Манчжурская авантюра Николая Второго.
В журнале «Красный архив», который издавался в 1922 году, в Петрограде, были опубликованы интереснейшие дневники А.Н. Куропаткина, бывшего военного министра Российской империи при Николае II, генерал-адьютанта и главнокомандующего царской армией в Маньчжурии в 1904—1905 годах.
Бывший начальник штаба легендарного генерала М.Д. Скобелева, видевший своими глазами больше «военных действий», чем какой бы то ни было русский генерал той эпохи, вел дневник, о чем было широко известно в придворных и светских кругах.
Знал о дневнике и Николай II. Более того, Куропаткин при разговорах с царем, порой ссылался на свой дневник, как на своего рода документ.
Говорю об этом, чтобы было понятно, что генерал-адъютант Куропаткин был ОЧЕНЬ информированным и компетентным лицом.
К Николаю Второму он относился с нескрываемым благоговением («я боюсь только Бога и Вас, государь», сообщил он, как-то раз, на приеме царю).
Я прочитал много разных книг, мемуаров и исторических исследований по военной истории России начала ХХ века и думал, что меня, в этой теме, будет сложно удивить чем-то малоизвестным.
Однако, читая дневник Куропаткина снова и снова убеждался в том, как мало нам известно об этом, и об истинных целях и устремлениях внешней политики Николая Второго в начале ХХ века.
Как ни печально это признавать, но приходится констатировать, что внешняя политика царской России (впрочем, как и всех остальных «великих держав» той эпохи: Германии, Франции, Великобритании, Австро-Венгрии, США и Японии), была империалистической и нацеленной на захват новых территорий.
Последние 30 лет у нас вдруг стали «стесняться» это признавать, как и то, что Первая мировая война, по целям ВСЕХ участвовавших в ней «великих держав» была именно «империалистической».
В те времена захват чужих территорий и колоний был ОБЫЧНОЙ практикой внешней политики всех великих держав.
У более сильных стран (Англия, Германия, США, Франция), это получалось успешней, у экономически отсталых России и Австро-Венгрии военных проблем было больше, но в целом данный тренд был тогда ОБЫЧНОЙ и привычной стратегией.
Давайте и посмотрим, что рассказывал военному министру Российской империи о своих стратегических планах Николай Второй.
Вот как Куропаткин резюмировал свои впечатления от бесед с Николаем Вторым:
«Я говорил Витте, что у нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, итти к присоединению к России Кореи.
Мечтает под свою державу взять и Тибет.
Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы.
Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем государя в осуществлении его мечтаний, но все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России.
Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры.
Витте сказал мне, что он вполне присоединяется к моему диагнозу, но что настоящее тяжело, что ему ближе видно, куда тянут государя эти темные личности, и он хорошо может считать те огромные суммы денег, которые уходят зря на нелепые предприятия из казенного сундука»». (Запись в дневнике от 16 февраля 1903 года).
Надо сказать, что молодой (тогда) Николай Второй слабо разбирался в военном деле, и очень сильно преувеличивал мощь и реальную боеспособность тогдашней русской армии. (Это ярко и продемонстрировала цепь поражений царских войск в русско-японской войне. В Японии тогда просто смеялись над действиями русской армии в этой войне: «100 битв – 100 поражений).
Надо сказать, что этим заблуждениям царя немало поспособствовали брехливые и «шапкозакидательские» оценки, которые давали японской армии наши военные агенты.
Впоследствии, Куропаткин вспоминал:
«...мы доверяли сбор сведений о военных силах и средствах Японии одним офицерам Генерального штаба. К сожалению, и выбор этих офицеров не был удачен.
Один из таких знатоков Японии перед войной во Владивостоке определял, что в случае войны надо рассчитывать одного русского солдата против трех японских.
С началом войны после первых успехов японцев он сбавил тон и признавал, что на каждого японского солдата надо иметь по одному русскому солдату, а через месяц уже утверждал, что для победы над японцами нам надо выставить в поле против каждого японского солдата по три русских...»
Тем не менее, империалистический «замах» был у Николая Второго, что называется, «на рубль». (Результат, правда, получился даже не «на копейку», а много хуже, как известно).
Удивляет другое.
Если попытка присоединения Манчжурии была ВПОЛНЕ возможным делом (даже Япония, вплоть до начала РЯВ, не возражала против этого, при условии, что Россия оставит в покое Корею), то планы Николая Второго о захвате других территорий просто поражают несуразностью.
На кой ляд нужен был ему Тибет?! Это была дикая, высокогорная территория, туда из России не было даже нормальной дороги!
Как (да и зачем?) он собирался там править?
3 января 1904 года (всего за три недели до начала русско-японской войны!) Куропаткин докладывал Николаю «о посылке калмыка, подъесаула Уланова, в Тибет—разузнать, что там делается, и особенно, что там делают англичане. Государь соизволил, чтобы это была частная поездка на свой страх и риск. Приказал посоветовать Уланову разжечь там тибетцев против англичан…
О таковом приказании государь сказал, чтобы я не говорил Ламсдорфу» (министру иностранных дел)».
13 января 1904 года А.Н. Куропаткин записывает в своем дневнике об отношении Николая Второго к Тибету:
«…Несомненно и то, что в нем все растет и растет вообще враждебное чувство к Японии. Он скрывает от всех нас с удивительным самообладанием. Растет неприязнь и к Англии.
Он радуется возможности, что англичане будут побиты в Тибете. Я разочаровывал его на этот счет и говорил, что, если посланные с Юнгенебендом три батальона будут побиты, в чем я сомневаюсь, англичане пошлют 10, но настоят на своем; что тибетцы— не буры и драться не умеют…
Я уговаривал также государя завтра при приеме подъесаула (калмыка) Уланова, посылаемого нами в Тибет на разведку о положении дел, быть осторожным в словах.
Указывал, что надо помнить пример посольства Столетова в 1878 году в Кабул к Шир-али-Хану.
