Пурпурный а... Рассказ 2 - Аксакал Глава 2. Пески

Валерий Даналаки
               
       Похоронив  пастуха, беглецы напоили усталых лошадей, набрали воды в бурдюках, продуктов из запасов покойного, и, не дожидаясь утра, пешем, рядом с конями, зашагали в сторону юга.               
               
      Спустя неделю дорога на Юг исчезла под толстым слоем горячего песка, но путники не растерялись, и обходить пустыню не собирались. Они продолжали идти прямо, вдоволь испытывая свободу необъятного пространства, надеясь, что тот бесшумный неизвестный мир примет их, защитит...  Их Дорога только начиналась.               
               
      На пути беглецов встречались пристанища людей, по-разному оказавшись вдали от земельного изобилия. Они их поили,  делились с ними едой, на ночлег в свои хижины пускали. На одном привале  женщина в годах  долго всматривалась в глаза невесты. (Вряд ли кто в тот момент смог бы разгадывать думы той старухи, но её осветлённое лицо и восторженный взгляд вещали о большом открытии. Либо клад она нашла, либо узнала как вернуться к молодости, либо обнаружила место для выкопки нового колодца, либо...)               
      Потом она взяла руку невесты, открыла ладонь, нашла одну длинную  линию и, пройдясь по ней,  прочла ей жизненный путь: «... В роду твоём, под Крышей Мира, долгие столетия хранился и передавался редкий дар исцеления людского разума. Тебе дано беречь, разделить плоды назначенного дарования, и передать его поколениям. Эта земля тебе не чужда. Твоё бегство – не бегство, а знак надёжности в сохранении одарённости, потерявшей свою ценность в мире властвующих цивилизаций. Не останавливайся, уходи, прячься как можно дальше от него. Суровый, но справедливый пустынный мир с верностью побережёт богатство твоих предков. Без исцеления  человеческого  мозга нельзя достичь ясновидения.  Тебе самой  не надо ничего лечить, ты здорова и чиста. Ты, как и твои дальние и близкие родственницы, родилась ясновидящей, и останешься ею до конца дней твоих. Кому надо, найдёт тебя. Ты всем покажешь путь к  ясному  видению Истины, над которой свисают всё больше и больше  чёрных туч, не дождевых...»               
               
               
        Пустынный край открывал новые извилистые контуры своих  просторов. Низкие нескончаемые  песчаные  бугры окружали неразлучных молодых спутников  со всех сторон. Несколько дней подряд они не находили ни клочка живой земли, а впереди – одни бездушные волнистые сугробы, жара и миражи. Тяжёлые ноги, еле выдерживая обессиленные тела, не поднимая своих ступней от земли, продолжали идти.
               
        Укротитель, он же любимец лошадиных сердец, своей, душой  радовался, что послушался хозяина последнего ночлега, и оставил ему на попечение своих гнедых красавцев. Было жалко оставить резвых верных скакунов, но, убедившись в правоте того доброго человека, ему стало спокойно, и надеялся когда-то с ними встретиться на каком-то перепутье. Правда, однажды, случайно повернувшись взглядом назад, он их увидел, но не доверился своим глазам – миражи нападали со всех сторон...  Что бы с гнедыми стало, в том горячем сухотище, где и комару  дышать нечем было?...    Двигаясь  медленнее черепахи, беглецы продолжали идти. Однообразный цвет пустыни, нещадное солнце, давящая  тишина, отсутствие малейших признаков жизни и неутолимая жажда довели их до полного изнеможения. Двуликая судьба никак не решалась им подсобить...  Ни отступать, ни прятаться ...       
               
        Жених, каким бы он сильным и выносливым не был, упал первым, но его спутница  не заметила. Это произошло когда она увидела впереди себя зелёную верхушку  дерева. Не поверив своим глазам, она  поднялась на ближайший бугор. Оттуда открывалась  равнина, в середине которой выделялся круглый зелёный кусок земли, а в самом его центре стояла высокая ровная одинокая пальма.  Вспыхнувшей радости невесты не было предела...  Повернулась она в сторону жениха и, увидев его лежащем на песке, побежала вниз, к нему. Она  испугалась. Силы её тоже оставляли, но последняя надежда только давала о себе знать .  Она попыталась поднять его. Не смогла. Исхудалое, почти обезвоженное тело Укротителя весило много, не от тяжести... Но она тащила его, как могла, оставляя за собой  выраженные  следы в мягком глубоком песке. Когда уже не оставалось никакой выдержки, невеста остановилась и осмотрела внимательнее жениха: лежал неподвижно, будто в нём не оставалось ни капли живой крови. Положив свою руку ему на грудь, она почувствовала слабое биение сердца, успокоилась, расслабилась и заснула рядом.               
               
