С самого утра последний день лета выдался по-праздничному солнечным и тёплым. Облака – «белогривые лошадки» табунками бежали по утреннему лазоревому небосводу, купаясь в лучах восходящего солнца. К Фролу и Лавру – лошадиному празднику Сенька подготовился ещё вчерашним днём. Его старенький рюкзак-«колобок» был набит гостинцами для Ромашки и Орлика. Морковка, чёрный хлебушек, какие-то кренделя да калачи, яблоки и початки солёной кукурузы… Кроме того, в одной руке Сенька тащил старую шляпу «ковбойку» для Орлика и огромный венок, связанный для Ромашки из последних летних цветов – эдакий праздничный хомут блестел на солнце серебром тысячелистника и золотом пижмы. Сенька был просто одухотворён праздником, о котором узнал надысь от конюха Григорьича. При подходе к конюшне Сенька завидев, как Григорьич вплетает в гриву Ромашке праздничную ленту, громким голосом пропел, будто поп: «Спасите и помилуйте, Фрол и Лаврей, святый Егорий Храбрый, милые лошадиные и коровьи стада, кони и кобылы, и коровы... »
Конюх аж вздрогнул от неожиданности, но, не оборачиваясь и продолжая своё дело, проворчал:
- Елкина с палкою! Так ведь и жеребёночком стать можно…
- С праздником, Владимир Григорьич!
- И вам наше почтение, Арсений Михайлович! – обернулся конюх, - ох, какие подарки-то богатые!
- А и тебе, дядь Володь, подарок имеется! – Сеня достал из планшетки большой конверт, извлёк из него икону и передал в руки Григорьичу.
- Эт что же? – крестясь на икону, вопросил конюх, - нешта Фрол и Лавр? Красота-то какая!
На иконе были изображены святые Фрол и Лавр, Архангел Михаил, вручающий им конские поводья, ниже два коня серой и вороной масти, а на заднем плане - пастухи и табун лошадей в поле.
- Сюжет иконки называется «Чудо архангела Михаила о Фроле и Лавре».
Теперь Сенька вздрогнул, ибо слова эти прозвучали из уст неожиданно появившегося пожилого седовласого человека с богатой бородой.
- Моё почтение, отец Димитрий… - произнёс конюх.
- Здравствуй, Владимир, здравствуй, с праздником тебя! – произнёс священник, - и вас труженики, с праздником, - обратился он с лёгким поклоном к лошадям, осеняя их крестным знамением.
Словно в ответ и Ромашка и Орлик склонили головы перед батюшкой.
- А вас, молодой человек, я подозреваю, Арсением величают?
- Так точно! – выпалил по-армейски Сеня. Он был будто смущён этой неожиданной встречей с отцом Димитрием.
- Позвольте спросить – а где же Вы обрели эту старую икону?
- В городе, в антикварном…
- Так, так, значит, опередили меня. Я её давненько там заприметил, да вот сразу прикупить средств не было. Потом всё дела да заботы в город не пускали. А вчера хватился, вечером прибыл – ан нет её, говорят минут за десять до моего прихода, какой-то молодой человек выкупил.
- Да… это я был.
- Ну, значит, так Господу угодно было. Я ведь её тоже Владимиру Григорьевичу вручить хотел…
Батюшка полез в карман, достал кошелёк, и, отсчитав какую-то сумму денег, протянул их Арсению:
- Вот, возьмите, не откажите в любезности посчитать этот подарок нашим общим делом.
Сенька покраснел от смущения.
- Берите, берите, здесь по-честному ровно половина стоимости. Ведь не у каждого лесника на сучке деньга висит, - с улыбкой произнёс батюшка, - а цену этой иконе я знаю.
- Батюшка, - заговорил конюх, - давайте в этот раз конский молебен, как стариной положено, у стен церковных проведём. – Хватя с меня бояться чего-то, вродексь изменились времена. Устал прятаться, словно партизан или подпольщик в тайне конский молебен совершать.
Лицо отца Димитрия воссияло радостью.
- Молодец, Володя, молодец! Буду ждать вас в храме… Вы, Арсений, ведь тоже придёте?
- Обязательно приду… - смущение никак не могло покинуть Сеньку.
- Вот и славно, - ответил батюшка, и сев на велосипед, что оставил у телеги, добавил – иконку не забудьте с собой взять, её после магазина сызнова освятить надлежит…
- Душа человек, наш отец Димитрий! – почти шёпотом произнёс конюх, - сколь гонений за свою жизнь при советской власти претерпел, сколько, ёлкина с палкою, злых языков всяких напраслин на него возводило… Но не озлобился на обидчиков, а непременно с доброй душой к каждому из них… Многим грешникам хладные сердца отогрел и души из темноты на свет вывел…
… «Прехвальнии мученицы Флоре и Лавре, вас не земля потаила есть, но небо прият вы, во еже быти вам молитвенники и предстатели о чтущих с любовию честную память вашу…»
Арсений, что впервые в жизни стоял на церковной службе с изумлением рассматривал убранство местного сельского храма, который был воздвигнут великим русским зодчим Казаковым и с не меньшим изумлением слушал мощный голос отца Димитрия.