Столетов наобещал Шир-али-Хану помощи русских в борьбе с англичанами. Шир-али поверил, начал борьбу с англичанами. Мы, конечно, никакой ПОМОЩИ не дали, чтобы не вызывать европ. войны, и в результате Шир-али пал, англичане заняли Кабул и Кандагар, и 25 лет афганцы не могут забыть этого шага с нашей стороны».
А населенная многочисленным (и враждебным России), мусульманским народом Персия? Она-то зачем царю понадобилась?!
А.Н. Куропаткин с тревогой рассказывал о захватнических планах Николая Второго на юге, его стремлении к Индийскому океану:
«Приносимые нами и еще ожидаемые жертвы и опасности из-за занятого нами на Дальнем Востоке положения должны послужить уроком и для наших мечтаний о выходе к незамерзающему морю в Индийском океане (Чахбар). Уже и теперь видно, что англичане готовятся нас там встретить.
Проведение дороги через всю Персию, устройство порта в Чахбаре, укрепление, флот — все это будет повторением истории южной ветви Восточно-Китайской железной дороги и Порт-Артура.
Вместо Порт-Артура будет Чахбар, там война с Японией, здесь (в Индийском океане) — с Англией, и притом война еще более страшная и еще более ненужная для России, чем война с Японией.
Ввиду всех приведенных причин и возникают вопросы: не следует ли устранить не только будущую опасность в Персии, но и существующую в Порт-Артуре? Не следует ли отдать обратно Китаю Квантун с Порт-Артуром и Дальним, отдать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги, но взамен получить от Китая права на Северную Маньчжурию и, кроме того, до 250 миллионов рублей в возврат произведенных нами расходов на железную дорогу и на Порт-Артур».
Как известно, об этой замечательной затее Николая Второго с «устройством» порта в Чахбаре, не слишком-то любят вспоминать его современные почитатели.
А зачем царю понадобилась бездумная экспансия в Корее?!
Ведь непосредственным поводом для русско-японской войны, как раз и послужила т.н. «безобразовская авантюра» в Корее, которую Япония давно рассматривала как сферу своих интересов и влияния.
С ведома и разрешения Николая Второго, бывший тогда у него в фаворе, отставной штабс-ротмистр Кавалергардского полка (и статс-секретарь в 1903—1905годы), Александр Михайлович Безобразов предлагал создать в Маньчжурии, по границе с Кореей, вдоль реки Ялу, особые заслоны, под видом коммерческих предприятий, и таким образом произвести постепенное мирное завоевание Кореи. Эта идея вызвала живейший отклик и поддержку самого Николая Второго.
На частные средства, на подставное лицо, была приобретена концессия, полученная от Корейского правительства на эксплуатацию леса в бассейне реки Ялу, и организовано было «Русское лесопромышленное товарищество».
Товариществу предоставлено было право содержать особую лесную охранную стражу. Ближайшим распорядителем товарищества на месте был подполковник генерального штаба (!!!) Мадритов, который сумел привлечь к участию в деле известного в Маньчжурии вождя хунхузов Линчи (Джан-джин-юани).
Чтобы современным читателям было понятнее, надо сказать несколько слов об этой афере.
В начале ХХ века Манчжурия для Китая была неким аналогом Сибири, для Российской империи: холодная (по китайским меркам), малозаселенная территория, куда в Китае издавна ссылались преступники, каторжники и т.п. нежелательные элементы. Со временем, там они стали сбиваться в многочисленные разбойничьи шайки, получившие название «хунхузы» и терроризировали местное население.
Редкие карательные экспедиции китайских войск туда не давали никакого эффекта: хунхузы попросту разбегались, чтобы спустя некоторое время вновь собраться и продолжить свою разбойничью деятельность. Понятно, что из южных районов Китая жители ехать туда не хотели.
Вот эту-то территорию, В ТО ВРЕМЯ, Россия могла достаточно легко «оттяпать» от Китая. Помешала неуклюжая и безмозглая (по другому и не скажешь) внешняя политика России там.
Невзирая на протесты Японии, Безобразов основал на приграничной реке Ялу лесную концессию, привлек для ее «охраны» вождя местных хунхузов, а также 300 человек русских солдат, переодетых в цивильную одежду.
1 декабря 1902 года Куропаткин записывает в дневнике:
«Сегодня посетил меня д. с. с. Безобразов, один из нештатных советников по делам Дальнего Востока. Просил принять, так как он прямо из Ливадии и имел до меня дело по указаниям его величества. Удивительно развязный…
Все путают, никто ничего не понимает, и лишь он, Безобразов, спасает русское дело. Теперь, по словам Безобразова, государь посылает его в Порт-Артур, дабы оттуда руководить корейскими и маньчжурскими концессиями. Он тоже, по его словам, везет особые полномочия Алексееву, дабы действовать в южной Маньчжурии тайными средствами противно нашим обещаниям.
Я вынудил Безобразова высказаться: что же это за тайные средства.
По его словам, они должны заключаться в следующем: Витте и Ламсдорф должны открыть всю южную Маньчжурию иностранцам и иностранным предприятиям. Алексеев не должен им мешать.
Но затем должны явиться на сцену послушные нам хунхузы, и предприятия лопаются, люди исчезают...
И в такую-то недостойную России деятельность разные проходимцы, вроде Безобразова, впутывают нашего государя...
Я ответил Безобразову предостережением, что такой образ действий навлечет на нас только позор. Относительно Кореи я настоятельно указывал, чтобы там мы возможно менее поселяли русских людей.
Что мне всего опаснее представляется то положение, когда наших людей начнут резать, и потребуются первоначально небольшие экспедиции, и потом вспыхнет война с Японией».
Как видим, с разрешения Николая Второго, там предполагалось провернуть что-то типа «рейдерского захвата» территории: сначала «открыть всю южную Маньчжурию иностранцам и иностранным предприятиям», а затем напустить на них «послушных нам хунхузов» и захватить все эти предприятия!!!
