Нашим учителям посвящается...

Наталия Май
               

Фильм 2015 года «Училка» - для многих это одно из редких драматургических откровений, вызывающих ассоциации с перестроечным кино, когда вопросы отношений между поколениями стояли достаточно остро. Это были проблемные, конфликтные, жесткие, но очень талантливые фильмы.  Чаще других в этой связи вспоминают «Дорогую Елену Сергеевну», но этот фильм совершенно иной.

Часто в нашем кино до девяностых годов (советского периода, который в свою очередь делится на разные эпохи) ставился вопрос, как учитель должен вести себя с учениками, что такое педагогический дар, учителя-бюрократы противостояли талантливым самородкам в этой области. Но, как мне кажется, в последние годы особенно (с появлением ювенальной юстиции), перекос делается в отношении прав учеников. Нам все время демонстрируют в СМИ и ток-шоу ситуации, когда нарушаются права ребенка, а ужасный учитель его оскорбил, обидел, унизил и т.п. Реже звучит тема сочувствия к учителям, хотя они стали бесправны и унижены как никогда.

Ирина Купченко играет учительницу истории пенсионного возраста, которая уже давно забыла о том, что такое – получать удовольствие от своей работы. Бюрократизации и показухи в сфере образования стало гораздо больше, нежели в советской, хотя когда-то общество надеялось, что ее станет меньше.  И вот – печальный итог перестройки! Чиновники всех рангов помешаны на бумагах, формальных показателях, у кого портфолио толще, тот лучше как учитель. Хотя самая главная задача учителя – не заставить все вызубрить, не понимая сути предмета, а научить ДУМАТЬ и рассуждать. Системному мышлению. Как говорится, образованный человек отличается не тем, что он знает все, а тем, что он точно знает, чего он не знает, и при желании найдет, где источники недостающей ему информации. Но тестовая система образования (которая в этом кино сравнивается с передачей «Угадай мелодию») на это не нацелена. Периодически появляются сообщения, что тестовая часть ЕГЭ будет меняться или исчезнет совсем, что этот экзамен станет совершенствоваться… ну что ж, подождем, свершатся ли эти благие перемены.

Действие в фильме происходит тогда, когда эта система еще процветала. Учительница, которая осталась совсем одна (дочь ее за границей), разговаривает сама с собой вполголоса, и возникает ощущение, что у нее больше нет сил сопротивляться, изображать из себя педагога, которого якобы слушают ученики. Авторитет учителя сейчас – ниже плинтуса. Ученики в подростковом возрасте, занятые своим самоутверждением и желанием состояться в глазах сверстников и бросить вызов миру взрослым (им это представляется верхом крутизны), не понимают, что человек возраста героини Купченко может банально себя плохо чувствовать.  С трудом говорить, с трудом двигаться и писать на доске, заполнять журнал… Ей каждый шаг, каждый вздох дается с трудом. Она – явная «сердечница», потихоньку принимает таблетки, которые прячет в сумочке. Но шестнадцатилетним не объяснишь, что такое болезни сердца, проблемы с давлением, нервной системой… И каким физическим мучением (о моральном я даже не говорю) становится провести обычный урок, когда тебя периодически перебивают, вставляя свои издевательские комментарии.

Эта проблема не нова, я помню далеко не идеальное поведение детей в нашей школе (а я заканчивала в конце восьмидесятых), и тогда на уроках хохотали, кидались яблочными огрызками… правда, все-таки прямых оскорблений учителю не было, в глаза их не обзывали никакими словами, а на доске никто не рискнул перед уроком написать слово «училка», которое больной человек, войдя в класс, должен был увидеть, вздрогнуть, а потом с обреченным видом стереть. Купченко действительно сыграла женщину, которая настолько ослабела, что уже как будто находится по ту сторону жизни и смерти, и ее все менее и менее задевают те, кто хочет причинить ей боль. 

Она не лишена недостатков, хотя и знает свой предмет. Может быть, ей недостает гибкости, и она  не совсем понимает, что пафосными громкими фразами у этого поколения, да и вообще у многих людей, может вызвать только отторжение. Это – не путь к просветлению их разума. Но эти фразы у нее вырываются как единственная самозащита, которую она может использовать в данный момент. Хотя надо признать, что чувство меры у нее есть, и пошутить она может.

Она говорит, что нынешнее поколение старшеклассников на нее производит самое тягостное впечатление, но я помню свое поколение, у нас тоже были такие ученики, которые писали: у верблюда два горба, один с едой, другой с водой. Другое дело – даже самые отпетые двоечники тогда что-то читали, представляли, как выглядит книга, брали в руки учебник… А эти сидят «в телефоне». Это действительно способствует отуплению в крайней степени. Они уже даже не понимают, как правильно написать свое имя в том или ином падеже. Я встречала ученицу, которая считалась примерной, выучившись на тестовой системе, при этом не знала, что ее собственное имя склоняется как «Анастасии» с буквой «и», а не «Анастасие», как писала она сама.

Когда-нибудь вопрос о вреде средств мобильной связи для формирования ребенка будет поставлен – последствия этого уже налицо… У нас мобильные телефоны появились только ближе к тридцати годам, мы уже выучились и сформировались. Эти же «в телефоне» чуть ли не с колыбели.

Тогда, в конце восьмидесятых, помимо отсутствия гаджетов, не было еще четкого представления о капитализме. А сейчас он расцвел, причем в самом своем неприглядном виде – с разговорами об успешных людях и нищебродах, о том, что книги читать вообще незачем, главное – накупить шмоток и т.п. Так какой может быть авторитет у учителя?

