Не выдуманная история.
**************************
В сельском укладе - середины не бывает на этот случай.
Или ты - умный, почитаемый, или - совсем наоборот.
Кланька дурочкой не считалась, в умных - тоже. Она, как бы, выпала из
поля зрения здесь живущих, вроде, есть человек, а, вроде - нет.
Первые годы послевоенной разрухи: заросшие бурьяном, долго не паханные поля,
превращены в целину.
Поднимать нечем и некому. Лошади, на которых возделывали землю, подохли от
бескормицы или истреблены волками.
Мужики, которые владели гужевым транспортом - канули в Лето, или пришли с
Войны изувеченными без рук - ног. На стариков - никакой надежды, на
юнцов - тоже самое.
Движущей силой деревни становились молодые бабы да засиделые девки.
У первых мужья полегли на поле брани, у вторых - женихов отняла Война.
Еле трепыхавшаяся Россия, пройдя все немыслимые муки ада, пыталась
вставать с колен.
В деревню пригнали трактор Универсал-2, получивший сразу у местных своё
имя - УДИК. Был он на железных колёсах - со шпорами на задних, без кабины.
Потом, по истечении времени, казался сродни инвалидной коляске, но тогда!
Тогда все жители окрест сбегались смотреть на это чудо техники.
А уж когда появился прицепной комбайн с копнителем в ручную, и видом не
лучше трактора, радости селян не было предела.
Люди, в доску замученные пятилетним кошмаром крови, слёз и голода, стали
верить в лучшие времена в поворот жизни в другую сторону.
Стал вопрос кого сажать на это чудо - технику?. Остановились на двух сёстрах.
Девки, не молодки уж, крепкие, работящие, ответственные.
Прошли какие то мимолётные консультации у приезжего инструктора.
Залили - завели - поехали - с Богом!
Где одна недопоймёт, другая подскажет, слаженно идёт работа - агрегаты новые.
Нам, сейчас живущим, было бы смешно видеть движущий по полю трактор, типа
инвалидной коляски, тянет за собой, не лучше видом, прицепной комбайн.
Где две женщины, измождённые пеклом сверху, оводами, часто от недопонимания
в технике, перемазанные мазутом вперемежку со слезами.
Страдная пора в деревне - это физическая работа на износ:сон-3-4 часа в
сутки, остальное время - поле, ток, домашнее хозяйство.
Это обветренные до крови губы, лопающие мозоли на руках, просолённые на спине
рубахи, растерзанные о стерню ноги.
Это - ржаной квас, картошка, хлеб. Это руки, прикованные к вилам, граблям,
цепам. Это полное осознание пословицы:"Что потопаешь - то и полопаешь!"
Это - жара!. Такая, что диск солнца - белый, ветерок не шелохнёт, безжизненно
обмякшие листья на деревьях. Всё живое изнемогает - всё просит: пить.
Евдокия с Клавдией решили переждать это пекло, а вечером поработать
лишний час.
Заглушив агрегаты и, как бы, спасаясь от жары, они бежали по пшеничному
полю к деревне, как по горну раскалённой печи, горячих колосьев.
Впереди обозначились, идущих на них - два смерча, у нас их называли -
-буранчиками или вертячками.
Это ветер, как бы, кружил воздухом, мы ребятня, старались его догнать и
попасть во внутрь, чтоб нас покружило и, вдобавок, остудило: в нём было
прохладно.
Покружило и сестёр, они посмеявшись, побежали дальше, а буранчики помчались
в другом направлении. Но один вернулся.
Он стал, как бы, заигрывать с Клавдией, не выпуская из своих объятий
почти до самого дома. Обессилевшая и испуганная до слёз, она упала, а вихрь,
наигравшись, умчался. Дома было прохладно.
Евдокия, бросив на земляной пол ватники, улеглась тут же, а Клавдия
предпочла русскую печь, там тоже прохладно, чай летом печи не топятся,
да за занавеской меньше мух.
Легла она на часок, а пролежала долгих 15 лет. Тело не двигалось.