        Пустынное солнце вряд ли кому даст долго  полежать под открытым небом, средь бела дня, без грамма воды и единого шанса найти её поближе, или подальше... Женщина проснулась. Жгучие ожоги на лице не давали ей открыть глаза  до конца, но успела заметить длинную змею, ползущую прочь от жениха. Наблюдая за зигзагами удаляющейся рептилии, она спохватилась... и стала осматривать оголтелые места на теле Укротителя. Обнаружив на его правой  ноге свежую синеющую царапину, она быстро достала его нож, сделала неглубокий вырез, нажала изо всех сил и удалила капли густой тёмной крови.  Приложив губы к ране, она высосала и выплюнула  оставшуюся кровь  вместе с ядом.  Мужчина пришёл в себя, оглянулся, посмотрел на неё  чужими глазами,  опустил голову на песок и опять потерял сознание. Она попыталась встать на колени, но не смогла. Томительное  изнеможение  держало её прикованной к песку...  И белый густой туман накрыл её с головой. 
               
        Трудно было догадаться, сколько молодая  Ясновидящая  блуждала по краям двух миров. За это время её спутник успел прийти в себя. Он очнулся, голову поднял, приблизил свои израненные губы к её сгоревшему лбу, поцеловал,  приложил ухо к её сердцу, оторвал от своей одежды кусок ткани, накрыл ей лицо, встал, и пошёл вверх, по её следам – медленно, спотыкаясь, падая...
               
        Дерево, к которому стремился Укротитель, было не совсем одиноким, как это казалось на расстоянии. Это была не простая пальма, а финиковая, окружённая доброй дюжиной деревьев той же породы,  порядочно ниже  ростом, которых издалека  было трудно отличить на фоне зеленеющего оазиса. Под длинными плоскими ветвями висели крупные грозди коричневых фруктов, но путник искал другое. В середине  густой пальмовой рощи скрывался от солнца маленький водоём. Укротитель  набросился на него, нагнулся до уровня воды и начал пить большими глотками.
               
        Напившись вдоволь, он быстро  наполнил бурдюк и вернулся. Безлунная ночь уже успела накрыть пустыню, когда жених и невеста добрались до оазиса. Они легли возле водоёма и заснули, не успев услышать первые звуки ночного пробуждения.               
               
        На следующий день, ещё до восхода, ранние певчие птицы подняли громкую весёлую шумиху, но путники спали как убитые.               
               
        Укротитель проснулся первым, ближе к полудню. Встал он, и прошёлся. Первое, что ему бросилось в глаза, были развалины старого строения, похожие на остатки  цитадели. В одном углу толстые каменные стены, уцелевшие после долгих лет борьбы со временем, держали кусок крыши, из-под которой торчали толстые, чёрные, ещё не гнилые деревянные балки. Посреди развалин, над большой кучей камней, и вокруг неё, лежали останки покрова, свалившегося неизвестно когда. В одном углу из под песка виднелся конец круглой палки, похожей на ручку какого-то орудия труда. Он подошёл и вытянул палку вверх.  Бесполезно.  Палка держалась крепко, будто давно пустила корни, и сил не хватало. Укротитель  смирился со своей временной немощью, оставаясь  с идеей , что в пустыне не было так пусто.  Далее, за цитаделью, вдоль  западной  стороны оазиса, стояло невысокое ограждение, каменное, сквозь бреши которого успел проникнуть толстый слой песка. Вернувшись к водоёму, жених осторожно приблизился к невесте. Убедившись, что никто не тревожит её глубокий сон, он пересёк пальмовый лесок и оказался в небольшом, но и не маленьком для тех мест одичавщем  поле, покрытом высокими и низкими, зелёными и сухими сорняками,  занимающих всю восточную сторону.
               
