Нинель

Шимозка
История, которую я расскажу вам, началась задолго до того, как мир узнал Гарри Поттера. Двадцатому веку - веку войн и революций - было не до сказок. В Бога верили избранные смельчаки и безумцы. Разрушенные храмы превратились в кинотеатры, бассейны и даже заводы. Ангелы вышли из моды и спрятали крылья. Но даже в самые трудные времена оставались потаенные островки, на которых обитали нескучные люди.

Одним из таких островков был хорошо известный в узких кругах Дом с башнями в Сиверской. Именно там, в жёлтом деревянном полудворце на Вокзальной двадцать, снимало дачу семейство Огневых: протезист Борис Натанович, его жена Жанна Леонидовна и две их дочери - Берта и Ася.

Чернявая, коротко стриженная Берта была старше, увереннее и как-то квадратнее сестры. Она уже много лет училась на адвоката и увлекалась греблей. Пышноволосая Ася перешла на второй курс музыкального училища. Она выглядела хрупкой и писала стихи.

Ещё будучи школьницами, сестры сговорились непременно разгадать смысл жизни, который явно не умещался в коротеньком тире между датами рождения и смерти любого человека. Втайне от родителей - бодрых, прагматичных хлебосолов, любящих играть в домино и танцевать танго, - они жадно искали любые следы присутствия чего-то нематериального и чудесного. И уж если им вдруг попадался экземпляр не от мира сего, наделенный какой-либо необычайно редкой способностью, они бережно изучали его и стремились к сближению.

Первой и одной из самых ценных их находок была экс-медсестра Нинель из Павловска. В летнее время она теперь иногда гостила у сестер в Доме с башнями.

Берта "подцепила" Нинель в очереди к ветеринару, куда пришлось доставить утратившую аппетит Маркизу - так звали черного ворона женского пола, любимицу семейства Огневых. Нинель же привезла на осмотр канарейку Соню, которая была в летах и теряла перья. Сидя в очереди, молодые женщины разговорились.

Вначале речь шла лишь о больных птицах и их забавных привычках. Берта прихвастнула способностью Маркизы вступать в диалог. На любую реплику членов семьи та с готовностью отвечала: "Да что ты говоришь!" Питомица произносила это с живейшим интересом и непременно голосом Бориса Натановича, которого отмечала особым расположением. Еще она умела мяукать, как щуплый соседский котенок Борщ, и очень похоже имитировать звук будильника. Отправляясь по делам, Борис Натанович приказывал: "Маркиза, сторожи дом!" - и та старательно аккомпанировала всем проходящим мимо истошным собачьим лаем.

Слушая Берту, ясноглазая Нинель заметно потеплела, и ей в свой черед захотелось поведать об эксцентричном поведении Сони. В частности, о том, что ее питомица тоже была "паполюбива": из всей огромной семьи птичка выбрала именно Сергея Васильевича, чтобы стать его эхом. Преданность канарейки не знала границ: она повторяла абсолютно все папины звуки! Когда Сергей Васильевич открывал входную дверь, Соня уморительно кряхтела, пытаясь передать, как его ключ проворачивается в замке. Стоило папе Серёже чихнуть, влюбленная канарейка копировала и этот мощный взрыв, падая с жердочки от натуги. "Ну и артистка!" - хохотали братья и сестры Нинели. Если в доме были гости, то бедный папа, уходя в уборную, конфузливо закрывал все возможные двери, разделяющие их с проказницей Соней: вдруг та вздумает копировать Ниагару сливного бачка или что-то ещё похуже!

Сидение в очереди к ветеринару так сблизило Берту и Нинель, что они обменялись адресами и условились о встрече. Поводом стала болезнь Аси: той "свернули шею" в кабинете зубного врача, и бедняжка никак не могла оправиться. Нинель предложила осмотреть больную сестру Берты в ближайший четверг у себя в Павловске.

Дядина "Волга" доставила бледную Асю к назначенному часу. Как только девушка легла на специальную кушетку и руки Нинели, почти не касаясь, пробежались по ее позвонкам, стало очевидно: визит не окажется напрасным. Так и вышло. Асе чудилось, что ее спину и даже мысли прогладили лёгким и чрезвычайно приятным утюжком. Когда она поднялась с кушетки, то выглядела как будто даже выше ростом и уж точно гораздо веселее.

- Как ты это делаешь? - изумилась пациентка.
- Да это не я, а... высшая добрая сила. Я же только ей помогаю. В общем-то руки для этого и отросли.
- Ничего не понимаю! - разволновалась Ася. - Какая такая сила? Расскажи мне о ней.