«…Молитеся же за ны, трудолюбцы незлобивии, да подвигнет Господь и нас, в трудех и утеснении сущих, к деланию заповедей Его, да не токмо о пищи и питии, но и о еже како угодити Господеви попечемся; споболите печалем и воздыханием нашим, и да не озлобятся до конца души наша, но да возгорятся любовию друг ко другу, да пребудем в мире и единомыслии, якоже и вы, самобратнии блаженнии…»
Сенька, будучи крещёным, как и положено, во младенчестве, впервые после того Таинства оказался на церковной службе. В храмы-то он заходил и не раз, и в действующие, что чудом сохранились, и в порушенные и забвенные, в коих убранства церковного – лишь останки росписей на потолках и стенах… Но заходил он не на Литургию, а так… полюбопытствовать, поразевать рот на красоту трудов зодческих. И вот сейчас, он впервые с момента своего крещения, пребывал на службе, слушая молитвенные гласы, тропари и кондаки Божественной Литургии.
«Наипаче же утвердите ны в вере святей и правей, юже имуще в сердцам наших, не устрашимся в поношении и унижении и всяких обстояниих, имиже одержими есмы, но, яко испытание силы веры нашея с благодарением сие приимше, доброе исповедание соблюдем, в немже и прейдем от юдоли сей в вечное Царствие Господа нашего, Ему же слава и держава во веки веков. Аминь.»
Сенька стоял напротив Царских Врат, перед самым амвоном и под светом паникадилы очарованно, с сердечным трепетом, созерцал храмовое убранство и красоту окружавших его икон и фресок. А поднявши голову к Небу едва не ахнул, увидев в подкупольной высоте Отца с распростёртыми к Миру руками и Святаго Духа в образе голубя. От созерцания красоты Неба голова пошла кругом… Росписи, фрески, изображения Херувимских и Серафимских сил Небесных будто оживали и вели с Сенькой немой разговор. Эмоциональное ощущение улёта в некий Космос усиливалось пением регента и хора…
И тут Сенька сначала со страхом, но затем с умилением осознал, что Время будто остановилось, будто его вообще не существует… Глаза затуманились, картинки стали расплываться. Сеня опустил голову и тут же понял, что очи его «стихийно» наполнились слезами. В стеснении этого «происшествия» Сенька стал оглядываться по сторонам и столкнулся со взглядом стоявшего на амвоне отца Димитрия. Тот как-то по-доброму, по-родному тепло улыбнулся в ответ.
- Это хорошо… - услышал Сенька шёпот в ухо.
- Не пойму, что с нутром моим происходит, - также шёпотом ответил Сенька Григорьичу, - сколь времени на службе не сходя с места на ногах стоим, а устали никакой. Наоборот чувство лёгкости во всём теле. Того и гляди мотыльком взлечу. Но ещё и в сон, в сон клонит…
- Это от того, что Дух Святый посетил душу твою. От того и глаза слезой отозвались… - продолжал шептать старый конюх, - и в сон от того же клонит.
- Это прям Космос какой-то…
- А вот как исповедуешься с искренним сердцем, да причастишься – так вообще в душе младенцем себя ощутишь.
- Да я как-то к делам церковным не особо… Крещёный я – это факт, но не воцерковлённый.
- Всему своё время… – улыбнулся в ответ Григорьич.
По окончании службы отец Димитрий с приходом вышли на церковный двор, где их ожидали не только Ромашка с Орликом, но и ещё чья-то кобыла-мать с ребёнком-жеребёнком.
Солнечные лучи играли в позолоте церковных крестов и маковок, отражались в небо, будто пытаясь достать бегущие облака-лошадки. Благодать последнего летнего дня разливалась по земле солнечным теплом и светом, народ, что стоял на лошадином молебне щурился и прикрывал глаза ладонями от озорных лучей и «зайчиков», что отпрыгивали от всякой блестящей вещи.
С ближайших огородов тянуло запахом перепаханной накануне земли, мяклой и подсыхающей ботвой картошки и последних помидоров в открытых парниках, кислинкой веяло от созревшей облепихи, что стояла рядышком с церковным двором.
Но вот из открытых дверей храма к этому букету добавился и запах соснового ладана.
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! – принялся окроплять лошадей святой водой отец Димитрий.
Вездесущая деревенская детвора гуртилась рядом, с интересом наблюдая за происходящим.
По окончании лошадиного молебна Сеня, присвистнув, позвал к себе пацанов.
- Ну-ка, мелюзга, давай, угощай лошадок гостинцами! – Сеня раскрыл свой рюкзак, и малые кинулись доставать его содержимое и потчевать лошадей.
