то ли шутка, то ли вправду такой ловкий. И по глазам ничего не поймёшь, они даже не мигают.
- Приходилось уворачиваться?
- Ещё как! Северные варвары воюют с длинной секирой. Для конного она вроде и длинная, но на деле в самый раз, а как спешится, он её двумя руками возьмёт. На севере, к слову, мечи вообще не жалуют. А секирой можно и хвороста нарубить, и…много что можно, и она не затупится. Мечом жалко. И таким тоже жалко, хоть и в отвар погружали.
- Почему вы так решили? Про отвар?
- Потому, что я его варил, если надо и ещё сварю. Знаю все травы и вещества. В империи сказали бы, знаю рецепт и знаю минералы. Ну да мы не у них, верно?
- И впрямь…
Вчера Мавина думал о второй части этого «мы», как о тупом, озлобленном деревенщине. Действительно, вроде простоват, но не дурак уж точно. Очень опасный, если в нём огонь, и ум не отшибло. А огонь точно есть, не только в глазах. Не вышел бы он в холод в тонкой деревенской рубахе. Странное что-то задумал. Встал лицом к вратам, будто задумался.
- И какие мысли к вам пожаловали?
- Всякие. Смотрю на эту громаду и думаю. На севере про такое говорят – ладно, но не складно.
- Простите?
- Сейчас разъясню.
Вот он повернулся. Чуть поднял подбородок, вроде смотрит куда-то вверх.
- Сейчас разъясню. Вы в городе родились, да? Не в этом, южнее и теплее.
- Недалёко от города.
- Да, в предместье. Вспомните ваш дом. Подумайте, сколько монет ушло на его постройку. Котлован, основание, камень, кладка. Перекрытия, чердак, крыша, подвал. Пол, двери, замки. И это, можно сказать, дом голышом. Сколько ещё нужно вложить для уюта?
- Немало. Дом заложил ещё прадед.
- Вы сказали немало. А это всего лишь дом. Не хочу обидеть, но что тот дом в сравнении с Собором?
Нет, он совсем не дурак, если понимает как дом строится. Только странные мысли, непонятные.
- К чему это сравнение? Дома и Собора?
- Когда я был ребёнком и отец с матерью были живы, слушал проповеди. Был у нас служитель от церкви, он говорил не сам, читал священные книги. Он не раз говорил – место, где молите небеса о лучшем надо строить с чистым сердцем. В деревнях и селеньях так говорят – чем проще, тем лучше.
- Неужели веритё во всё?! Небеса, воздаяние за праведную жизнь, кара за прегрешения?
- Нет, не верю. Сам видел самодовольных северян погрязших в грехе. С такой чёрной душой, что их уже молния сразить должна. Должна, вот только не сразила. Спокойно они жили свою жизнь, и помирали спокойно. Даже проводы им устраивали достойные – большой погребальный костёр, богатые пожертвования. Но жизнь сложна, среди той кривды есть и правда. Вот и наш служка пришёл.
***
Тарс просил бумаги, и служка их принёс. Много бумаг, но принёс далеко не все, столько, сколько смог унести. Бумаги старые, уже успели пожелтеть, а чернила – расплыться. «Магиня» сидит и разбирается. Она не просто грамоте учена, понимает большую жизнь и большие деньги.
- Скажите, что мы ищем? Сколько стоит собор?
- Нет, другое. Скажем, купили камня или дерева. Можете понять, сразу денег заплатили или позже обещались?
- Отличить купчую крепость от долговой бумаги? Да, это смогу. Что-то ещё?
- Да, ещё. Есть ли в новой усыпальнице простые люди? Имели ли дело с Собором? Не пропащие пьяницы – старшие в артелях, владельцы челнов.
- Нё всё сразу.
- Конечно.
Служка наколол дров, растопил печь, в доме стало тепло. Смотрит он на двух чародеев и понимает – не только чародейством им заниматься приходится. Северянин знает что искать, бывшая барышня – как.
- Господа хорошие, внутрь вы пойдёте? Подсобить мне надо, давно уж врата и двери не открывались.
- Подсобим.
Ответила Мавина. Она может помочь, не только увидеть, но почувствовать все детали замка. Если что заржавело – сдвинуть. Тоже с засовом или со щеколдами. Тарс может «помочь» совсем по-другому – спалить ворота до основания, но пока такая «помощь» не нужна.
- Долговых бумаг очень много. Скреплены графской печатью, печатью управителя. Дерево, подсвечники. Зачем нам это?
