Урановая буча. Часть 2. Глава 4

Александр Ведров
Глава 4. Служебный роман

    Рабочий день в разгаре. В моей памяти не померкнет панорама слаженного трудового ритма, когда рабочие и инженеры разных профессий обеспечивали заданный технологический режим здания № 3Б. Грузопотоки  обеспечивались крупнотоннажным автотранспортом и несколькими мостовыми кранами. В тот памятный день ко мне подошел сменный технолог Михаил Огородников:
    - Александр Петрович! Крановщица на кране № 3 сегодня как невменяемая! Грохнет емкость с высоты, тогда небо в овчинку покажется.
    - Где она?
    - Я отстранил ее от работы. Она отогнала кран на место стоянки и сидит в нем.

    Я подошел к лестнице, ведущей к кабине крана. Поднялся и увидел производственную площадку с высоты «птичьего полета». Вид завораживал, но тогда мое внимание было сосредоточено на другом объекте. Крановщица, которую звали Тамарой, находилась  крайне в угнетенном состоянии. С трудом сдерживая себя от рыданий, она поведала мне горькую историю, в которой ей глубокую душевную рану нанес один из работников подразделения, наглый и циничный.

    Печальная исповедь крановщицы, искренняя и трогательная, настолько запала в мое сознание, что я набросал тогда записки с изложением взбудораживших меня мыслей в маленьком блокноте, который отложил в «долгий ящик». Ныне, полвека спустя, при составлении сборника воспоминаний я достал те наброски, сделанные наскоро, бессистемно, но сохранил нетронутой вложенную в клеточные странички печать времени. Вот они, записки далекого прошлого, точнее, часть из них:
 
    Прошло уже много дней, но передо мной все так же отчетливо стоит тот печальный и трогательный облик, когда мне привелось быть свидетелем драматической картины крушения сокровенных надежд и чаяний.

    Столько горя, страдания и разочарования мне не приходилось видеть ранее. И самое трагичное заключается даже не в том, что произошло, а во всяком отсутствии надежд на лучшее будущее. «И никогда уже не будет, никогда!» - не забывала Тамара добавить к своей горькой повести. Не будет счастья, которого она достойна. Отчетливо вижу скорбную фигуру, словно уменьшенную, придавленную равнодушным миром, непроизвольные, конвульсивные движения  ног, вздрагивающие плечи и голову, уроненную в сжатые кулачки примкнутых рук.

    В этих кулачках собраны остатки сил, столь необходимых, чтобы  справиться с душевной мукой, заполнившей милое, слабое и беззащитное существо. Я и раньше выделял эту миловидную и приятную в общении женщину из общей среды, но лишь благодаря ее обаятельной внешности, умению с достоинством держать себя, строгой манере поведения.

    И только благодаря случайности я получил возможность совершенно определенно судить о ней. Обычная рабочая женщина, крановщица, она поразила меня теми редкими чертами, которые называют одухотворенностью или еще высокой нравственностью.

    Прожив далеко не яркую жизнь, а напротив, страдая от будничного, прозаического существования,  ее жаждущая душа  мучительно не желала расстаться с девическими мечтами о красивой жизни, о корабле с алыми парусами. Эти мечты не давали покоя, которым спешили насладиться другие, будоражили ум, терзали и одновременно возвышали ее как личность.

    Одиночество было тем мучительнее, что она вправе была ожидать любования собой. Ясным и открытым взглядом, не имея повода стыдиться своей натуры или смущаться своих наклонностей, могла бы она встретить спутника жизни, предлагая себя, но в личных отношениях, как и в природе,  существует закон естественного отбора. Только милые сердцу остаются в нас.

    К сожалению, схожих судеб немало вокруг нас. Я имею в виду тех, кому было предназначено жить в одиночестве, хотя эти симпатичные девушки с замечательным складом характера достойны наслаждения счастьем.     Одна из них говорила так: «Время словно остановилось для меня. Я не замечаю никаких изменений в себе, точно вчера  окончила десятый класс». Ей было тридцать шесть. Так две жизни уместились в одной, втиснувшись в тесное жизненное пространство.