Ситуация усугублялась еще и международными обязательствами России. После подавления «боксерского восстания» в Китае, где участвовали армии чуть ли не всех европейских великих держав и Японии, вся территория Манчжурии была оккупирована русскими войсками.
В соответствии с договором между Китаем и Россией от 26 марта 1902 г., Россия ОБЯЗЫВАЛАСЬ вывести свои войска как из Южной, так и из Северной Маньчжурии, (кроме линии железной дороги), и для сего были назначены определенные сроки.
В своих воспоминаниях, А.Н. Куропаткин отмечал:
«Первоначально в шестимесячный срок мы должны были очистить западную часть Южной Маньчжурии от Шанхайгауня до р. Ляохе, и в назначенный срок вполне точно выполнили это обязательство. Во второй шестимесячный срок мы должны были очистить от войск остальную часть Мукденской провинции с городами Мукденом и Инкоу.
Военное ведомство вполне сочувствовало этой мере и энергично готовилось к приведению ее к исполнению.
Для войск, выводимых из Маньчжурии в Приамурский край, спешно возводились на линии Хабаровск — Владивосток казарменные помещения. Планы перевозки войск были составлены, утверждены, и перевозка уже началась. Был очищен и Мукден.
И вдруг все это неожиданно было приостановлено распоряжениями начальника Квантунской области по причинам, которые до сих пор недостаточно выяснены.
Известно, однако, что приостановка в очищении Южной Маньчжурии от наших войск совпала с первой поездкой отставного статс-секретаря Безобразова на Дальний Восток.
Очищенный уже нами Мукден был снова занят. Мы занимали также Инкоу. Предприятие на Ялу в Корее получило особое значение. Для поддержания наших начинаний в Северной Корее начальник Квантунской области выдвинул в Фынхуанчен конный отряд с орудиями. Таким образом, вместо очищения Южной Маньчжурии мы заняли в ней даже такие пункты, как Фынхуанчен, которые ранее не занимались, и, главное, допустили деятельность в Корее предприятий, которым главные их деятели, стремились придать военно-политический характер.
Такой неожиданный оборот дел встревожил не только Китай, но и Японию. Можно с основанием утверждать, что приостановка очищения Мукденской провинции от наших войск составляет событие огромной важности. Пока мы твердо намеревались очистить всю Маньчжурию от наших войск, ограничившись охраной железной дороги пограничной стражей и небольшим резервом в Харбине, и в особенности при решимости нашей не забираться со своими предприятиям в Корею, опасность разрыва с Японией была маловероятна.
Напротив того, оставление наших войск, вопреки соглашениям с Китаем, в Южной Маньчжурии и вторжение наше с лесным предприятием в Северную Корею приближало нас в тревожной степени к разрыву с Японией».
Казалось бы, что проще?! Просто выполнить свои международные обязательства по очищению Южной Манчжурии (с Квантунским полуостровом и Порт-Артуром), за что Китай готов был выплатить России компенсацию в 250 миллионов золотых рублей?!
Тем более что совсем недавно, во время китайско-японской войны, сам Порт-Артур был взят, после ожесточенного штурма именно японскими войсками, которые не брали там пленных, и перебили всех китайских солдат.
Потом Япония, под давлением "великих держав", оттуда вынуждена была уйти, в японском обществе это вызвало настоящую волну ярости и негодования.
О том, какие настроения господствовали в тогдашней Японии, в книге «Из печального опыта русско-японской войны» рассказывал генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов, командовавший пехотным полком на этой войне:
«В переживаемую нами эпоху вооруженных народов, характерными чертами которой являются короткие сроки солдатской службы, относительно слабые кадры и масса запасных, вливающихся при мобилизации в ряды войск, моральная сила армии зависит главным образом от настроения нации.
Японский народ, начиная с низшей школы и кончая университетом, воспитывается в строго патриотическом духе.
Ему систематически прививают здоровый национальный эгоизм и уважение к военным доблестям. Армия, как самое яркое олицетворение государственной идеи, пользуется в Японии чрезвычайной популярностью.
Призыв молодого японца в солдаты справляется в его семье как праздник.
Отличия, приобретенные на войне, считаются лучшей рекомендацией и в гражданской жизни. В память павших в бою воздвигают храмы и два раза в году вся нация облекается в траур. Семьям убитых, даже много лет после печального события, оказываются особые почести...
В какой мере японцы отождествляют свои личные интересы с интересами отечества, показывает следующий факт: когда в 1895 г. вмешательство европейских держав заставило Японию отказаться от главных плодов ее победы над Китаем, сорок три японских офицера лишили себя жизни, заявив, что они не в силах вынести унижения своего отечества.
По словам всех знатоков Японии, патриотизм есть единственная истинная религия японцев. Германский военный агент при японской армии подполковник Гетч говорит, что японец смотрит на смерть в бою как на счастье. Его мечта попасть в число тех героев, имена которых записаны в храме "Шохонша"».
Представляете какой там был «накал страстей»?! 43 японских офицера даже сделали себе харакири, «заявив, что они не в силах вынести унижения своего отечества»!!!
А спустя короткое время, Россия вынудила китайское правительства подписать договор аренды на 25 лет Порт-Артура и Квантунского полуострова.
Николай Второй очень гордился этим «успехом», а в Японии этот неожиданный захват вызвал вспышку ярости и антирусских настроений.
Тем более что никакого стратегического военного значения Порт-Артур не имел. Его внутренние гавани были тесны и мелководны, русского населения, способного работать на заводах и верфях там не было, и его пришлось спешно завозить.
Судовой врач крейсера «Изумруд», (а в Цусимском бою - «Авроры») В. С. Кравченко написал подробные, дневниковые воспоминания «Через три океана. ВОСПОМИНАНИЯ ВРАЧА О МОРСКОМ ПОХОДЕ В РУССКО-ЯПОНСКУЮ ВОЙНУ 1904–1905 ГОДОВ».
