Вокруг меня пустота, такая темная. Подо мной нет никаких опор - я в невесомости. Тьма, глубокая тьма, длится на миллионы, миллиарды световых лет. Я лечу, вторя лишь данному мне импульсу.
Космос, такой одинокий и темный космос, пристанище таких же холодных и одиноких небесных тел. О чем они думают? Любят ли они или любили когда-то? В чем их смысл и предназначение, а в чем моё?
Так спокойно и тихо даже мысли в голове стройной, такой даже стерильной, струей воздуха, которого так мало. Воздух, состоящий из смесей и простых соединений, как он сейчас нужен. Я никогда раньше не испытывал такой нужды в нем, как-то даже и не заботился, а сейчас...
В чем была та самая истина моего прибывания на земле, то что называют судьбой - умереть теперь тут, в открытом космосе, одному.
Как-то я представлял это иначе, в кругу родственников, в старости, в честь меня опустят флаг государства, на утреннем разводе - в дань памяти и уважения. Никто не хочет быть героем, а особенно мертвым героем.
В такие минуты говорят вспоминают о боге, проносится перед глазами жизнь, но у меня всего этого нет в голове. Этих мыслей навязанных нам с детства яркими высказываниями киногероев, родителей - мы с детства научены правильно умирать, а вот жить нас научить забыли.
Жизнь она ведь представляется теперь мне лишь чудесным образом составленных событий, они так четко выверены, что даже и не верится в такие совпадения.
В девятом классе кажется, да вроде тогда, пошёл в лётное училище, чтобы впечатлить девушку, а она уехала в другой город и мы с ней больше никогда не виделись. Не бросил училище из-за родителей, доучился, пошёл в радиотехнических институт. Потом друг по училищу Колька, пробился в министерство и меня подтянул в эти госпрограммы, стал лётчиком испытателем, потом космонавтом.
Полтора года общекосмической подготовки, сдача экзамена, подготовки к полётам, определения в экипаж. Опять научно-исследовательские институты, конструкторские бюро, лаборатории, кабина пилота, спортзал. Изучил корабль до малейших деталей, попутная получая знания в самых разных областях и профессиях.
Получил звания майора, женился, двое детей, уже три вылета в эту непробудную тьму.
И тут вот он, как говорится никогда не говори последний вылет, говори крайний, да что теперь уж поделаешь
Птс...сссс...о черт! Дело - дрянь!
Походу мои философские рассуждения не получат своего логического завершения.
Мой скафандр «Орлан» - моя защитная оболочка, пробита, я и не замечал за звоном в ушах. Установка для маневрирования на моей спине больше похожа на кресло, но не домашнее, а такое будто на приеме у стоматолога, в него садишься с неохотой, а вылезаешь с облегчением.
Вряд ли эту запись кто-то прослушает, да и заряда мне кажется уже не хватит что бы отправить сигнал на Байконур, но все же для протокола: 31 декабря, время в районе двенадцати, майор, лётчик-космонавт, Виктор Владимирович Чёрный.
Мне кажется большего уже из меня не вытянешь, стекло шлема запотевает, я задерживаю дыхание, апф-апф.
У меня есть ещё примерно минута. Что для вас значит минута вашей жизни, думаю ничего, а для меня она сейчас выше всех наслаждений полученных мной в жизни - я растягиваю её будто бы сладости, которые покупали родители в детстве, их было так мало, а удовольствие хотелось продлить.
Помню мамины духи, когда она приходила забирать меня в детский сад, такой ни с чем несравнимый, запах голубого kenzo на шубе с мороза. Помню первый поцелуй, как первый раз получил по морде, подрался, первая любовь... Легкие, так предательски, сжимаются, выплескивая и без того ценный кислород. Кажется, все...