Однако ни в этот, ни в следующие несколько визитов Нинель не пожелала вернуться к начатому разговору. Ася привозила к ней свое скукоженное и почти бесполое тельце, а увозила нечто гораздо более женское и раскованное.

- Зачем ты думаешь такие тяжёлые и в общем-то не свои мысли? - спросила однажды Нинель, делавшая "массаж", и даже легонько шлепнула Асю по затылку.
- Э-м-м.. Откуда ты узнала? И как это не свои?
- Скажу иначе. Вот ты идёшь по улице, а мимо тебя едут разные машины. Одна из них притормаживает, дверь распахивается, и незнакомец приглашает тебя прокатиться. Поедешь не раздумывая?
- Нет, конечно! А при чем тут...
- Мысли - это те же машины. Они ездят туда-сюда мимо нас, но выбор остаётся за нами - сесть в первую попавшуюся или подождать подходящую.
- Но как же я узнаю истинно СВОЮ мысль?
- А чуйка тебе на что? Слушай чуйку, она тебя не подведет. Проси вразумления, а потом будь внимательна, не пропусти знаки. Все, что тебе действительно нужно, дадут.
- Просить? Но у кого? У бога что ли? Я ведь его совсем не знаю.
- Ну и не страшно: ты его не знаешь, а он тебя знает... - ласково улыбнулась Нинель.

Все это звучало довольно странно. Вернувшись домой, Ася поделилась недоумением с сестрой. Берта решила не тянуть и отправилась в Павловск сама - показать побаливающий копчик, ушибленный ещё на уроке физкультуры в девятом классе.

Где-то месяца через три с момента знакомства Нинель решилась открыть сестрам свою "настоящую правду". Она рассказала, как давным-давно, в восемьдесят каком-то году, вдруг ощутила состояние сильной апатии, словно бы перестала понимать, "куда и зачем плыть". В этот самый момент одна знакомая предложила ей вместе съездить в Печоры, в Лавру. "Там часто приходит понимание" , - пояснила она. Нинель согласилась не раздумывая, несмотря на то, что была далека от религии и никогда прежде не бывала в действующем монастыре.

Внимательно слушая свою новую подругу, сестры с удивлением осознали, что она гораздо старше, чем казалось им поначалу. Нинель была человеком неопределенного возраста - из разряда вечно молодых. Сопоставляя даты, Берта пыталась вычислить год ее рождения, и, вроде бы, выходил тысяча девятьсот пятьдесят четвертый... Это было поразительно - необыкновенно молодые глаза и свободное от каких-либо признаков старения лицо! Выходит, Нинель поняла, "куда плыть", когда Берта была ещё подростком, а Ася совсем малышкой...

.......

Войдя в один из храмов Псково-Печерской Лавры, Нинель сразу поняла, что попала на какую-то особенную службу. Старенький священник производил "отчитку" бесноватой. Та визжала, лаяла, крутилась юлой - зрелище не для слабых духом. Испуганная Нинель хотела было ретироваться и уже сделала пару шагов к выходу, но священник внезапно преградил ей путь. Он ласково придержал девушку за локоть и дал понять, что ей следует остаться. Отец Адриан (так звали батюшку) "спрятал" ее за колонну и вернулся к общению лишь по окончании службы.

За время их непродолжительной беседы Нинель уяснила, что предсказуемая карьера штатной медсестры не ее путь. "Капельницу или банки поставить кто угодно может, а в твоих ручках течет благодатный огонь" , - разъяснил батюшка Адриан и благословил лечить руками. Так Нинель встретила своего духовного отца.

Когда девушка уже совсем было собралась обратно в Павловск и зашла проститься, выяснилось, что батюшка против ее незамедлительного возвращения и просит остаться в монастыре "ещё на недельку".

- Но это же невозможно! - жаловалась Нинель доброй "прихрамовой" бабушке. - Я работаю в областной поликлинике, и у меня есть обязанности... Вся неделя спланирована... На каждый день записано по несколько человек! Отпуск согласовывается заранее. Я же всех подведу и буду уволена с позором!
- Останься, миленькая, - сказала бабушка Антонина. - Батюшка Адриан помолится - и все сложится самым удачным образом.

Сложно передать, что чувствовала прогульщица Нинель, поднимаясь по лестнице в свой процедурный кабинет. Она здоровалась с коллегами, не поднимая глаз, и готовилась получить нагоняй, а то и быть уволенной. Однако те приветствовали ее как обычно, не выказывая ни малейшего осуждения: медсестру "Ниночку" любили сотрудники и больные.