Кинулись по больницам, брат работал в кремлёвской охране, сумел определить
её в Главную лечебницу страны. Всё было безрезультатно, диагноз не
устанавливался. Махнули рукой, смирились.
Потекли годы с одной картиной: печь, на ней уже высохшая мумия живого
человека. Односельчане сразу проведовать ходили, потом - реже, потом
вообще перестали и Клавдия, как бы, заживо погребённая в кирпичном склепе
на печи, продолжая тлеть затухающей свечой.
Была старенькая мать - ухаживала, умерла - стала сестра сиделкой, куда ж
деваться - родная кровь.
Но стареют не только люди, постарела и стала рассыпаться печь, надо
перекладывать этот единственный обогреватель в доме.
Кланька об этом слушать не хотела, закатывала такие нечеловеческие
истерики с доводами, что - умрёт тут же. Долго откладывали, но пришла
Осень, ждать больше нельзя, пригласили печника. Да и разрешилось всё
просто.
Не давно пришедший с Армии племянник, не хилого телосложения взял эту
иссохшую мумию и перенёс на приготовленную кровать, не обращая внимания
на её дикие вопли, собрали которые чуть ли не всю деревню.
Кланька затихла, сразу думали, что умерла, но где то глубоко у неё
прослушивалось ровное дыхание, так и слушала её сестра, прислонивши ухо
к груди. В деревне строили версии, что во сне она и умрёт. Но Кланька жила.
Во сне, в одном положении, ни на что не реагируя она проспала три дня.
Утром, четвёртого, Евдокия вошла в дом и подойдя к кровати сестры,
увидела её испуганные широко открытые глаза.
Больная перевела взгляд на сестру и, как бы, приказала:" Закрой на клин
дверь и занавесь все окна!". Как зомбированная, исполняла сестра эти
приказы, а та продолжала:"Подойди ближе, подними одеяло."
Ноги были живые: они шевелили пальцами,сгибались как и 15 лет назад.
И когда спустили их на пол, они...пошли. Обнявшись, сёстры проплакали
до утра, боясь спугнуть свалившееся, вдруг, счастье и решили - молчать,
никому об этом не рассказывать.
Клавдия днём, закрывшись на все задвижки, ходила по дому, ночью выходила
в сад, на речку, где её рассекретили рыбаки, напугавшись до смерти, приняв
за приведение.
Ей пришлось как бы заново родиться: она вышла к людям.
Вид у неё был, мягко сказать, страшноватый. Если в жару на сухую палку
надеть зимний плюшевый жакет, да тёплый большой шерстяной платок,зимние
войлочные сапоги - это и будет её портретом. "Так, вроде, легче,- объясняла
она, - очень уж гудит голова".
Встречным она кланялась в пояс, детям находила самые тёплые слова.
Один городской мальчик,видно родом из сказок, при встрече вежливо ей
сказал:"Здравствуйте, баба яга!" А она, счастливая, обняла его засмеявшись:
"Чей же ты будешь, ангел небесный, как же я тебя люблю, мой ты хороший!".
Жила она долго, искренне благодарна Богу. Ходила часто в магазин.
Ничего там не покупала, она шла к людям.
Однажды, сидя на лавке, я спросила её:"У тебя, считай, потеряна жизнь -
-ни молодости, ни мужа, ни детей, ни внуков. Это ведь тяжело.
А как ты видишь счастье в твоём то положении прямо скажу - незавидном?"
Кланька помолчала, собираясь видно, с мыслями.
Потом просто и серьёзно ответила:"Кусок хлеба, щепотку соли и водицы
из нашего родника и всё это у меня - есть."
Потом и до сих пор эта, уже история, живёт в деревне. И по сей день не
найден ответ на вопрос.
Что же это было?.
Сразу говорили, что сделали своё чёрное дело те два вихря - буранчика,
кто утверждал: дело - в печке. Кто - то, за что - то, туда подложил
злое - чёрное.
Кто его знает....
**********************