Там он так отзывался о Порт-Артуре:
«Проклятая «дыра»! Недаром мы, моряки, ее всегда так ненавидели. Нужно было выйти и прорываться в Чифу, Киао-Чау (Циндао – тогда германская колония и ВМБ в Китае – Прим.), куда угодно, только не засесть в этой дыре под расстрел. Все-таки, быть может, сохранили бы хотя несколько корабликов. Конечно, всех обстоятельств мы не знаем, но, как это дико кажется со стороны, этот бессмысленный расстрел в мелководном к тому же бассейне».
(Для меня стало откровением, что русские военные моряки «всегда так ненавидели» эту «проклятую дыру», Порт-Артур...)
Кроме этого, ЕДИНСТВЕННЫЙ сухой док, способный принимать броненосцы Россия имела только во Владивостоке.
Казалось бы, логичным было и главные силы Тихоокеанской эскадры базировать на этот порт. От него и до Японии «рукой подать», и на коммуникации островной державы удобнее воздействовать. Однако там было только 4 крейсера, а ВСЕ остальные корабли (в т.ч. все броненосцы) наши флотоводцы держали в мелководной и неудобной гавани Порт-Артура.
После того как японцам удалось, после ночной атаки 4-х миноносцев, повредить наши лучшие броненосцы («Цесаревич» и «Ретвизан») и крейсер 1-го ранга «Паллада», вдруг «выяснилось», что ремонтировать повреждённые броненосцы НЕГДЕ…
Пришлось для этого силами рабочих, срочно привезенных из Петербурга, строить кессоны, что очень затянуло ремонт и снизило боеспособность нашей 1-й Тихоокеанской эскадры.
Имеются сведения об очень серьезных уступках, на которые готова была пойти Япония, перед началом русско-японской войны.
В дневниковых записях знаменитой генеральши А. В. Богданович («Три последних самодержца») говорится о малоизвестной встречи знаменитого японского дипломата и государственного деятеля маркиза Ито с царским министром иностранных дел Ламздорфом:
«30 октября 1909года
Сегодня слышала интересный рассказ Шелькинга…
Насчет японца Ито, которого убили, Шелькинг рассказал интересную подробность.
Когда в 1901 году Ито уехал из Петербурга, он в Берлине обедал у Сакена.
После обеда Сакен позвал его, Шелькинга, и продиктовал ему депешу Ламздорфу в присутствии маркиза Ито, что Ито СНОВА повторяет Ламздорфу все ему сказанное, просит его еще раз подумать насчет предлагаемого России соглашения с Японией, что он будет 24 часа ожидать в Берлине ответа Ламздорфа, не уедет, как предполагал, сегодня, чтобы устроить соглашение с другой европейской державой, так как Японии было бы приятнее всего соглашение с Россией.
На эту депешу от Ламздорфа не было никакого ответа. Ито уехал и устроил соглашение с Англией.
Япония же предлагала России очень выгодные условия относительно Кореи и отдавала два южных порта - Фузан и Мазампо. Вот наша дипломатия!»
Представляете? Япония была даже готова уступить России эти два порта на самом юге Корейского полуострова, что позволили бы нашему флоту контролировать Цусимский пролив и иметь открытый выход в Тихий океан!!!
Упомянутый тут дипломат Шелькинг, рассказавший эту историю, был очень компетентным человеком. Он служил секретарем посольства России в Берлине, потом был «правой рукой» двукратного председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, решавший все личные вопросы престарелого царского премьера.
А японский маркиз Ито Хиробуми, который делал царскому министру иностранных дел столь выгодные предложения, многократно был премьер-министром Японии, членом Тайного Совета и первым генерал-резидентом Кореи.
О том, что вопрос размещения русских боевых кораблей в южнокорейском порту Мазампо всерьез рассматривался, говорят отчетные материалы флотских «стратегических занятий 1902 года».
В них говорится:
«Именно географическая обстановка при нашем наступлении на Корею сильно увеличивает значение флота и делает для нашей армии владение морем просто неоценимым. Трудно себе даже представить, сколько нужно будет войск и перевозочных средств, чтобы вытеснить японцев из Кореи, если японский флот будет главенствовать на море…
Полезно будет держать в мирное время значительную минную флотилию в Мазампо, или выслать ее туда сейчас же по объявлении войны, так же желательно оставить ее там в случае неудачного для нас исхода генерального сражения.
Присутствие значительной минной флотилии на фланге всех возможных путей, по которым могут перевозиться японские войска, несомненно заставит их отказаться от такой перевозки.
Заблокировать минную флотилию невозможно, уничтожить ее на рейде также в высшей степени сложно при существовании минных заграждений.
Следовательно, превосходство нашего флота перед японским даст нам надежный мир, так как усиление наших войск в Приамурье нисколько не удержит японцев от захвата Кореи и даже, скорее, вызовет этот захват».
Ничего из этого, разумеется, в реальной войне с Японией сделано не было…
О том, как «хозяйствовали» царские администраторы на территории Манчжурии, говорит следующая дневниковая запись А.Н. Куропаткина:
«31 декабря 1902 г..
Сегодня был у государя с последним докладом в этом году. Сегодня же оканчивается пятилетие пребывания меня в звании министра…
Государь приказал мне:
1) Провести в установленном порядке, чтобы обстановка командующих войсками в округах была казенная.
2) По вопросу о вознаграждении китайцев со шхуны под английским флагом, которая стукнулась о наш мост в Тяньцзине, а китайцы были прибиты плетями—категорически отказать в выдаче вознаграждения.
При этом, по моему предложению, государь соизволил, чтобы мы рассмотрели вопрос: нужен ли нам мост этот.
Мое мнение, что он не нужен.
3) Относительно усиления китайских войск в Маньчжурии в распоряжение цзявъ-цзюней государь высказал: «Самое главное, не надо разрешать усиление войск в Хейлудзянской провинции».
