Еще раз про любовь

Ольга Луценко 2
    С детства я страшно любила читать. В этом смысле я была просто «запойная», т.е. больная. Я читала сидя, лежа, кушая, стоя и на ходу. Думаю, что эта особенность передалась от мамы по наследству. Мама  любила почитать, особенно  на сон грядущий. Берет, бывало, томик Чехова и приговаривает: « наконец-то  понаслаждаюсь с Чеховым» или «какое блаженство прилечь с Паустовским».. Хорошо, что в нашей квартире была очень приличная библиотека. Никакой макулатуры и книжонок посредственных писателей! Только полные собрания  русских, советских и зарубежных классиков, начиная от древних греков и славян до современных известных писателей. К восьмому  классу я прочитала буквально все книги из домашней библиотеки. Только не смогла одолеть ни одного тома из полного собрания Ленина В.И., которое  занимало много места на книжных полках. Папа, по-моему, тоже его не читал, хотя ему, как коммунисту и морскому офицеру, наверно, полагалось.  Маркс и Энгельс тоже были. Из этих классиков только « Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса произвело на меня впечатление.  Самых любимых авторов я читала с удовольствием по нескольку раз, и каждый раз сожалела, что « роман» так быстро заканчивался.  Кроме того,  я брала книги из городской и областной библиотек.  Дети в нашем дворе не понимали моего этого увлечения и подсмеивались надо мной, зачем я часами сижу на скамейке во дворе с толстой книгой без картинок и выгляжу очень довольной?!
  Стихи очень любила. Иногда так заденут строки, что самой что-нибудь хотелось изобразить. Ничитаешься, бывало, Лермонтова и пошла писать, прямо в лермонтовском стиле:
 « Нет, я не ангел во плоти, я генияльный оборванец.
 Голодный, вечно я в пути средь обнищавших, бедных странниц.
 В изнеможеньи упаду, к плите могильной припадая,
 О, сниспошли ты мне покой, я лишь об этом умоляю!!
 Но нет покоя-я опять бреду, мятежный, неустанный,
 В изнеможеньи упаду-чу, слышу голос странный…
 Тот глас покуда я внимал, иссохший весь, горя томленьем,
 Прохожий вор суму украл, спугнув прекрасное виденье.
 И так далее в таком же духе.
    Я была натурой увлекающейся и воображение,  подхлестнутое Толстым и
Тургеневым рисовало меня в образе роковой красавицы, от которой благородные кавалеры добиваются руки и сердца, а также сразу понимают мою индивидуальность и исключительность. Сверстники  признавались мне в любви и предлагали дружить. Но мне почему-то нравились недосягаемые красавцы из старших классов, к которым страшно было подойти, а не то, что заговорить. В тринадцать лет я по уши влюбилась в такого красавца!  Странное дело, я его видела только издали, но его образ взволновал меня до умопомрачения. Я была близорука, а очки носить стеснялась. Может,  поэтому он мне казался необыкновенным красавцем. Мне очень нравилась его походка, а лицо я толком и не разглядела. Воображение дорисовало черные брови и синие глаза. Подружка, видя, как я страдаю, предложила назначить ему свидание как Татьяна Онегину посредством письма. Так и решила: написала записку красивым почерком, смочила духами и запечатала в конверт. Там предлагалась встреча в парке на определенной скамейке. Пришли мы с подругой. Глядим-сидит, ждет.  Три раза  прошли мимо предмета моего обожания, пока подруга не толкнула меня прямо  на него. Я просто обомлела. И пока он шел рядом, не смогла внятно промолвить ни слова. Даже не помню, говорил ли он что-нибудь. Если говорил, я не поняла ничего и отвечала невпопад. Мне он показался еще прекраснее и умнее, чем я предполагала.А обо мне он подумал, что я полная дура. Все, пропала моя  жизненка!  Еле дошла до дому на ватных ногах. И решила, зачем мне такие мучения - от этой любви нет никакого толку - одни страдания и неудобства! Больше я с ним не встречалась. Избегала его, едва завидев, но, проходя мимо его дома, сердце еще долго каждый раз замирало. Потом я узнала, что он троечник и любовь прошла. Не любила я троечников.


На фото мне 13 лет. Платье сшито собственноручно на уроках труда.