Некоторые учителя, по возрасту близкие к нынешнему поколению молодежи, с ними заигрывают – одеваются по последней моде, используют их слег и т.п. Не знаю, достигают ли они своей главной задачи – чему-нибудь этих учеников научить (на Западе даже просят называть их по имени – причем уменьшительному), а некую дешевую популярность, может быть, и приобретают, как политики, склонные к популизму. И старшее поколение педагогов все это не одобряет.

Понятно, что это было чуждо и характеру героини Купченко – человека серьезного, строгого, методичного, принципиального. Она не стала бы с этими учениками «заигрывать». Но при этом постепенно внутренне, не показывая этого, сдерживаясь изо всех сил, доходила до некой отчаянной черты, когда уже не могла выносить откровенное неуважение, хамство, пренебрежение, оскорбления… Возможно, создатели фильма вспоминали свою собственную юность и учителей, которых кто-то «доводил» своим поведением до нервного срыва или сердечного приступа, поэтому и посвятили этот фильм своим учителям, желая раскрыть эту тему так, чтобы она показалась одной из наиболее злободневных для нашей страны и нашего времени. 

У мальчика оказывается в руках оружие, он где-то его достал (где именно, не уточняется). Он достает его, между ним и учительницей возникает перепалка, в результате которой она отнимает оружие и грозит всему классу… Поняв, что она сейчас на грани (хотя и вряд ли веря, что реально может выстрелить, да и умеет ли она стрелять?), класс замирает. Потом начинаются длительные выяснения отношений в этом замкнутом пространстве – небольшой комнате. Оружие попадает в руки то одному, то другому. И все наиболее значимые персонажи разражаются монологами, в которых раскрывают свою суть, высказывают все свои претензии миру, выясняя в том числе и отношения друг с другом. Но в конце концов смиряются и соглашаются с требованием педагога сначала всем по очереди ответить на ее вопросы по заданной теме, а потом разойтись.

Когда доходит очередь до последнего, считающего себя умнее всех, он высокомерно отвергает предложение закончить сегодняшний затянувшийся урок своим ответом. Отнимает оружие у учительницы и упрекает весь класс в трусости, заявляя, что сам нисколько этой училкой не напуган, и был уверен, что ни за что она ни в кого не выстрелит. Ответ этой женщины удивил всех: он презирает всех своих одноклассников, смотрит на них свысока, можно презирать конкретного человека, но нельзя презирать общество… «в нашем русском мире» это не прощают.

Сейчас, после всех перипетий развития капитализма в нашей стране я это понимаю. Россия – действительно общинная страна, у нас такого рода индивидуализм воспринимается в штыки, и никогда такие люди авторитет у народа не завоюют. (Это показывают и результаты выборов – за политиков, выказывающих высокомерие, не голосуют. Конкретные примеры приводить не буду – всем известны итоги последних выборов. У нас так вести себя – это не самая умная и дальновидная позиция. Хотя, может быть, где-то ее и приветствуют. Тогда надо найти страну «по себе».)

Когда учительницу увозят на «Скорой помощи», мне лично уже не верится, что она может выкарабкаться. Может быть, из-за такой игры актрисы, которая сыграла как будто тень того человека, которым когда-то была.

В фильме есть короткие просветления – когда ученики, увлекшись невольно, отвечают по программе, и у них меняются лица, они становятся совершенно другими. И сама учительница невольно радуется, хотя подобие улыбки на ее лице – это уже какая-то гримаса умирающего…

Мне лично хэппи-энд в конце, когда все они, спустя некоторое время, сидят у костра и слушают пение под гитару, не кажется убедительным. Я в такое их «исправление» просто не верю. Не то, чтобы в принципе они были неисправимы, но это возможно спустя долгие годы, а не спустя такой короткий срок.

Ведь прошли долгие годы, наверняка, прежде чем сами создатели фильма осознали, каково быть учителем, а особенно – в наше время…

Две сюжетные линии остались совершенно нераскрытыми – отношения учительницы с директором (ее бывшей ученицей), то конфликтные, то трепетные… И странные намеки на дочь героини Купченко, которая ведет какую-то неприличную жизнь… как будто она девушка легкого поведения. Хотя мать говорит о том, что дочь ее археолог и работает в музее в Германии. Но ученики утверждают, что она замужем за фашистом. Что они имеют в виду? В Германии есть неонацистские группировки, муж дочери – член одной из них? Или это поколение тупо считает всех немцев фашистами? Вот эту часть фильма я не поняла.

От себя могу добавить, что, несмотря на уже крайне разболтанную дисциплину в общеобразовательных школах конца советского периода, в музыкальных школах этого не было. Во-первых, там не сорок человек в классе, а маленькая группа из нескольких человек (сейчас за минимум считается восемь). Во-вторых, детей отбирали по конкурсу, и большую часть составляли тихие примерные девочки с косичками, которых туда приводили церемонные бабушки. Атмосфера была совершенно другой, о хулиганстве на уроках даже речь не шла.

Сейчас, к сожалению и в этой сфере (которую стали называть «дополнительным образованием») все изменилось. Большое число мальчишек-хулиганов, да и девочек, ведущих себя не намного лучше, создает шум, гам… хоть уши затыкай. Какое уж тут развитие слуха? На индивидуальных занятиях хулиганить невозможно, ученик сидит один, но во время групповых – пожалуйста… Да еще и эти мобильные телефоны!  Ученики откровенно говорят: меня родители сюда запихнули, а мне все это не надо. Может, когда-нибудь они и пожалеют, что так ко всему этому относились (такие люди есть).

Но учитель работает здесь и сейчас, а в не в неопределенном будущем. Ему от этих гипотетических соображений не легче.