По-видимому, государь твердо держится, чтобы северную Маньчжурию от наших войск не очищать».
Обратите внимание, что местные китайцы там были ПРИБИТЫ (!!!) плетями за то, что их шхуна «стукнулась» о наш мост в Тяньцзине, который, к тому же военным властям России был не слишком-то нужен!
Стоит ли удивляться тому, что китайское население во время русско-японской войны враждебно относилось к нашим войскам?!
Одним из немногих высших сановников царской России, кто стремился предотвратить надвигающуюся войну, как ни странно, был военный министр А.Н. Куропаткин, резко выступавший против безобразовской аферы в Корее и доказывавший свою точку зрения Николаю Второму:
«16 марта 1903г.
«Посланник Японии в Петербурге Курино получил приказание от своего правительства пригласить меня в Японию, дабы успокоить возникшее там движение против России.
Безобразовщина с Безобразовым во главе дошла в это врем я до своего апогея. Адм. Алексеев телеграфировал мне, что он и не думал разрешать 300 нижних чинов в «рабочую артель», предприятия на Ялу. Что он разрешил нанять лишь 40 человек запасных.
Безобразов, телеграфируя Абаза, что у него уже есть 300 нижних чинов и требуется еще 500, все врал. Третьего дня у меня снова сидел Абаза и сообщил совершенно диковинную новость: Безобразов решился обойтись без нижних чинов и нанял в свою артель «ХУНХУЗОВ».
Абаза считает это решение весьма удачным».
(Упомянутый здесь контр-адмирал Алексей Михайлович Абаза царем был назначен управляющим Особым комитетом по делам Дальнего Востока. Он пользовался правом личного доклада Николаю II.
Наряду со своим двоюродным братом, статс-секретарём А. М. Безобразовым, имел очень большое влияние на дипломатическую работу с Японией. Кстати говоря, родной брат статс-секретаря А. М. Безобразова, генерал-адъютант Владимир Михайлович Безобразов тогда был командиром Кавалергардского полка, а в годы Первой мировой войны - командующим войсками Гвардии.
Вся эта «безобразовская клика», была уверена в слабости Японии, и поэтому вела с ней переговоры с позиции силы, что и способствовало развязыванию войны. При этом записка, представленная Абазой Николаю II в марте 1903, по словам С. Ю. Витте, фактически решила вопрос о начале войны).
Перед своей поездкой в Японию А.Н. Куропаткин был принят царем. Вот что Куропаткин записал в дневнике:
«10 апреля 1903г.
Сегодня приехал утром в Москву. В 11 часов был принят сперва государынею, потом государем с продолжительным докладом…
Государь встретил меня очень приветливо. Похристосовался…
Продиктовал, что я должен буду сказать японскому императору…
Относительно Японии государь сказал мне с насмешкою, что я в императоре увижу довольно странную и неприятную фигуру, с которою можно будет говорить только с переводчиком.
Костюм увижу странный, и странные будут жесты.
Государь сделал при этом довольно презрительную гримасу…»
Сложно сказать, почему Николай Второй питал такое презрение и предубеждение к японскому императоры, проецируя это отношение и на всю Японию того времени.
Никто, разумеется, не допустил царского военного министра до встречи с «самим» японским императором, который считался там чем-то вроде земного божества. Просто «не по чину» была такая встреча для Куропаткина.
Царский военный министр неоднократно беседовал с гэнро (гэнро - пожизненные советники императора, назначенные в 1876 году.) Ито Хиробуми и Ямастром Кацура Таро, военным министром Тэраути, министром иностранных дел Комура Дзётаро.
В ходе этих бесед Куропаткин, говоря о значительной боевой мощи России, предпринимал попытки урегулировать русско-японские отношения... Японская армия и флот, кстати, произвели на Куропаткина огромное впечатление.
После своего визита, Куропаткин написал царю, министрам иностранных дел и финансов НЕСКОЛЬКО записок с довольно радикальными предложениями о предотвращении войны:
«Свои заключения по поездке на Дальний Восток я изложил в особой записке, представленной 24 июля 1903 г., в которой с полной откровенностью излагал и мнение, что если мы не положим конец неопределенному положению дел в Маньчжурии и авантюристической деятельности Безобразова в Корее, то должны ожидать разрыва с Японией. Записка эта была в копиях доставлена министрам финансов и иностранных дел и встретила их полное одобрение...
В бытность мою в Японии я хорошо ознакомился, с какой нервной тревогой относятся там к нашей деятельности в Корее, как преувеличивают наши намерения и готовятся с оружием в руках выступить в защиту своих интересов в Корее.
Наша активная там деятельность приводит японцев к убеждению, что Россия приступает к следующей части своей программы на Дальнем Востоке, к поглощению вслед за Маньчжурией и Кореи...
Предполагать, что несколько сот запасных солдат с несколькими офицерами, занятых рубкой леса на Ялу, могут принести особую пользу в борьбе нашей с Японией, нет оснований. Ничтожную в военном отношении пользу нельзя сравнить с опасностью, которую лесное дело на Ялу представляет, поддерживая возбуждение умов в Японии...
Достаточно сказать, что, по мнению генерал-адъютанта Алексеева и по дружному мнению наших послов в Пекине, Сеуле и Токио, это лесное предприятие может вызывать войну с Японией. К этому мнению вполне присоединяюсь и я».
В результате такой «мудрой» внешней политики царя, вся Япония, от мала до велика, была уверена в агрессивных устремлениях России, а у нас, впоследствии, простой народ искренне полагал, что эта война вообще началась «из-за дров». (Об этом хорошо было сказано в «Цусиме» А.С. Новикова-Прибоя: «Хоть было бы за что воевать, а то за дрова.»!!!)