- И снова вопрос. Плотники привезли дерево для отделки, а артель вместо монеты получила долговую. Может только старший поймёт, что там писано, остальные только сургуч увидят. Накормят они свои семьи графским обещанием? Детишки малые будут сыты словами?
- Нет, не накормят, дети будут голодать, если отцы не перебьются другими заработками.
- Верно, а если не перебьются? Если зима будет суровой, тогда что? Заметьте, мы по-разному года считаем. На Севере ребёнок не считается частью семьи пока не переживёт первую зиму. Мало ли что – заболеет, околеет от холода. А здесь говорят – проживи ты долгие лета. Здесь, можно сказать, северные рубежи. Каменщики, плотники, что приволокли добрую сосну, могут думать иначе, как северяне. Отвлёкся я. Не нужно нам знать, дорогой ли собор, другое нужно. Надобно понять, много ли в этом соборе слёз людских, неродившихся детей. Родившихся, но умерших от голода и холода. Да, нам нужна цена, Собора, но другая. Не ту, что можно измерить в имперских аурилах или золотых северной чеканки. Цена в жизнях и загубленных душах.
Мавина знает эту правду жизни простого люда. Уже знает, двадцать лет назад не знала. И сама узнала немного, были времена, когда в кармане не было ни гроша. Унизительные времена, правда до голода дело не доходило.
- Господа хорошие, когда же внутрь пойдёте? Обед уж скоро.
- Обождём. Когда солнце будет клониться к закату, вот тогда пойдём.
***
Тарс объяснил всё за обедом. Днём идти в Собор никакого смысла. Лихо просыпается с тьмой, ведь лихо и есть тьма. Нет надобности идти в полночь, но начать можно с не самого простого. Даже нужно.
С гор на город сошла сырость да туман. Такой холод не выгнать из себя помахав мечом. Либо тепло одеваться, либо думать о тепле внутри. Можно совместить две думки сразу – о тепле в самом нутре и о несмазанных щеколдах во вратах. Не сразу они подались, прошло время как Мавина ощутила их не застывшими и заиндевевшими, а подвижными, будто ходят они туда-сюда по двадцать раз на день. Как ощутила, так врата и подались.
Во дворе Собора запустение. Вот дорожка к дверям, все деревья захирели без полива и ухода. Южные то были деревья, любят они воды побольше, землю получше и погоду потеплее. Раньше их укрывали на зиму, но те времена уже минули. Плохой вид у двора. Будто не красивое место, а заброшенный погост. Тарс поднял руку, нужна тишина.
«Пение» уже здесь. Не пение это, слов нет. Не то, что их не различишь, их просто нет. И не похоже это на пение, будто хору наказали лай собачий изобразить. Такое «пение». И лай этот растянутый по времени то тише, то громче. И за воротами уже слышно, хорошо что людей любопытных пока нет.
- Вот! Я же говорил!
- Да, говорил.
Мавина лишь бровью повела от удивления. Не спала она последние две ночи – дрянные кровати были в тавернах, и думы были постоянно. Что будет и как повернётся. Переволновалась, после вина поспала хорошо, и разговора Тарса со служкой не слышала.
- Сейчас двери открою, обождите.
- Обождём.
Главные двери, двери Великого Правосудия. Вокруг дверей барельефы высшего судилища. Уклончива церковь в вопросе, где злодей обретёт заслуженную кару. Либо при жизни, позорно и прилюдно, либо после, когда зло перевесит добро. На фигурках то можно видеть: справа праведники, и их зло как пушинка, слева грешники, а их зло даже взвешивать боязно, столь оно велико. И вот двери открылись.
- Ой, спаси!!! Быть того не может!!!
Тарс вошёл, сделал буквально три шага за дверями, чтобы всё оглядеть. Он тоже слышал про первую службу в Соборе, где были вместе красота, печаль и скорбь. Тёмная красота, как и сейчас. И сейчас перед ним полы, отполированные до зеркального блеска, горящие факелы на стенах, повсюду свечи в подсвечниках, статуи ангелов у алтаря со свежими цветами, вымоченными в чёрной краске. Вот только нет никого. Совсем никого нет, а «пение» всё продолжается, будто сразу несколько хоров набрали с собор и они «поют», то из одного угла, то их другого. Служка остолбенел, а Мавина посмелее, тоже зашла.
- В самом деле, как такое может быть?
- А может ли?
- Простите?
Ответить Тарсу пока нечего. Но он подошёл к первому подсвечнику и протянул руку прямо над свечами. Подошёл к стене и ощупал факел. Только потом вернулся к двери и ответил.
- А ничего и нет. Дотроньтесь до пола. Лучше в перчатках.
