ПРИЗЫВ В АРМИЮ. ДЕМБЕЛЬ. часть 9
После выпуска очередного состава курсантов, полковую школу закрыли, меня и старшину Федоренко перевели в роту внутреннего обеспечения – его командиром взвода, а меня его помощником. Наш взвод обеспечивал внутреннюю охрану части и охрану гауптвахты. Нам предоставили отдельный кабинет, а взвод укомплектовали бойцами из расформированных конвойных частей. Здесь были и русские, и белорусы, и грузины, и азербайджанцы, и парни других национальностей. Не думал я, что в конвойных войсках МВД СССР отсутствовало понятие о дисциплине, порядке, знание Устава и его беспрекословное выполнение. И тут нам, со старшиной Федоренко, пришлось очень серьезно поработать. Окрики и понукания в этой среде не проходили, нужно было проявить доверие к каждой личности, терпение, дружелюбие, личный пример, чтобы добиваться желаемого результата. И это у нас получилось. Буквально через месяц взвод изменился и по внутренним и внешним качествам: бойцы стали подтянутые и аккуратные, физически окрепли, полюбили строевую подготовку, научились стрелять по мишеням и добиваться хороших результатов, осознанно стали относиться к службе в рядах МВД СССР. Я покорял их своими способностями на гимнастических снарядах, жонглированием 2-х пудовой гирей, отточенными движениями при выполнении строевых приемов, меткой стрельбой по мишеням.
Были случаи, когда приходилось проявлять характер, строгость и настойчивость, так, однажды, войдя в казарму, меня не поприветствовал «вставанием», сидящий на табуретке, солдат, по фамилии Наумов.
- Рядовой Наумов, почему Вы не приветствуете старшего по званию «Вставанием»? – зада я вопрос бойцу. Наумов молчал и продолжал сидеть.
- Рядовой Наумов, встаньте! – повысив голос, скомандовал я.
Наумов продолжал сидеть, а в ответ посыпались в мой адрес угрозы и непристойности. Я понял, что боец находится в неадекватном состоянии, на лице менялись краски, он, то бледнел, то ли краснел, а изо рта несся дурманящий запах одеколона. Наш поединок проходил на глазах всего взвода, и прояви я малейший испуг, мягкость и равнодушие, во взводе немедленно воцарился бы хаос и анархия.
Я вызвал дежурных из гауптвахты и приказал арестовать бойца на двое суток - эти права у меня были.
На следующий день, по случаю этого происшествия, командир части, полковник Черкасов, приказал собрать в казарме весь взвод с обязательным присутствием арестованного Наумова. Он долго рассказывал о величайшем нарушении армейской дисциплины, когда военнослужащие допускают распитие спиртных напитков, что этим они позорят войска МВД СССР, снижают его боевую готовность, бдительность, и что с такими бойцами, он очень был и всегда будет строг. После этого полковник устроил, провинившемуся, маленький допрос.
- Сынок, что за гадость ты пил?..
- Одеколон, товарищ полковник! – был тихим ответ.
- А где ты его купил?
- В нашем магазине!
- И сколько же флаконов ты выпил?
- Семь флаконов, товарищ полковник! – почти шепотом ответил Наумов.
Пауза. Черкасов сделал несколько шагов перед сидящими, обдумывая дальнейшие слова и меру наказания, после чего сказал:
- Рядовой Наумов своим поступком уподобился: Свинье! (громко), Чушке! (немного тише), Хрюшке! (совсем тихо). Так повтори сколько флаконов ты выпил?
- Семь флаконов, товарищ полковник! – очень тихо ответил Наумов.
- Семь суток строгого ареста, сынок! Уведите арестованного, а ко мне в кабинет, старшина Федоренко, немедленно пришлите заведующего магазином.
На этом не заканчивается рассказ. Через день я был назначен начальником караула. Произведя смену часовых в 24 часа, я уселся за стол начальника караула и с упоением принялся читать роман Теодора Драйзера «Финансист». Вдруг из комнаты, где находился арестованный, рядовой Наумов, раздался душераздирающий крик, переходящий из крика отчаяния, в рычание, в стоны и плач. Волосы зашевелились у меня на голове. Превозмогая страх, я вошел в камеру арестованного. Наумов бился головой о стенку, рвал на себе гимнастерку и волосы. Скажу откровенно, что этот момент заставил меня поволноваться. Мне показалось, что арестованный сошел с ума. На мои вопросы он не реагировал. Закрыв дверь в камеру, я тут же вызвал из санчасти дежурного врача. Дежурный, капитан медицинской службы, решительно зашел в камеру арестованного, после короткой беседы с ним, он вывел Наумова за пределы гауптвахты, а через несколько минут вернул его обратно. Парень успокоился, лег на топчан и тут же заснул. «Что за волшебное средство применил капитан, что в момент успокоил буйства бойца?» - подумал я.
Оказывается: Наумов был привлечен к строительным работам, нахватался зайчиков от электросварки, после чего у него начались нестерпимые рези глаз, которые привели его к неадекватному поведению. А вылечил пострадавшего капитан простым способом, заставив последнего промыть глаза собственной мочой. Вот и не верь народной медицине!
В первых числах июня 1960 года, я написал запрос в Харьковский Авиационный институт (ХАИ) и тут же получил ответ. Подготовив необходимые документы, я отослал их в институт и получил вызов для сдачи вступительных экзаменов, которые должны были состояться с 1 по 20 августа, а демобилизоваться из рядов МВД СССР я мог только в октябре этого года. Мне не хотелось терять год, и я, особо не надеясь на успех, рискнул – попросил командование части предоставить мне отпуск на период сдачи экзаменов. В своем рапорте я упомянул на 2-е неудачные попытки до призыва в армию, осуществить свою мечту - быть студентом технического ВУЗа. Не долгим было мое ожидание. Через неделю меня вызвали в штаб части и зачитали приказ, в котором вместо отпуска я досрочно увольнялся из рядов МВД СССР 25-го июля 1960 года. Моей радости не было предела. Через месяц заканчивалась моя служба в армии, я свободен и могу распоряжаться своей судьбой.