31 октября 1903 года А.Н. Куропаткин в дневнике записывает:
«Вчера сидел у С.Ю. Витте более двух часов…
Теперь, по словам Витте, вполне определилось, что Безобразов—негодяй…
Затем Витте говорил, что он не мог так прямолинейно действовать по отношению к Безобразову, как действую я, что он, Витте, связан с Безобразовым серьезными делами уже с 1900 года.
При этом Витте достал из своего секретного шкапа документы, из которых, показал мне два. В первом из них были изложены основания действий лесного предприятия на Ялу, а на обороте государь написал почти всю страницу карандашом.
Тут значилось, что барыши с предприятия на Ялу должны поступать в доходы кабинета в соответствии с теми расходами, которые произведены на это предприятие из сумм кабинета. Что потом дальнейшие барыши должны итти на содержание войск на Дальнем Востоке и, наконец, на эти же барыши следует развить церковное строительство. Документ, по-видимому, 1900 года.
Того, же года Витте показал мне собственноручное письмо государя к нему, которое начиналось так:
«Любезный Сергей Юльевич, сделайте распоряжение об открытии А. М. Безобразову в русско-китайском банке кредита в два миллиона рублей»...
Витте прибавил, что эти два миллиона израсходованы без толка, что теперь сам Безобразов признает неудачу своих предприятий; что никакого отчета в этих двух миллионах он никому не дает; что дела ведутся очень темные; что из русско-китайского банка, но словам Ротштейна, к Безобразову на службу поступили все подозрительные люди и этим очистили личный персонал банка».
В качестве комментария этой записи следует обратить внимание читателей на то, что на обороте обоснования «лесного предприятия на Ялу» Николай Второй написал почти всю страницу КАРАНДАШОМ.
Дело в том, что многие современные нью-монархисты строят всяческие конспиралогические версии вокруг того, что в Феврале 1917 года Николай Второй подписал свое знаменитое отречение карандашом.
Делаются фантастические предположения, что этим самым карандашом царь, дескать, давал «тайный знак» о своем нежелании отрекаться, который не был-де понят современниками, но теперь «разгадан» прозорливыми монархистами XXI века!
Как известно, Николай Второй очень любил использовать остро отточенные карандаши при написании своих резолюций и комментариев на различных документах.
Вот и свое отречение он (совершенно добровольно) подписал именно тем, чем привык пользоваться – карандашом!
И еще пара интересных записей в дневнике Куропаткина, сделанные им незадолго до начала русско-японской войны:
«28 ноября 1903 года.
Вчера отправил государю свою записку но Маньчжурскому вопросу, в которой я в сильных выражениях указываю опасность настоящего положения нашего на Дальнем Востоке и советую государю овладеть северною Маньчжурией, путем добровольного соглашения е Китаем, отдав Китаю южную Маньчжурию, Квантун с Порт-Артуром, ветвь южной железной дороги и, кроме северной Маньчжурии, получить еще вознаграждение г. 250 миллионов руб.
Указываю, что, далее наступательную политику, мы не только будем иметь войну с Япониею и Китаем, но будем иметь против себя весь мир. Что даже Франция, ввиду нашей политики на Дальнем Востоке, начинает сознавать необходимость искать другой опоры и ищет соглашения с Италиею и Англию, а там и до соглашения с. Германией один только шаг…
Написал, что война с Японией будет крайне непопулярна в России, что противоправительственная партия воспользуется этою войною, чтобы увеличить смуту и пр.
Писал с полною откровенностью.
Читать государю эту записку будет тяжело, ибо v, ней есть осуждение его политики, его мнений. Но надо, чтобы государь знал правду...
15 декабря1903 года
Сегодня было совещание у государя по поводу депеши адм. Алексеева, в которой он советовал прекратить с японцами переговоры ввиду их согласия на наши предложения но Корейскому вопросу. Они соглашались не укреплять Корейского пролива, но не соглашались принять наше предложение не переходить в Корее 39 параллели (линии Пеньян-Генсан) и не укрепляться по побережью. Они хотели получить право укрепиться даже на границе с Маньчжуриею…
Я говорил в главном следующее:
Надо продолжать переговоры. В Корейском вопросе для нас имеет особую важность пункт о 39 параллели. Его надо отстоять. Японская редакция о 50-верстной зоне в обе стороны Маньчжурской границы совершенно не может нас удовлетворить. Другая важная статья—не укрепление Корейского пролива. Остальное второстепенно.
Мне представляется возможным окончить распрю присоединением к нам северной Маньчжурии, и к Японии южной части Кореи.
Северную Kopeю и южную Маньчжурию объявить нейтральною между нами зоною. Если допустим японцев занять всю Корею, а сами будем занимать всю Маньчжурию, то война между нами и японцами неизбежна.
В лучшем случае придем к тяжелому вооруженному миру. Если бы мы исполнив договор, как обещали, и очистили б южную Маньчжурию, к чему все приготовления были сделаны, то настоящего тяжелого осложнения не было бы.
Мы твердо стали бы в северной Маньчжурии, и за нее никто не стал бы с нами драться. Злополучное предприятие (я так и выразился) всему причиною.
Вместо очищения Маньчжурии (южной) в условный срок мы занялись активною деятельностью на Ялу. Выставили отряд в Фан-Хуан-Чен. Выдвинулись на Ялу. Остались в Инкоу. Вторично заняли Мукден.
В Японии началась смута. Теперь, быть может, уже и не в ваших силах,—сказал я государю,— остановить войну. История учит, что даже слабейшие государства начинали войны.
Но ранее надо, сохраняя достоинство России, испробовать нее средства, дабы войны не было…
Надо главное, твердо выяснить, что мы хотим в Маньчжурии, и то, что мы решим, отстаивать твердо.
По моему мнению, из-за северной Маньчжурии войну вести стоит, из-за южной— не стоит. Не стоит вести войны и из-за Кореи.