Мавина опустилась на одно колено, протянула к полу всего лишь один палец.
- Пыль?!
- Пыль. Как вы хотели? Сколько времени тут не убираются?
- Но пол ведь блестит!
- Какой? Который на самом деле перед нами, или другой, что только в нашем воображении? Мы ходим по одному Собору, но видим другой. Я не обжёгся, свечей то нет. Пустые подсвечники. Факелов тоже почти нет, только гниль. И холодно тут, так же, как и снаружи. Был я в небольшой церкви на утрени, как служба кончается, так вроде натопили.
- Иллюзия! Всё это одна большая иллюзия!
***
Прошло уж время, служка ушёл, а Мавина всё так и сидит на ступенях перед дверьми Собора. Шумно дышит, будто и не думает, что застудится. И всё повторяет.
- Иллюзия это! Иллюзия!
- Допустим. Что из того?
- Вы не понимаете! Создать даже малую иллюзию непросто! Даже свечку, чтобы остальным она казалась горящей, хоть на самом деле огонь и не касался фитиля. Половину года нужно потратить на постижение только самых основ этого Искусства! Понимаете? Теперь подумайте, зачем тратить время на изучении того, за что не заплатят звонкой монетой или долговой распиской? Вроде бы и есть такие, бывают иногда, что могут навести иллюзию для выгоды других. Можно изучать иллюзию на склоне лет, когда есть богатый дом и делать нечего долгими зимними вечерами. Но здесь!..
- Помните тот мой вопрос? Самый главный вопрос перед обедом, когда мы поели похлёбки с чечевицей и вроде позабыли слегка о бумагах. Бумагах, за которыми жизнь и смерть. Совсем не одна жизнь и не одна смерть.
- И это возможно?!
- Мы же сами увидели. Я ещё помню охотников, они говорили мне – «в жизни всегда есть больше чем можно представить». В Чёрной Крепости такого не говорили, и вам, где учили, тоже. Застудитесь, в дом пора.
Служка может и обалдел, но остался наедине с такими мыслями. Взял колун и продолжил рубить дрова. Туман начал уходить, видны поалевшие облака от заходящего солнца. Значит, воздух впустит в себя холод быстрее. А Тарсу хоть бы хны, он и живёт так, что в жизни всегда больше чем можно представить. Сложная она, эта штука, жизнь, но не сложнее большой поленницы. Каждое расколотое полено делает поленницу меньше, вот такое у человека с огненными глазами отношение к жизни.
- Господин, дерево студёное…
- Давай сюда.
Такие полена только в печи оружейной артели схватятся, где жарко, как в преисподней. Но и у Тарса есть свои упражнения – провести ладони у полена, после чего дерево будет горячим и сухим, как сухостой в жаркую летнюю пору.
Дело сделано. Поленья схватились, туго потрескивают в печи. Дома снова тепло, есть хлеб, сыр, и нога молодого барашка, которую запечёт служка. Мавина продолжила своё дело с бумагами. Медленно читает их, смотрит, сколько были должны артелям и долго ли им было ждать заветной оплаты.
- Интересно получается. Вроде немного это, десять золотых, что должны заплатить после следующего урожая. Для моего отца с матерью – немного, а для троих мужиков в зиму – целое состояние! К чему был другой вопрос – кто похоронен в новой крипте?
- Простой вопрос с простым ответом. В той крипте хоронили благодетелей - богатых и купцов, что поддерживали строительство. Но так, между делом, могли хоронить и других. Тысячи были заняты в стройке. Каждый жаждал спасения души и захоронения праха в достойном месте. Отцу, потерявшему детей в холодную зиму…могли предложить «почётное место». Граф или управитель мог договориться. Без шуму, дабы не знали богачи, что после сожжения тела будут лежать рядом с безродными. Говорите, интересно получается. Действительно интересно получается – люди меряют спасение души в деньгах. Поспособствовал стройке, так и будто и не спросят потом за недостойные поступки. А простые люди могут и про долг забыть, коли деньги больше не нужны. Такой вот и ответ. Настал следующий урожай, а «едоков» уже нет.
«Магиня» задумалась, Тарс думал об этом раньше. Только видел он не бумаги, а людей, поверивших графам, эрлам, управителям, поставивших самое дорогое - жизнь в каждодневной борьбе за выживание. Видел ловчих, забросивших свои дела чтобы сделать графскую охоту. Поохотился граф, поиздержался на охоте и «пообещал» заплатить. Только проку от долговой бумаги, если летел как мотылёк на огонёк. Но здесь немного другое – сложно отказаться от «предложения» графа, решившего спасти свою душу за счёт других.