    Невообразимо сложной является проблема взаимоотношений между людьми, особо – сердечных отношений. Для ее разрешения требуется обладать высоким искусством в сфере психологии и понимания человеческой души. К сожалению, это благородное искусство все более подменяется и попирается беззастенчивостью. Циники вытесняют романтиков.

    Тогда и происходят события странные, на первый взгляд необъяснимые, где женские души, способные легко ориентироваться в едва уловимых оттенках поведения большого и глубокого характера, неожиданно теряются и принимают ухажерское притворство за желанную действительность, видят в собственных грезах обманчивый мираж.

…Прошло уже много дней, но передо мной все так же стоит тот печальный и трогательный облик… Меня не оставляет чувство вины за то, что я, как застал, так и оставил Тамару в беде. Я не видел способа оказать ей какую-нибудь помощь кроме высказанных слов ободрения и поддержки. Но благодарен ей за то, что через ощущение ее существования окружающий мир представляется мне светло-тканным. Ангарск. 1970 год.
***
Перечитав записки прошлого века, я задумался: кто бы из мировых авторитетов мог раскрыть тайны женских сердечных влечений? Приоткрыть завесу могла бы женщина, но у Агаты Кристи, мастера разборок запутанных детективных историй, мы не находим особого желания вникнуть в тонкую материю любви: «Непонятно, почему худшие из мужчин вызывают интерес у лучших женщин?» Это ключевая фраза, в которой сформулирована суть драмы, постигшей разочарованную ангарскую крановщицу.

Но ведь у кого-то должны быть пояснения к нашей истории, если древнегреческий философ Плотин утверждал, что «все уже сказано». Начались мои хождения в мире мудрых мыслей, в котором еще великий Шекспир вывел формулу страстной любви: «Чем страсть сильнее, тем печальнее конец». По этой формуле драма нашей мечтательной крановщицы вписывается в ряд любовных катастроф, где «мыльный пузырь всегда радужно настроен», о чем предостерегал Э. Кроткий, русский сатирик. В унылую эпоху застоя свободных и искренних душевных порывов им, мыльным пузырям, открывается больший простор для активных действий и заполнения желанных вакансий. Первая красавица нашей школы оказалась замужем за первым хулиганом.

    Поскольку, по убеждению Агаты Кристи, «женщины не умеют ждать», то им первыми на пути встречаются «посредственные люди, которые всегда в ударе» (У. Моэм, английский писатель). Следующую подсказку мы находим у мыслителя Вольтера: «Люди легко верят тому, чего они страстно желают». Простодушные искательницы романтики, к сожалению, даже не предполагают, что «искусство нравиться – это умение обманывать» (Л. Вовенарг, друг Вольтера). Им бывает трудно отличить искренность от фальши.
 
    Физическая любовь – это антипод идеальной любви. Проявления физической любви, переплетенной со злом, остаются сущим бедствием для лиц слабого пола: «это сквозь жизнь я тащу миллион чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любей» (В. Маяковский). Поэт фиксирует явное преобладание грязных любовных отношений над чистыми, жертвами коих становятся представительницы прекрасного пола: «мужчин опасность подстерегает повсюду, а женщин главным образом в любви» (А.Кристи). Наша Тамара в стремлении к чистой любви угодила в грязную.

    И снова обратимся к мнению умов, способных дать рекомендации отчаявшейся Тамаре по выходу из бедственной ситуации. «Отчаяние – величайшее из заблуждений», - заявил уже известный нам философ Л. Воверанг. «Ад и рай находятся в твоей собственной душе», - уточняет коллегу другой француз, П. Марешаль. Стало быть, оскорбленная Тамара под воздействием стресса могла оказаться как в раю, так и в аду, - ведь эти противостоящие миры есть состояние собственной души, и ей оставалось только выбрать направление движения к позитиву.