Моему примеру последовали друзья, сержанты Попов и Фомин. У сержанта Фомина была схожа судьба с моей. Он два раза поступал в институт, но каждый раз не добирал баллов и оказался в армии. Он не верил в успех моей идее, отговаривал меня: «не смешить народ», не обращаться к начальству с такой просьбой, а смириться и сдавать вступительные экзамены в 1961 году. А Попов Женя и не думал поступать в институт, он не утруждал себя повторением школьной программы, а под маркой поступления в ВУЗ, хотел, досрочно демобилизоваться. Узнав о таком неожиданном, положительном решении командования, они немедленно обратились к начальству с подобными просьбами, и их просьбы были удовлетворены.
Должен сказать, что в мое решение поступать в ХАИ, внес коррекцию работник политотдела части, майор Зашляпин. Он в то время учился на заочном факультете в Харьковском Юридическом институте, часто бывал в Харькове и имел неплохую информацию о городе и учебных заведениях. При встрече он поздравил меня с досрочной демобилизацией, с тем, что я решил учиться в Харькове и в то же время высказал некоторые сомнения.
- Знаешь, старшина, я бы тебе не советовал поступать в ХАИ. Это очень трудный институт. С первых курсов там бывает много отчислений. Программа насыщенная, а предметы очень сложные. Мне известно, что бывают случаи, когда ребята после экзаменов попадают в психушку. Поступай в ХАДИ (Харьковский Автодорожный институт) – это институт, известный во всем мире, располагается в центре города и недалеко от института, в котором учусь я. Об этом институте бытует очень хорошее мнение, и он значительно проще ХАИ.
- Но меня тянет небо, товарищ майор! Я хочу свою жизнь связать с авиацией, хочу летать, - ответил я.
- Летать ты не будешь. В этом году факультет эксплуатации летательных аппаратов перевели в Киев, а факультеты самолетостроительный и радиотехнический обрекут тебя работать на заводах, или в конструкторских бюро. Хорошо подумай и прими правильное решение. Я тебя не отговариваю, тебе самому принимать решение.
После этой беседы сомнения запали мне в душу и внесли коррекцию в принятие окончательного решения. Я решил несколько дней побывать в Пятигорске, пообщаться с родителями, посоветоваться с ними, а заодно забрать аттестат зрелости и кое-какие гражданские вещи. За год пребывания на должности освобожденного секретаря комсомольской организации полковой школы, я накопил более 2000 тысяч рублей и мог позволить себе такое путешествие.
До станции Баглей, провожали меня все бойцы взвода, свободные от дежурств. Трогательными были последние минуты пребывания в армейской семье. Ребята желали мне успехов, удачи. Это были пожелания не подчиненных начальнику, а искренних друзей, не запятнанных подхалимажем и раболепием. Я не допускал панибратства, не бросал слов на ветер, был требовательным и принципиальным, ребята видели во мне командира – честного, требовательного, заботливого и справедливого. Наш интернациональный взвод (в нем были и русские, и украинцы, и белорусы, и грузины, и азербайджанцы, и армяне) был сплочен и был готов выполнить любую, поставленную задачу. Бойцы были уверены, что командир не будет прятаться за их спины, а будет первым в любой обстановке. Сплотить любой коллектив можно только дружелюбием, заботой, терпением, личным примером, честностью и справедливой требовательностью. Если командир страдает каким-то пороком, то он не смеет требовать исправления этого порока у подчиненных. В любом коллективе все личные тайны и пороки начальника являются достоянием его окружения. Мне очень приятно сознавать, что в памяти до сих пор сохранились некоторые фамилии моих однополчан – это, рядовые: Олияров Мамед Гулы Олигер Оглы, Чачуа, Савельев, Никитин, Наумов и др. С этими ребятами я мог смело шагнуть, как говорят, «в огонь, воду и медные трубы».
В поезде, Одесса-Кисловодск ко мне начали приставать соседи по купе с различными расспросами, к которым я не был готов и не было особого желания к общению с незнакомыми людьми. Я находился в инерционном состоянии от последних грустных минут расставания со своими однополчанами. Выйдя из купе, я прильнул к открытому окну, наслаждаясь неописуемыми пейзажами Украины. Вот поезд преодолел мост через великий Днепр, через какое-то время перед глазами проплыли угольные терриконы Донбасса, трубы тепловых электростанций, градирни, зеленые лесные массивы, фруктовые сады и золотистые бесконечные поля пшеницы – все это меняло мое настроение и вызывало чувство гордости за наше Отечество – Великий, Могучий Советский Союз.
Долго стоял я у окна, перед глазами проплывали картинки прожитых дней в рядах МВД СССР, наполненные черными и серыми пятнами, но и моментами душевного подъема, радости от общения с людьми чести, истинными патриотами, людьми высокой морали и нравственности.
«Неужели службе конец, думал я? Неужели наступила свобода? Что ждет меня впереди?».
Я мысленно посылал, слова благодарности судьбе, что служил в войсках МВД СССР, что выполнил свой Конституционный долг, достойно вынес все трудности и невзгоды армейской жизни, что окреп душой и телом, понял, что своим трудом настойчивостью можно преодолеть любые препятствия на жизненном пути. Армия научила меня премудростям человеческого бытия, и эта наука пригодилась мне в жизни.