        Запутываясь  в длинных кустах пустынного  бурьяна, Укротитель терпеливо прошёлся по всему полю. Было очевидно, что та земля давно была забыта человеческим уходом, но съедобные  корни и семена ещё не были потеряны. То тут, то там под  грубыми сорняками  прятались от солнца листья плодовых овощей, а мелкие спелые  колоски ещё больше обнадёживали молодого мужчину, претендующего, как и положено по неписанным законам, стать продолжателем рода. Отгоняя  голод новыми миражами, он не тронул ни одного зёрнышка, ни одного листика... оставив на поле всё как было.               
               
         Возвращаясьсь к водоёму, жених подошёл к первому дереву, разглядел  висящие на нём плоды и опустил глаза. На земле, вокруг ствола их было так много, что им больше негде было упасть.  Он поднял один крупный, коричневый фрукт, с суховатой шкуркой, через которую просачивался клеящийся к пальцам густой мёд; съел его, потом ещё один, ещё... –  до полной победы над волчьим аппетитом. Набрав самых красивых фиников сколько вместилось в обе ладони, Укротитель осторожно подошёл к спящей  невесте и присел рядом. Если бы она не проснулась,  так бы и сидел весь день, разглядывая её с ног до головы и обратно, с протянутыми ладонями.  Ей было плохо, она не могла есть...  Израненное лицо не позволило ей  одарить Укротителя улыбкой, только её оживлённые глаза смогли... Ей было плохо, она не могла есть...               
               
               
         Прошли дни и ночи – длинные, тревожные ...  Невеста  мучилась, не раз умирала, не раз оживала ... Укротитель страдал. Он был готов на всё ради её спасения, но не знал что делать, и от этого страдал ещё больше.
               
         Однажды, ночью, больная  долго осматривала полную луну, звёзды, потом глубоко вдохнула, охватила Укротителя добрым прощальным взором и закрыла глаза. Заподозрив то, чего больше всего боялся в те дни, Укротитель взял её руку – пульса не было, сердце остановилось, дыхание прервалось...  Он, на коленях, молил всех богов вернуть ей жизнь. Молил всю ночь...  И только на заре, не выдерживая больше тщету прошений, упал рядом и ушёл в кошмарный сон.          
               
         Что на белом свете может быть чудеснее чуда, вернувшего  человека на землю, откуда бы то ни  было?         
               
         Укротитель долго не спал. Сонные бои с неземными силами, в которых он оставался побеждённым, разбудили и привели его .  Невесты рядом не было, ни ж Он быстро встал и начал искать, в полном замешательстве. Нашёл. Сидела на другой стороне водоёма и мазала себе лицо жидкой глиной. Жених не был уверен в то, что видели его глаза. Он подошёл и начал дотрагиваться до её  ног, рук, стал целовать её лицо вместе с глиной.., потом взял её на руки, поднял  высоко над головой, как пушинку, и выдавил из себя сильный, торжествующий крик победителя.  ... И тусклый стылый свет дня загорелся и совсем одобрел лучами новых чаяний и старых надежд. Забытый миром островок зажил новой жизнью, или так казалось.               
               
        Жених и невеста были признаны хозяевами  всеми его обитателями , вплоть до шипящих рептилий, колючих сорняков и бездушных камней.             
        Жених не отходил от цитадели.  С утра до ночи, весь в пыли, глине, извести и песке трудился он над старыми стенами. Невеста  весь день не выходила с запущенного поля, собирая сухие зёрна, бобы, семена ... А ночами спала она как убитая, всё время соблюдая убедительное расстояние до жениха. Что-то её держало,  всё не решалась  до конца отдаться в его объятия, невзирая на то, что к тому времени достигла образа полноценной женщиной.               
               