    Итак, несчастной Тамаре следовало найти спасительный уголок в своей душе в ожидании счастья, поскольку «ожидание счастливых дней бывает лучше этих самых дней» (А. Паустовский, советский писатель). С ним согласен Ф. Достоевский, лучший знаток человеческой души: «счастье – не в счастье, а лишь в его достижении». Кому-то, но только не Тамаре, был бы благоприятен переход в приграничную область любви: из обжигающего пламени любви страстной в комфортную область любви-влечения, которая допускает смену объектов любви, когда любящие сердца переносят свои чувства с одних любимых на других, что нередко наблюдается в артистической среде, где артисты воспринимают жизнь как ту же сцену. Здесь уместно вспомнить М.  Лермонтова, которого смерть скосила на взлете таланта: «Была безрадостной любовь, разлука будет без печали».

    Так в чем же состоит счастье любви? Как его ощутить и чем измерить? Виктор Гюго, занимающий почетное место в мировой литературе, дает ответ на вопрос, мимо которого не проходит ни один из жителей планеты: «Самое большое счастье в жизни – это уверенность в том, что тебя любят». Человек, достойный любви, всегда услышит призывное биение любящего сердца, и не одного. Как он распорядится ниспосланным свыше даром, это уже его личное дело.

    К сожалению, мне неизвестна дальнейшая судьба Тамары, но как бы хотелось, чтобы она сложилась для нее благоприятно! А ведь она была не одна, страдающая на любовном поприще в кипучей буче ангарских атомщиков. Помогут ли изложенные рассуждения о превратностях любви разобраться в потаенных мотивах действий героини другой истории? 

***
     Служебные романы, как без них обойтись, коли в трудовой обстановке ежедневно  встречаются, напоминают о себе коллеги, друзья и товарищи, которые не демонстративно, а естественным образом проявляют свои нравственные  и душевные качества? Здесь, как нигде, перед человеком, озабоченным поиском сердечного друга, проходят парадом ряды кандидатур для соискания счастья, выбирай на вкус.
Да и выбирать порой не требуется, сердечно вдруг, словно нечаянно, екнет и подскажет: это он, твой милый друг. А если в человеке вспыхивает пламя любви, то он не прислушивается к голосу разума, для него прекращают существовать принятые нормы рассудка. Страстно влюбленная личность не признает формальных преград к единению с избранником, они меркнут и исчезают в неодолимой силе душевного влечения к единственному человеку на свете.
 
Он женат, так что из того? Он оттого не стал другим, его манеры и поведение, его голос и глаза не изменились с женитьбой и уже не изменятся никогда. И они не повторятся ни у кого другого, потому что она, влюбившаяся девушка, всегда останется сама собой, и для нее, такой, какая есть, не подойдет никто другой, будь он даже в чем-то сильнее, богаче, ярче. А этот, единственный из всех, избран не головой, не рассудком, а необъяснимым влечением души, желанием быть рядом, вместе дышать, всегда видеть его и видеть себя в его взгляде. Ведь это так понятно и необходимо – быть рядом и вместе, а если нельзя всегда, то хоть какое-то время насладиться и надышаться общением, чтобы жить полученными мгновениями радости, утешая себя обретенным кратковременным счастьем, которое однажды посетило истосковавшуюся девушку. Важно, чтобы оно было, единение, когда глаза в глаза и когда узкая девичья ладошка в его ладони, тогда оно и останется в памяти надолго, а может быть, навсегда.