Надо готовиться, что скоро и другие державы поднимутся и предъявят нам свои требования из-за южной Маньчжурии. Самое опасное в настоящем положении это: 1) то, что мы не готовы к войне с Японией в железнодорожном отношении: три поезда в сутки не такая сила, чтобы можно было своевременно собрать армию в 300 т. чел. и, главное, питать ее: надо выиграть время; 2) трудно представить, чем окончится и как разовьется начавшаяся на востоке война. Быть может, война охватит все границы…»
К сожалению, Николай Второй не внял этим разумным предостережениям своего военного министра и русско-японская война становилась неизбежной…
Закончить эту главу я бы хотел рассказом об еще одной малоизвестной странице нашей истории: позиции Германии в связи с дальневосточной политикой Николая Второго.
Вильгельм Второй, который в молодости был ярым русофилом, неоднократно предлагал нашему царю «устранить распри» между Германией и Россией и даже готов был заключить с Российской империей оборонительный военный союз!
Вот лишь два свидетельства этого.
24 августа 1903 года А.Н. Куропаткин записал в дневнике:
«Фредерикс, с которым я поделился… своими опасениями, что нас ослабят на Западе и потом ударят на нас, сказал мне: «да, опасность большая, но если уж так нужно лезть на Дальний Восток, то следовало бы держаться и старых традиций и не рвать дружбы с Германией».
При этом он вспомнил, что два года тому назад на борту «Гогенцоллерна» император Вильгельм прижал его к борту и горячо и долго говорил на тему, что надо устранить распри Германии с Россией.
При этом он сказал на мой взгляд великие слова:
«Пускай я буду лично неприятен вашему государю, но ему надо помнить, что только мы с, ним вдвоем имеем большую власть, что только в наших, поэтому, руках участь мира Европы.
Ответственны мы поэтому будем перед историей, если дело доведем до войны между нашими народами.
Мы можем лично ссориться, но народы наши должны жить между собою в мире».
Дай бог, чтобы эти высокие слова одинаково твердо и неуклонно служили путеводною нитью двух могущественнейших монархов всего мира».
Упомянутый тут барон Владимир Борисович Фредерикс был членом Государственного совета, генерал-адьютантом и последним Министром Императорского Двора Российской империи. Это был один из немногих царских сановников, не предавших Николая Второго, после его отречения.
Именно он, впоследствии, своей подписью скрепил машинописный лист с Актом об отречении Государя Императора Николая II от престола.
А вот что сам Николай Второй, незадолго до начала русско-японской войны, говорил о Вильгельме Втором:
6 декабря1903 года А.Н. Куропаткин записывал:
«Праздновали тезоименитство государя. Парадный завтрак…
«Вильгельм,- говорил государь, — в последнее наше свидание так был дружески расположен ко мне и к России, как никогда. Он и не скрывал причины: его тревожит Англия, а еще более Америка».
Государь прибавил, что Америка и его тревожит».
Сложно сказать, почему в декабре 1903 года Америка так тревожила Николая Второго. Куда больше оснований было у него тревожиться за назревавшую на Дальнем Востоке войну с Японией.
Ну, и еще несколько дневниковых записей Куропаткина, сделанных уже в самый канун войны:
«20 января 1904 года.
Вчера на большом бале в Зимнем дворце, гр. Ламсдорф говорил мне что у него был японский посол Курино и умолял поспешить ответом на последние предложения Японии. Он говорил, что настроение в Японии дошло до такой степени возбуждения, что дорог каждый час. Просил ради возможности сохранить мир умерить наши требования, написать ответ в приемлемом для Японии смысле…
Сегодня перед моим докладом у государя вышел от его величества Абаза. Когда я спросил его о новостях с Дальнего Востока, он с обычным важным видом ответил, что совершенно не понимает, почему волнуются мыслью о «какой-то» войне с Япониею.
По его мнению, такая война совершенно невозможна. Самое большее, если японцы «заберутся» в Корею. Он же хвастал, что ему удалось направить общественное мнение американцев в пользу России. Что поворот уже начался...
25 января 1904 г.
Вчера государь выразил первый раз тревогу по поводу возможной войны с Япониею. Вместо обычной уверенности, что войны не будет, с некоторым раздражением сказал мне:
«Надо скорее ВЫЯСНИТЬ вопрос о войне, воевать так воевать; мир так мир, а эта неизвестность становится томительною».
Предоставил по моему докладу наместнику объявить мобилизацию и другие меры.
Вечером (в 12 часов ночи) получил письмо Ламсдорфа с извещением, что им получена нота японского посланника о том, что ему приказано со всею миссией покинуть Петербург. Государь приказал отозвать и нашу миссию из Токио…
Кн. Оболенский, с которым я такнее виделся сегодня, смотрит на дело мрачнее и высказывает мнение, что отозвание посольства есть тревожный признак. Ламсдорф и Оболенский полагают, что война может начаться без торжественного объявления ее…»
Как видим, НИКАКОЙ внезапности при начале этой войны не было! Взаимное отозвание посольств из Петербурга и Токио и объявление мобилизации и было объявление войны де-факто.
То, что наша эскадра в Порт-Артуре попросту «проспала» нападение японских миноносцев говорит лишь об «уровне» её руководителей…
«28 января 1904 года.
26-го в 10, 5 час. Вечера, на вечере у ген. Лобко Витте передал мне известие, полученное от коммерческого агента, что японцы напали неожиданно на наш флот в Порт-Артуре и утопили два броненосца и один крейсер.
Поехал к Авелану.
В полночь он еще не знал ничего. Утром 27 узнали, что нападение (шло, но не потоплены, а пробиты «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсер «Паллада», лучшие суда. Впечатление тяжелое. Моряки говорили, что прозевали. Стояли без сетей. У «Цесаревича» их не было...»
(Генерал-адъютант и «полный адмирал» Фёдор Карлович Авелан был тогда управляющим Морским министерством Российской империи).