        Когда угол старого дома уже стал быть похожим на очаг, укротитель решил вынести наружу кучу камней, годами лежащих прямо в середине полуразваленного старого строения. Вынося верхние слои камней, перемешанных с песком и сухой рассыпчатой  глиной, он обнаружил яму, похожую на вход в подземное помещение. Осторожничая, он продолжил работу. Чистил он ,чистил ту непонятную яму, пока не углубился в ней всем ростом.  Укротитель не мог останавливаться на пол пути, это не входило в его правилах.               
        После трёх  дней труда был обнаружен большой глубокий подвал. Наверху набралось столько камня, что уже и складывать было некуда. Откуда в том человеке было столько сил, где он их добывал? – Вряд ли  в одних финиках, какими бы они сладкими не были. Скорее всего мужская гордыня вторым дыханием сработала – себе, и не только себе доказывать, что он есть Он и может постоять и за Себя и за Неё.    Крупных вещей в подвале не оказалось, но Укротитель не мог не заметить в другом его конце квадратную форму тёмного предмета. Подойдя ближе с горящим факелом в руке, он увидел большой сундук, весь покрытый серой густой паутиной.  Рядом – два  скелета, лежащие прижатых друг к другу, то ли от происшедшей когда-то смертельной схватки, то ли от предсмертного испытания телесной или духовной любви. Стоило Укротителю сделать пол шага, как над костями объявилась маленькая шипящая  голова, переходящая в длинную шею, внушающую боязнь своей толщиной. Змея надулась до устрашения, показывая, что она имела много общего с бездной, тайнами и скудным имуществом того раскрытого подземелья.  Кобра не собиралась отходить, напротив, ещё больше надулась и угрожающе засвистела, всё показывая свой раздвоенный  длинный язык, зазывая другую, чуть ниже ростом, высунувшую свою глазастую голову прямо из-за сундука. «Не можете выжить сто лет без солнца, всё равно выйдете на свет – тогда я и посмотрю, чего вы там прячете», – подумал Укротитель, знающий, чем дышали столь гордые хладнокровные ползающие, вспоминая,  как  забавно тянул их за хвост с тех пор, как стал бегать. «Живите,  размножайтесь!... » – тихо сказал жених, и отступил, не из боязни, а из жалости к рептилиям: сам он их не убивал, и другим не давал...               
               
         Укротитель проследил за змеями и выяснил, что маскул с фемелой после полуночи уходили на прогулку, неизвестно где блуждали всю ночь, и возвращались они только к утру. Пользуясь случаем, жених спустился в подземелье и открыл сундук. Из под тяжёлой медной крышки понеслись запахи цветочных духов, идущих от женской одежды и тканей.  На дне сундука, среди ножей и полукруглых мечей лежала  шкатулка, а в ней ожерелья – женские. На самом дне сундука оставались ещё какие-то мелкие отметки, но жениху было не до них. Думы его летали высоко над миром,  и факел уже не так светил. Он схватил без выбора пару ножей, шкатулку, длинный меч, кое-что из тканей, закрыл крышку и, оставляя всё как было раньше, покинул змеиное имение.               
               
         Описание происходящего наверху излишне. Стоит всего лишь отметить, что той ночью, не дожидаясь утра, при свете круглого небесного шара,  жених, весь одетый в красном, предстал перед невестой. Он заботливо положил ей на плечо шёлковое одеяние, опустился на одно колено и, как подобает настоящему мужчине всех времён, протянул ей искристую коробочку и твёрдым голосом просил у неё (давно ему принадлежащие) руку и сердце. Она приняла подарок, засияла лицом, глазами, и, после мгновенной паузы, казавшейся  жениху мучительно  нескончаемой, согласилась, с одним условием: перенести свадебную процессию на следующую ночь. Так, как не оставалось выбора, он одобрил строгое  условие – не стоило нарушить  праздничную благодать после тысячи ночей ожиданий.               
               
          Разумеется, жених и невеста заняли свои привычные места и ложились спать, не без соблюдения границ, охраняемых правилами старых традиций. Поверит ли кто, что в ту ночь  хоть один из них собирался предаваться сну?  Крутились они, вертелись, каждый на своём месте, по очереди, и одновременно; глаза закрывали, зевали, всё прикидываясь, что вот-вот уже спят. Жених умудрился даже похрапывать. На том и попался. Лучше  невесты никто не знал, как он дышал и ночью и днём, и в холод и в жару...               
               