- Меня разве никто не искал на этой неделе? Ходили, наверное, жаловаться к руководству? - робко спросила она подругу, у которой принимала "пост".
- О чем ты? - удивилась та. - Неделя как неделя...

С тех пор Нинель стала периодически наведываться в Печоры и даже лечила монахов по благословению отца Адриана. Всякий раз, вылезая из автобуса, она упиралась взглядом в какую-нибудь старушку из батюшкиного окружения.

- А нам ещё с вечера доложили, что ты сегодня будешь, - победно улыбалась та.
- Да кто мог знать? Я не предупреждала. Решение приняла внезапно.
- Милая ты моя, батюшке все известно: у него "прямой провод" сама знаешь с кем. Подозвал и сказал: "Ваша Нинелька завтра приедет, встречайте..."

Откровения подруги вызывали в сестрах смешанные чувства. От ее рассказов веяло мистикой... Той самой вожделенной и пугающей мистикой, к которой было непривычно ухо советского человека.

"Ну и фокусник же этот священник! - чужим голосом сказала Берта. - У папы на работе недавно тоже был необъяснимый случай". Услышав слово "фокусник", Нинель удивлённо подняла брови, но ничего не сказала. Ася растерянно захлопала глазами: она боялась конфликтов. Тем временем Берта продолжала свою историю.

В стоматологию Бориса Натановича пожаловал гипнотизер - не Вольф Мессинг, конечно, но тоже довольно известный. Назовем его Карл Иванович. Встретив протезиста Огнева в коридоре, этот бодрый человек предложил ему наладить сон с помощью гипноза. Разумеется, Борис Натанович ответствовал, что гипнозу не поддается. "Ну и чудненько! - улыбнулся Карл Иванович. - А не подскажете ли, любезный, который теперь час?" Доктор встряхнул руку в белом халате, поднес поближе к глазам золоченый циферблат и ответил: "Без семнадцати три".

Они проговорили ещё минут пять, после чего Карл Иванович хлопнул себя по лысой башке со словами: "А ведь я забыл ваш ответ, то бишь какое время вы мне назвали..." Снисходительно поглядев на рассеянного гипнотизера, Борис Натанович вскинул руку привычным жестом... Часов на запястье не оказалось!

- Что за чертовщина?! - вскричал он.
- Обычный профессионализм, ничего личного, - улыбнулся гипнотизер, вынимая из кармана жилетки и возвращая доктору его любимые часы.

История, рассказанная Бертой, вызвала в памяти Нинели в чем-то схожее воспоминание. К ней на массаж приходили люди разных профессий, и "фокусники" в том числе. Они различались не только болезнями, но и уровнем дохода, поэтому Нинель решила не брать со всех одинаковую сумму за лечение. На столике при входе стояла шкатулка: сколько считаешь нужным, столько в нее и опустишь.

И вот однажды на прием явился пациент, который не привык платить. Игнорировал счета в ресторанах, не возвращал деньги знакомым. Контролеры не останавливали его. Все сходило этому человеку с рук: очевидно, он обладал неким даром внушения и стирал память о своих долгах. "Меня зовут Иржи Прохазка" , - прохрипел долговязый незнакомец. Он был веснушчат, белобрыс и страдал от астматических приступов.

Прохазка нанес Нинели пять визитов и ни разу даже не приоткрыл шкатулку. Все шло как обычно. Гениальные руки делали свое дело, астма отступала. Прохазка смотрел на массажистку с привычным превосходством: эту блаженную удалось обвести вокруг пальца, как и всех прочих. Его самодовольные мысли были прерваны Нинелью.

- Спасибо, Иржи! - звонко сказала она. - Вы учите меня дарить подарки. Не каждый может заплатить: для кого-то и пятак - слишком большая ценность... А о моем кошельке не беспокойтесь: через пару часов этот порог впервые переступит щедрый человек, который легко расстанется с большой суммой.
- Так вы знали, что я ни разу не опустил деньги в шкатулку, и все равно продолжали меня лечить?!
- А как иначе? Каждый платит, чем может. Вы - отсутствием близких. Приходите еще, если понадоблюсь...

Услыхав, что Нинель обняла пристыженного "фокусника" на прощание, Ася и Берта лишились дара речи. Никогда прежде им не доводилось пить чай с представителями нездешних миров. Впереди сестер ожидало ещё множество удивительных открытий, но об этом в другой раз.