Нет конца грустной мелодии. Прошло много, много дней как "Вечерний звон" Александра Алябьева и Ивана Казакова вселилась и тихими колокольными звонами наводит печаль не оставляя места другим звукам.
"… Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей…"
На белом поле ряды белых холмиков из каждого выходят пластмассовые трубочки. Поле с одной стороны отгорожено белым брусфером. Мой холмик во втором ряду от брусфера. Сдавлена грудная клетка, я не хочу дышать, понимаю, что зарыта, но что-то помимо воли болезненно вталкивает в лёгкие воздух. Моё зрение за пределами белого безмолвия. Появляется мужская фигура в белом халате и врачебной шапочке, облокачивается на край брусфера, внимательно смотрит на мой белый могильный холмик и трубочку.
Странно, если я уже под землёй, почему вижу всё как-то сверху, кто принуждает дышать? Почему всё белое? Нет чёткого изображения. Молчаливый «надзиратель» расплывается, медленно исчезает.
В сознании фиксируется мысль:
- Как одиноко и безнадёжно…
Сдавливает виски …
Как же так? Меня нет, не должно быть… Но звучит:
«…Вечерний звон
Как много дум наводит он…»
Проваливаюсь в чёрное…
Бесшумная подводная торпеда тянет за собой цепочку из пяти связанных между собой плотиков. На каждом по женщине, все они вот,вот должны родить. Событие происходит под голубо-зелёной толщей воды у острова Сахалин. Мне жутко, не понимаю, как мы все под водой не задыхаемся, но знаю, что женщин должны доставить в секретную экспериментальную лабораторию.
Кричу:
-Над вашими детьми будут делать опыты?
Обмотанные лёгкой тканью женщины ничего не слышат. Они тупо уставились перед собой, руками уцепившись за края пробковых, жёлтых, неустойчивых плотиков.
-Детей отберут! Тайно переправят к берегам Японии, а там японские учёные превратят деточек в розовых водяных поросят дышащих водой!
Кричу, что совершается страшное преступление:
-Спасите ! Спасайте детей!
Громадная волна перебрасывает моё тело через отшлифованный ветрами откос в тёмную бездну…
-«И как я, с ним навек простясь
Там слышен звон в последний раз…»
Не дожидаться нестерпимых болей, не загружать близких, никого не мучить- вопрос для себя давно решённый.
Больше девяти месяцев участковый врач заставляет поверить в то, что нарастающие, в правом боку боли - это возраст и надо привыкать терпеть.
Имея большой жизненный опыт, давно поняла, чем всё закончится. Просьбу направить в областной диагностический центр терапевт обрывает дежурной фразой:
- Какой у вас возраст? И что вы хотите?
Без направления пробиться к специалистам не возможно, а для платной диагностики пенсия слишком мала. Накопленные средства государство обнулило. Тысяча рублей ( на которую в то время можно было купить 286 килограмм масла) превратили в тридцать четыре рубля и ещё сорок копеек. Где тут лечиться? Похоронить то не на что.
Голова ещё работает. На родных, еле, еле сводящих концы с концами, вешать заботу о себе просто невозможно. Диагноз для меня ясен и исход его тоже. Надо торопиться, пока могу двигаться и превозмогать надвигающуюся немощь.
-«Уже не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон».
Страшная слабость..
Сын просит послушать песню исполняемую Пелагеей. Включает «ноутбук». Родненький мой , наконец я с тобой…
Сопровождающая меня музыка сменилась
…«Не для меня придёт Пасха,
За стол родня вся соберётся…
Наваждение, очнись …
Приоткрываю глаза…
Незнакомая кровать с высоким бортом и комната с двумя спящими женщинами.
Выходит я живая? И мысль: «Не состоялось. Ну зачем же…?»
Появляется медсестра, но это не палата больницы и вталкивает таблетки, заставляя их запить.
Проснувшееся сознание вновь оставляет меня, перемещая в палату к сыну в институт им. Блохина. Прижалась к его плечу:
- Наконец я с ними- мужем и сыном!...
Музыка из «Лебединого озера» Чайковского обволакивает…
Узкой полоской, через приоткрытую дверь, свет слабо освещает палату. Ночь. Ноги не слушаются. Видно очень долго не ходила. Мышцы атрофировались. Необходимо в туалетную комнату. Перебраться через высокий борт кровати почти невозможно. Всем телом переваливаюсь и, падаю на пол увлекая за собой коляску и стул стоящие рядом с высокой кроватью. Упала, не рассчитав свои плохо скоординированные движения.
