Нос очень замёрз. И не просто очень, я его уже не чувствовал. И всё было бы хорошо, если бы я не лежал спокойно в своей кровати под теплым одеялом.
Кажется, я пришел вчера (или сегодня?) поздно. Кажется, я был не совсем трезв, хотя и не пил. Кажется, я был один...
Я возвращался домой, точнее, я был уже там, но всё ещё возвращался. У меня в руках была чья-то шапка и пара батареек от старого фонарика. Я, конечно, этого не помню, но я открыл настежь окно, высунулся в ночь и часто и глубоко дышал. А потом бросил туда, в темноту, всё, что лежало в моих трясущихся руках. Бросил. Всё полетело. Как же легко бросать...
Это всё, что вспомнилось мне, когда я пытался вытащить себя и свои обмороженные конечности из-под одеяла в это богоммноюзабытоеутро.
Знаете... Это вот такое чувство, когда ты встаёшь с кровати. Встаёшь. Но не просыпаешься. Уже давно не просыпаешься. И не помнишь, когда заснул. Поэтому ты сидишь, дурак, натягивая свитер и теплые носки, включаешь какую-то музыку, и понимаешь... Понимаешь, что сегодня воскресенье.
Сегодня - воскресенье. Волшебный день. Откуда-то из детства: важный, яркий, радостный.
Когда я был маленьким, воскресное утро начиналось в восемь. Мама заходила в комнату, резко и без церемоний. Раздергивала шторы, громко что-то говорила, щекотала за ногу и нежно целовала в щёку.
Каким бы ты ни был злым, невыспавшимся и раздраженным, после такого утреннего ритуала ты улыбался. Как дурак. В самом хорошем смысле этого слова.
Я вылезал в это холодное утро, плелся чистить зубы, заправлял кровать и убирался в комнате, учил, стирал, чистил, говорил... Это было радостью, это было воскресеньем. Это было...
Я сижу. Утро воскресенья. Сижу со щетиной. Меня никто не будил. Я не пойду чистить зубы. Не пойду ничего учить. Не буду улыбаться в ответ на мамин поцелуй.
Я закрою окно. Не потому что боюсь простыть или того, что у меня отмерзнет нос. Я закрою потому что, как же легко...
Я встал. Сам. Но, кажется, забыл проснуться.
"Мама, разбуди меня утром.
Ты одна знаешь, как будить меня нужно"