Екнуло сердечко и у девушки-практикантки, причисленной к службе КИПиА по контролю и наладке приборной части Диспетчерского пункта КИУ. Мы с ней не имели ни деловых, ни иных контактов и встреч, даже не были представлены к знакомству, сейчас не могу назвать ее имени, может быть, и раньше его не знал, хотя не мог не знать. Наши пути частенько пересекались, когда я уходил от рабочего места сменного технолога на утреннюю оперативку, а она появлялась в помещении щитовой и всегда с той лестничной площадки, через которую уходил я. Эти десять-двадцать метров встречного пути становились бедняжке испытанием до накала всех внутренних сил. Чуть выше среднего роста, тонкая, стройная, гибкая, она не могла найти место рукам; они то скрещивались впереди, защищая тело от взгляда, то, напротив, откидывались назад, уводили за собой узкие, развернутые плечики, выставляя напоказ грациозную девичью фигуру, облаченную в белый служебный халат. И тогда головка в элегантном чепчике вскидывалась, выставляя округлый подбородок и открывая тонкую шею.
 
А шаги несли навстречу, ближе и ближе, уже виден беспокойный взгляд мечущихся глаз, они ищут что-то по сторонам, возвращаются мельком к обожаемому объекту и покорно тупятся, признаваясь в своей слабости и беспомощности. Взволнованное сердечко билось, как у пойманной птахи, зажатой в ладони. Мы уже рядом, почти вплотную, оставались те два-три шага, чтобы разойтись, но если бросить напоследок взгляд на нее, то можно было  увидеть, как на круглом личике с аккуратным, слегка вздернутым носиком отражалась легкая гримаса боли и разочарования. Дрогнут  уголки губ, а большие серые глаза устремятся в пустое пространство перед собой, но ничего не видят в нем, ведь мир сошелся в одном человеке, который опять проходит мимо.
***
Служебные романы, которые строятся не из расчета, а по душевному настрою, невозможно скрыть, замаскировать от окружения, лучше и не пытаться. На ее лице, отмеченном чистой красотой и искренностью, было написано все то, что быстро стало достоянием товарищей и наставников по труду, проникшихся сочувствием к страданиям молодой практикантки. Они и устроили нам свидание, должное положить конец мучительной неопределенности отношений. Операция была приурочена к задуманной в цехе внезапной проверке работы ночной смены, не спят ли там работники вповалку безмятежным сном праведников вместо того, чтобы строго бдеть за технологическим режимом.
 
Но едва бригада ревизоров появилась на КПП-3, так труженики всего завода знали, что к ним  едут с внезапной проверкой. Все линии связи были забиты предупреждающими звонками. Естественно, смена здания № 3Б встретила контролеров в порыве трудового энтузиазма. Аппаратчики и представители смежных профессий с озабоченным видом сновали по установкам, без всякой на то нужды крутили вентиля и задвижки, пристально разглядывали приборы контроля. Зато наши заговорщики, пособники молодой практикантки, свою задумку исполнили блестяще. Ко мне подошли слесарь службы КИПиА Анатолий Помазан, молодой красивый парень, с ним еще кто-то из прибористов постарше и чуть в сторонке стояла моя сердечная поклонница.

- Александр Петрович, пойдемте с нашей бригадой, пройдемся по минусовой отметке, я тут знаю места, где можно прикорнуть, - обратился ко мне Анатолий. Мы пошли, девушка с нами. Спустились на минусовую отметку и направились по отсеку, по которому трубы-двухсотки тянулись из здания на эстакаду соединительного коридора. «Александр Петрович, вы тут досмотрите, а нам еще надо заглянуть кое-куда», - вдруг спохватился наш проводник, и двое отделились от группы.