Не правда ли, удивительно, что о нападении японцев на нашу эскадру в Порт-Артуре, правительство Российской империи узнаёт от … коммерческого агента, а управляющий Морским министерством империи Авелан и вовсе узнает об этом последним!!!
«2 февраля 1904 года.
Вчера приезжал ко мне адъютант адмирала Авелана.
Критиковал действия флота в Порт-Артуре.
Рассказывал, что в минуту атаки «Цесаревича» командир пировал на берегу по случаю своих именин.
Говорил, что во флоте меры на случай войны принимались только до 21 декабря. Затем совершенно ослабели.
Говорил, что моряки хотят теперь моего назначения. Макаров едет принимать эскадру. Рождественский не едет, ибо эскадра Вирениуса возвращается домой. Будут усиливать ее.
29 января взлетел на воздух «Енисей», натолкнувшись на свою мину. Погибло более 90 человек.»
Как известно, в годы русско-японской войны ЕДИНСТВЕННЫМ настоящим союзником России была вовсе не республиканская Франция (с которой мы имели военный союз), а Германская империя.
Только германские корабли снабжали 2-ю Тихоокеанскую эскадру Рожественского во время ее 9-ти месячного похода из Балтики к Цусиме.
«Союзная» же Франция относилась тогда к нашим морякам с плохо скрываемым презрением и недоброжелательством, не разрешая пользоваться своими портами более 24-х часов, и чиня разные другие препоны.
Другой пример.
В 1903 году Вильгельм всерьёз рассматривал возможность заключения с Россией ВОЕННОГО СОЮЗА и даже посылал адмирала Тирпица в Петербург для того, чтобы прощупать настроение царя и царя провести необходимые переговоры с Николаем Вторым по данной проблеме наедине.
Вот выдержка из записок германского морского министра того времени, адмирала Тирпица.
«…Когда я прибыл в Потсдамский дворец (дело было летом 1903 года), там уже собрались: имперский канцлер фон Гольштейн; статс–секретарь иностранных дел барон фон Рихтхофен и генерал граф Шлиффен.
Император был в отличном расположении духа и дружески приветствовал нас:
— Я пригласил вас, господа, чтобы обсудить вопрос о военном союзе с Россией. Думаю, что такой союз вынудит Францию примкнуть к нам.
Граф Шлиффен одобрил мысль, заявив, что с точки зрения стратегии, такой союз только желателен, но я возразил, что не могу вполне присоединиться к графу из–за опасения, как бы этот союз не обострил и без того напряженные отношения между нами и Англией, что было бы весьма нежелательно, и с чем, вероятно, граф согласится.
— Как известно вашему величеству, — пояснил я, — Россия накануне войны с Японией, и всё ее внимание должно быть направлено на Восток, почему, в случае какого–либо конфликта на Западе, она не в состоянии будет выделить более 200 тысяч штыков, что, при столкновении миллионных армий более чем недостаточно.
Между тем, заключая с ней сейчас военный союз, мы рискуем быть втянутыми в дальневосточный конфликт.
Всё, что мы можем сделать в настоящий момент, это постараться убедить Россию принять спешные меры к усилению своих вооруженных сил на Востоке, так как ее поражение там чревато для всей Европы и, в частности, для нас грозными политическими последствиями…
Граф Шлиффен ничего не возразил и только обиженно молчал. Фон Рихтхофен, напротив, одобрительно покачивал головой, а канцлер пытался поддержать императора. Совещание длилось свыше двух часов. В конце концов было решено пока воздержаться от заключения военного союза, но в случае возникновения русско–японской войны, сохранить по отношению к России дружественный нейтралитет...
«Уехал я, — вспоминает далее Тирпиц, — несколько дней спустя. Миссия моя была крайне деликатна. Мне было известно, что настроение молодой императрицы англофильское, и что она имеет большое влияние на царя.
Императора же Николая, напротив, я хорошо знал, как искренне расположенного к Германии…
Однако по моем приезде в Петербург мне ни разу не удалось, несмотря на все попытки, остаться с ним наедине: императрица неизменно присутствовала. Не смею сказать, обладала ли эта прекрасная женщина государственным умом, но, несомненно, она не сохранила симпатии к немецкому отечеству. Тем не менее, мне ничего не оставалось делать, как вести переговоры при ней, что было довольно стеснительно: приходилось очень осторожно касаться неблагоприятного стратегического положения России на Востоке. Но убедившись, что их величества слушают с видимым интересом, я позволил себе говорить откровенно, и между прочим, указал, что сосредоточенная в Порт–Артуре эскадра имеет, на мой взгляд, скорее декоративное значение, нежели боевое.
Я прямо заявил, что мы кровно заинтересованы в победе русского оружия, так как поражение России на Востоке может неблагоприятно отразиться на нашем положении там. Царица молчала, хотя ее лицо выражало благосклонность; император же слушал весьма милостиво.
В заключение он сказал, что ненавидит японцев, не верит ни одному их слову, и отлично сознает всю серьезность положения.
Царь заверил меня, что все необходимые меры принимаются.
— Мы достаточно сильны, и парализуем всякое вооруженное выступление Японии.
— На этом аудиенция кончилась, и я, получив ответное письмо, вернулся в Берлин»…
Как видим, при доброй воле Николая Второго заключение военного союза и установление дружеских отношений с Германией тогда было вполне возможным делом.
Это могло бы В КОРНЕ изменить всю стратегическую ситуацию в Европе, да и в мире. Вся история XX века могла бы пойти по другому...
Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения.
Приведённое Тирпицем высказывание Николая о том, что Россия «парализует» всякое вооружённое выступление Японии, лишний раз говорит об уровне компетенции последнего российского императора в военных и государственных вопросах.
О пресловутых проливах, подготовке к европейской войне и национальных предубеждениях Николая Второго поговорим в следующей главе.
на фото: русские стрелки на поле гаоляна. Так, в реальности,выглядели бойцы в боевой обстановке в Манчжурии. Спасались от холода нося китайские одеяла и малахаи.