Глаза детворы светились радостью от общения с животными. Лошади, по всей видимости, тоже были довольны происходящим.
- Хорошо-то как! – промолвил Григорьич, поднося ладонь к сердцу.
- Ну что же пора и нам вкусностей отведать, прошу всех в трапезную! – позвал отец Димитрий, - матушка таких пирогов напекла…ммм!
Похоже, что трапезная храма была и библиотекой и читальным залом для прихожан – стены её обставлены старинными книжными шкафами, в которых теснились сотни книг.
- Да-да, здесь не только трапезная, но и библиотека, - произнёс батюшка, заметив Сенькино любопытство, - а с прошлого года по милости Божьей открыли мы воскресную школу – здесь занятия и ведём.
- Дядь Мить, а чего за праздник-то сегодня такой чудной, что ты лошадей святой водой брызгал – вопросил рыжий с конопушками пострел, с удовольствием, в прихлёбку с чаем, уплетая яблочный пирог.
- Да, да, батюшка! – подхватила одна из молодых прихожанок, - я в церковь недавно стала ходить и впервые увидела такое, чтоб лошади на церковном дворе…
Отец Димитрий поднялся из-за стола, прошёл к одному из книжных шкафов. Достал толстенную книгу и, водрузив на нос чеховское пенсне, быстро пролистал её. Остановился на одной из страниц и прочёл:
«Помолчав несколько времени, Платон встал.
- Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься приговаривая:
- Господи, Иисус Христос, Никола-угодник, Фрола и Лавра, Господи, Иисус Христос, Никола-угодник! Фрола и Лавра, Господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так-то. Положи, боже камушком, подними калачиком, - проговорил он и лёг, натягивая на себя шинель.
- Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
- Ась? – проговорил Платон (он уж было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?»
- Нет, и я молюсь, - сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
- А как же, - быстро отвечал Платон, - лошадиный праздник».
…- Вот видите, душа моя, - оторвался от чтения «Войны и мира» отец Димитрий, - даже не все князья девятнадцатого века знали о таком празднике. А крестьянин знал и почитал его исстари.
- Расскажи, батька, расскажи! – заголосил тот самый «рыжий-рыжий, конопатый», продолжая уплетать яблочный пирог в прихлёбку с чаем.
В трапезной воцарилась тишина и все стали слушать рассказ отца Димитрия:
«Согласно житию Святых Фрол и Лавр были родными братьями. Жили они во втором веке сначала в Византии, а за тем в Иллирии, которая в наше время известна как Югославия. Оба были хорошими строителями, мастерами-каменотёсами. Жизнь их пришлась на годы жестоких гонений на христиан. Как и многим, веру во Христа им приходилось держать в тайне. Однажды правитель Иллирии направил их на строительство языческого храма. Заработанные на этой стройке деньги братья раздавали нищим. Сами же соблюдали строгий пост и непрестанно молились. Когда строительство было закончено, братья собрали христиан и поставили вместо идолов в восточной части храма святой крест. Всю ночь, озаряемые небесным светом они провели в молитве. Узнав об этом правитель-язычник приговорил к сожжению триста христиан, а самих Фрола и Лавра приказал бросить в пустой колодец и засыпать землёй. Через много лет святые мощи мучеников были обретены нетленными и перенесены в Константинополь. Падёж скота, что буйствовал в это время на Балканах тут же закончился. Святых стали почитать как покровителей всякой домашней скотины. Но почему же на Руси они почитаются прежде всего как заступники лошадей? Древняя русская легенда гласит, что однажды, пастухи у которых потерялись кони, обратились с молитвой к Флору и Лавру, дабы братья помогли им разыскать лошадей. Те же призвали к помощи Архангела Михаила. Архистратиг не только помог найти потерявшуюся скотину, но и обучил Фрола и Лавра пониманию лошадей и управлению ими. Поэтому с древних времён иконописцам дано наставление, что святые Фрол и Лавр должны быть написаны с конями, которым они покровительствуют. И вот уже не легенда, а факт исторический – благословение на Куликовскую битву святой благоверный князь Димитрий Донской получил от преподобного Сергия Радонежского именно в день памяти Святых мучеников Фрола и Лавра. И после победы в этом сражении почитание святых братьев выразилось в создании особой иконы «Чудо о Фроле и Лавре», на которой Архангел Михаил вручает уздечки по-военному оседланных коней Фролу и Лавру. Сюжет этой иконы напоминает нашему народу о пути, завещанному нашей духовной историей - соединение мирного земледельческого труда с воинским служением в защиту Отечества...»
- Всё! – прихлопнул ладонью по столу рыже-конопатый мальчуган, - вырасту, пойду в лошадиные войска служить!
- Молодец! – так же, прихлопнув по столу, отозвался отец Димитрий. И вся трапезная закатилась добродушным смехом.