Остались другие двое, с глазу на глаз, начальник «сердца завода» и девушка, сердце которой преподносилось ему как редкое небесное дарование. Прошли до тупика коридора, откуда не так давно Иван Сафронович, главный инженер, водил меня по намеченной трассе для прокладки резервных магистралей. За новыми трубопроводами виднелся настил из досок, накрытый белой тряпкой. Вот он, неприметный лежак для ночного восстановления сил уставших тружеников подразделения.  Стена, безлюдье и лежанка. В полумраке светились широко распахнутые серые, с голубизной, глаза. Они уже не прятались и не метались в девичьем смятении, а излучали властный женский зов. Зов женщины, готовой отдать себя в руки любимого человека. На смену сомнениям пришла решимость. Сейчас или никогда! Слова были излишни; этот взгляд, прямой и требовательный, был сильнее и красноречивее всяких слов. Сильнейшая любовная страсть у сдержанных женщин выдается увеличением размеров глазных зрачков. Черные, расширенные вдвое зрачки излучают тогда неодолимую силу, подавляют духовной мощью того, на кого направлены. Встречались ли вам такие?
 
А дальше – то невнятное продолжение, о котором вспоминается как о птице счастья, обдавшей избранника трепетными взмахами легких крыл и взмывшей  с жалобным плачем в небесную пустынь. Если юная девушка открыто и отважно предложила себя женатому человеку, то он, в свою очередь, не смог преодолеть довлеющие стереотипы аскетической морали, господствующей в обществе лицемерия. Вдобавок, на него, то бишь, на меня, давил груз ответственности за судьбу юного и чистого существа, не отдающего себе отчет в последствиях опрометчивого шага. Не загоняет ли она себя в тупик, такой же непроходимый, как и стена эстакады, перед которой мы оказались вдвоем на минусовой отметке? Не будет ли тем труднее выбираться, чем глубже забредем в него оба, я и она. Не легче ли разорвать слабые нити сердечных влечений, пока они не укоренились, не опутали безвозвратно две жизни, одну из них семейную? Героизм женщин, способных к самоотверженности и самоотречению, известен, и он призывал к принятию решения по спасению страдающей души.

 Потому и разговоры в глухом подвальном отсеке были не о том, никчемные и лживые. Потому и вывел я свою спутницу, милую и разочарованную, с минусовой отметки наверх, из затемненного подвального тупика на свет, к людям. Так случилось в полувековой давности, но сегодня я завершаю эти воспоминания, светлые и печальные одновременно, о несостоявшемся служебном романе двумя короткими фразами: Никогда не спасайте людей, которые о том не просят. И вторая заповедь: Всегда идите навстречу пожеланиям дорогого вам человека. 
***
Но как бы отнесся к тем заповедям непревзойденный физик-теоретик Лев Ландау, оригинальность которого била фонтаном со школьных лет? В сочинении по пушкинскому Евгению Онегину он выразил свежую мысль: «Татьяна Ларина была довольно скучной особой», поплатившись за новое толкование  лучшего образа русской женщины крупной единицей. Повзрослевший Лев Давидович признавал гениальность Лермонтова, но по-прежнему отрицал величие Пушкина. О поэзии и поэтах он тоже имел особое мнение: «Физик стремится сложные вещи сделать простыми, а поэт – простые вещи сложными».
 Приведем фрагмент из интервью академика с журналистом:
- Ваше хобби?
- Женщины.

По классификации «эксперта любви», женщины распределялись на категории красивых, хорошеньких и интересных. Как видим, каждой женщине не зазорно оказаться в любой из предложенных категорий, что опять и ново, и хорошо, а признаки принадлежности к ним легко и наглядно были установлены академиком по носам лиц прекрасного пола. К красавицам он относил женщин с прямыми носами, к хорошеньким  – тех, у которых носик слегка вздернут, а интересные женщины обладают носами крупными, выделяющими их из общей массы. Такие интересные дамы с избытком водятся на Кавказе. Со спутницей жизни, харьковской красавицей Конкордией  Дробанской, которую академик подобрал себе по прямому носу, он долгое время, двенадцать лет, жил в гражданском браке, убежденный в том, что брак и любовь несовместимы. Сторонник любви-влечения. Их официальный брак был заключен в 1946 году, незадолго до рождения сына.
 