Раздавшийся звук пугает дежурную сиделку, она влетает, грубо бьёт рукой в грудь, мешая мне самой выбраться из образовавшегося завала.
Её чёрные светящиеся ненавистью глаза заставляют меня собрать оставшиеся силы. И уже я, воротником халата самой казашки, сдавливаю её горло. Прижимаю к стене и шепчу:
-Только попробуй ещё раз ударить- прибью. Помоги дойти до туалета.
Не ожидавшая сдачи, насмерть напуганная сиделка, поддерживая, ввела меня в ванную комнату.
В течении месяца, постепенно, освобождаю квартиру от никому не нужных и только для меня значимых дневников, журналов, книг, одежды, обуви.
В интернете нашла, что пьют и чем запивают.
Нужных таблеток нашлось сорок девять штук. Водка «Путинка» с моего дня рождения стоит не тронутая. (Теперь все пьют соки, компоты, кофе. Спиртное для «украшения» стола.)
Последний «наряд» приготовлен мною давно. Смогу ли?
Приближается шестое апреля. В этот день в двадцать три часа тридцать минут двадцать девять лет назад не стало Анатололия.
Пусть этот день будет общим для нас.
Пришли в палату родные. Из-за получаемого медикаментозного лечения, зрение не чёткое и замедленная речь. Понимаю, что это действие таблеток. Прошу разгородить кровать.
Кормят нас в общей столовой. Я в коляске. Покушав, захотела встать. Совсем неожиданно ко мне подбежали две крупные женщины из обслуживающего персонала и накрепко привязали руки к подлокотникам злополучной коляски.
Для них я невменяемая…
Это сильно бесит.
Вроде не тюрьма, но и не больница, даже не дурдом. Наконец пояснили, что я нахожусь в частном пансионате для престарелых, на улице Емельянова.
Шестое апреля 2017 года, вечер.
В гости зашла знакомая. Как некстати появление Любы. Постаралась быстро свернуть разговор и предложила забрать вместе с сумкой на колёсиках коробку с одеждой. Не успела она выйти- на пороге давний знакомый Марк. Я даже обрадовалась, предложив ему палки для «скандинавской ходьбы». Что-то заставило этих двоих прийти ко мне именно в этот день и притом в поздний час...
Мешать мне больше некому… Дверь закрыта, ключи положила у зеркала.
Отрывая у себя время и немалые деньги, для оплаты дорогого «пансионата», родственники посещают меня.
Хочу сбежать, но одной не справиться.
Звоню своей школьной подруге, чтобы поддержала меня.
Получаю решительный отказ. ( Она всегда была робкая)
Не получила поддержки и у хорошей приятельницы. Она объяснила, что машина на ремонте.
С утра специально ничего не ела и старалась не пить. Под подбородком крепко подвязала платочек(Чтобы рот не открывался). Несколько раз промыла кишечник. Написала последние записки, простившись с дорогими и милыми родными.
«…Лежать и мне в земле сырой
Напев унылый надо мной".
Появляется пожилая сестричка, она заметила, что я только делаю вид, но таблетки не принимаю. Она пальцем лезет в мой рот и раздирая горло толкает их, заставляя проглотить. Похоже у неё большой опыт работы в психушке. Открывает прикроватную тумбочку и находит кучу неиспользованных таблеток. Мой «трезвый» вид и нежелание бесконечно спать им не нравится.
Рядом на стол поставила узелок с последним нарядом. Таблетки и стакан водки наготове. Смогу ли? Никогда не пробовала пить водку…
Как медленно двигаются стрелки.
Своих необходимо предупредить, чтобы на следующее утро приехали, захватив ключи и полицейского. Отправляю SMS.
Вот уже двадцать три часа пятнадцать минут.
Слово не должно расходиться с делом. Пора…
Сознание вместе с невыносимой болью и мелодией мгновенно покидает меня.…с м о г л а…
Считая, что поступаю правильно, стараясь не мучить, не нагружать дорогих для меня людей, оказывается, думала только о себе.
Дожидаться утра родные не стали…
В областной больнице придя в сознание после
экстренной полостной операции, согретая упавшим на лицо осенним лучом солнца, впервые ощутила такую жажду жизни и любви…!
Прямо в палате я исповедалась пришедшему священнику.
Нежное чувство благодарности родным и радость существования не покидают меня.