Иван Мележик действительно был деликатным человеком. Услышав вопрос об отце, скривил губы, поморщился. Потом ладонями потер лицо, словно пытался стереть замешательство.
- Иван Петрович, что вы тянете? Он что, изменник Родины? – нетерпеливо спросил Анатолий.
- Нет! – подхватился Мележик. – Ляпнешь такое! Я не понимаю… зачем тебе это нужно?
- Как это зачем? Ну, хотя бы из элементарного любопытства интересуюсь.
- Любопытство здесь неуместно. Ты не баба.
- Да. Но, Иван Петрович, я вижу, вы все знаете. Я что, должен на колени перед вами стать?
- Боже упаси, на колени… но… если так уж хочешь, то смотри…
Мележик развернулся, выбросил вперед правую руку и ткнул пальцем на спящего Гришу Голодца:
- Вот он!
Толя засмеялся. Мележик казался ему смешным в попытке разыграть дешёвую мелодраму.
- Иван Петрович, мне не до шуток. Я на полном серьёзе хочу знать кто мой отец?
- А я не шучу. Гриша действительно твой отец. Об этом знают только четыре человека: твоя мать, Гриша, его жена Анна и я.
Он смотрел на лежащее под яблоней маленькое скрюченное человеческое подобие и никак не мог поверить, что оно может быть его отцом. Смотрел, но уже чувствовал, что нутро его начинает наполняться жгучим протестом: «Нет и нет! Я скорее поверю, что отец мой сам господь Бог, чем Гриша. Ведь мама моя – Богиня!»
Ему снился часто сон, как маленьким встречает её с поля. Колхозные детские ясли были на краю села, откуда виднелось бескрайнее колхозное поле. Работали ясли до позднего вечера, пока матери не разбирали детей. Мама возвращалась с поля, когда солнце уже усаживалось на горизонт. Она идет, а он со всех сил бежит ей навстречу. Мама приближается, застилает собой полнеба и становится выше самого огромного красного солнца. Еще мгновение и подол маминой юбки поглощает весь белый свет. Он обнимает мамины ноги, ощущает её тепло, утопает в нём, вдыхает родной и пьянящий запах. Всё его маленькое тельце до последней клеточки воспламеняется нестерпимой радостью. Мама берет его, описанного от непосильного счастья, на уставшие руки и дает сухой кусочек хлеба - подарок от зайчишки…
Он и теперь, если хочет испытать чувство беспричинного счастья, закрывает глаза и представляет, как бежит навстречу маме.
- Иван Петрович, как же это?..
Толя растерянно смотрел на Мележика и ожидал, что тот снисходительно улыбнется, самодовольно похлопает его по плечу и скажет, что он ещё глупый пацан в коротких штанишках, если так повелся на розыгрыш. Но Мележик молчал, и Толя вовсе оробел.
- Как же это?.. А почему же я тогда Иванович, а не Григорьевич?..
Мележик сел и отвернулся, всем своим видом говоря, что надоел ему разговор до чёртиков. Но именно теперь Толя не мог успокоиться:
- Иван Петрович, я вас никуда не выпущу, пока не узнаю правду. Давайте выпьем.
Мележик молча выпил рюмку и махнул рукой:
- Ладно. Ты уже взрослый, надеюсь, всё поймешь. Мне твоя мать в молодости очень нравилась. Да и сейчас нравится. И она ко мне была неравнодушна. Потом однажды решила, что я её предал и вот с этим… мне отомстила… А когда родился ты, она дала тебе мое отчество…
Толя сидел и тупо слушал. И чтобы хоть что-нибудь прояснить, спросил:
- Дядь Ваня, а в чём дело? Мама одна, вы один, почему бы вам не жить вместе?
Мележик встал, торопливо оббежал вокруг стола, потом внезапно остановился и выпалил:
- Да она у тебя злая, как собака!