В книге «Академик Ландау. Как мы жили», которую можно отнести к жанру дамского романа, наивного и слишком откровенного, Конкордия, для близкого кружения - Кора, признавалась, что она загодя согласилась на заключение брака со свободой любви на стороне. Что ей оставалось делать, если ее «любовь к нему была прекрасна. Она вознесла меня ввысь, поставила рядом с гением». Более того, Конкордия видела в своем двусмысленном положении немалую положительную сторону: «От романа на стороне он будет любить меня еще сильнее, потому что все женщины проигрывают со мной».
 
В остальном история знакомства и любви будущего Нобелевского лауреата и сотрудницы харьковского физико-технического института мало чем отличалась от других семей советских интеллигентов.
В пору знакомства Ландау пришел в квартиру Конкордии, мокрый от дождя.
- Лева, на улице дождь? – встретила его хозяйка.
- Нет, Кора, прекрасная погода, - ответил гость, по присущей рассеянности не обративший внимания на обильные атмосферные осадки. Тут же, с удивлением разглядывая воду, струившуюся с одежды на пол, внес поправку на состояние погоды:
- Да, по всей вероятности, на улице дождь...

Кора тоже как-то оплошала, хотя рассеянностью не отличалась. Задержавшись утром у возлюбленного, она торопливо шагала по улице в боязни опоздать в институт к началу рабочего дня. Шедший навстречу сотрудник сделал ей дружеское замечание:
- Кора, весь институт знает, что ты ночуешь у Ландау, но нельзя же уходить от него в платье, одетом наизнанку...

Если оставить в стороне разного рода любовные приключения, то можно привести еще один забавный случай. Из Ленинграда, куда Ландау отбыл в командировку с чемоданом, собранном Корой, в Москву пришла телеграмма: «Нет зубного порошка». Едва Кора сходила  в магазин за порошком, как пришла другая телеграмма: «Порошок нашелся». Так жили супруги Ландау в дружбе, любви и согласии. Философию семейных отношений академика в какой-то части разделял Виктор Федорович Новокшенов, не забывавший при закрытии разного рода собраний и совещаний пожелать его участникам "личного и семейного счастья".
***
Между тем, приверженность Ландау к свободной любви родилась не на пустом месте, а в следовании за сексуальной революцией, насаждаемой  большевистскими вождями. В сравнении с ленинской политикой по отношению к семье, любовные деяния Ландау выглядят детской шалостью.  Еще в 1904 году Ленин, будущий основатель государства нового типа, провозгласил один из его устоев: «Раскрепощение духа чувственности поможет выплеснуть сгусток энергии для построения социализма». Такая тактика и стратегия предлагалась для победы нового общественного строя. О том же беспокоился Лев Троцкий:  «Любовное угнетение – главное средство порабощения человека. Семья, как институт, себя изжила». Ленин внес окончательное уточнение: «…не только семья. Все запреты о вопросах интимного характера надо снять».
 
С установлением Советской власти теория внебрачия получила распространение. «На месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастет большая всемирная трудовая семья», - вещала А.М. Коллонтай. Ей вторила Н.К. Крупская: «Воспитанием детей должно заниматься общество, а не семья». Республика предельно упростила разводы, поощряла аборты и свободный брак. Общество подхватило государственную установку на свободную любовь. В Москве и Петербурге начались шествия нудистов и лесбиянок. Создавались семейства вроде половых коммун из десяти-двенадцати человек с общим ведением хозяйства.
 
Дальше других пошел Саратовский Губернский совет, объявивший женщин в возрасте от семнадцати до тридцати лет достоянием трудового народа и предоставивший право «заведования отчужденными женщинами» местным Советам депутатов. Появившихся детей сдавали в интернаты. В 1923 году в стране больших экспериментов больше половины детей были внебрачными; упала рождаемость. С приходом к власти Сталина все поменялось, семья снова стала основной ячейкой общества. При Сталине «сгусток энергии» извлекался из народа без всякого потворства ленинским демократическим начинаниям. Институт свободного брака был упразднен в 1940 году.