               
          День оказался намного интереснее бессонной ночи. С самого утра невеста бегала туда-сюда, никак не решалась, где приготовить матримониальную постель: в недоделанном очаге, то ли под открытым небом. В конце концов она нашла место рядом с водоёмом и возилась там пол дня, соорудив широкую постель из песка и сухой травы.  Самая трудная задача состояла в выборе одежды. Укротителю пришла на ум настырная  идея: его невеста должна быть одетой в самый красивый свадебный наряд. Средь бела дня, спустился он ещё раз в подвал. На тот раз рептилии оказались намного уступчивее. Словно угадывая озабоченность жениха, они, тихо, волнистым зигзагом отползли в другой угол. Кроме оружий, жених забрал всё, до последней нитки.               
               
          Невеста не имела времени даже поглядывать в его сторону, или ему так казалось.  Она завернула блестящие ткани в единый тюк и, почти до вечера, крутилась возле зеркал водоёма. В это время жених, не зная  что делать дальше, любовался кронами пальм. Самая высокая, его фаворитка, стояла над остальными как зелёное знамя.Так ему хотелось отметить тот день...  Как на зло, ничего в голову не приходило. Но пальма любимица опять выручила... Жених взял меч, свалил  кусающих шиповых веток кустарников, растущих рядом с пальмой, затем поднялся вверх по стволу, освобождая его от засохших ветвей. Добравшись до кроны, Укротитель  привязал на самом видном месте добротный  кусок разноцветной ткани, чтобы виден был со всех сторон, и чтобы при малейшем дуновении  ветра трепетал и извивался как одушевлённый.               
               
          Невеста потерялась на пол дня. Когда она  явилась, от прошлой невесты, кроме лица и глаз, ничего не осталось. Стояла в полный рост, укутанная в тонкие ткани, округляющие стройные бёдра, ноги, тонкую талию...  Глаза её счастливые сияли, на пальцах и на лбу камни лазурные блистали. Пока жених приходил в себя, невеста сделала пять грациозных шагов, взяла его руки в свои, приподняла к губам и  дотронулась до них лёгким поцелуем. Потом она закрыла глаза, нашла его выразительный рот и одарила его другим поцелуем, наполненным желанием и  ароматом  здорового молодого женского тела, готового приступить к природному предназначению. Прижатые друг к другу, не осмеливаясь нарушить гармонию ощущений, еле держась на расслабленных ногах, они не знали что делать дальше. Слухи, рассказы о первой ночи в тот момент  ничем не услужили тому конфузу.  Но вся ночь была впереди. Он или она, кто-то из них, без выбора, должен был взять в руки флаг любви.               
               
           Мудреное чутьё подсказывало невесте, что жених, опасаясь перейти грани нежности, больше всего необходимой в тот вечер, своим поведением намекал ей самой главенствовать над праздником, обещая исполнить все её желания. Приступив к выполнению своей новой роли, она сняла с себя кусок красной ткани, приложила свою правую руку к его левой, повязала их вместе, и повела его  по всему оазису. Затем вернулась с ним к водопаду, набрала в свои руки кристальной воды и дала ему пить. Он повторил. Затем она повела его к ближайшей пальме, подобрала с земли крупную финику, половину съела, а вторую положила ему в рот. Подобрав самую крупную ягоду, он последовал её примеру...               
               
          К сумеркам свадебная процессия была признана видимой и невидимой  живностью островка и окружности.  Бегуны, ползуны,  грызуны, мухи, пчёлы, пауки... – забывая, кто кого должен съесть, отравить, придавить... – лежали, сидели, висели и  тихо-мирно наблюдали за женихом с невестой. Пернатые певуны, пользуясь  правом полной свободы, кричали во весь голос, к чему-то готовились. 
               
          По окончании ритуального шествия  жених и невеста заняли место на супружеской ложе. Не успели они освоиться с запахами душистых трав, как наверху, на нижних и верхних ветвях пальм раздались мягкие ноты - первые сигналы  представления. И сотнями запели грациозные теноры,  строгие баритоны... 
          Неповторимый птичий унисон переступил черты везучего островка и тёплым бризом развеялся в тиши пустынного моря.  Он и Она, полные накопленных желаний, неравнодушные к настоятельным призывам птичьего оркестра, освободились от свадебных одеяний ...  И запутались Они в паутине любовных страстей. С земли на Них глядели дикие глаза...  а с неба –   звёзды наглые, бесстыжая луна...