- Вот что, господа, - проговорил Вернер, когда мы спустились вниз и увидели, что Рона исправно несёт службу, и к дому никто не пытался подобраться. – Я должен дополнить свой доклад, поэтому давайте мы сейчас оставим недомолвки и поделимся всем, что известно каждому из нас по этому делу. Не время скрытничать – я полагаю, мы имеем дело не просто с преступлением, но, коль скоро здесь задействован Майкрофт, с преступлением против Британии, а то, что оно оказалось попутно направлено и против моего чудом воскресшего кузена, лишь упрощает нам охоту: одним выстрелом, если придётся, мы убьём, как минимум, двух зайцев. Всё, что мы сейчас тут друг другу наговорим, я запишу и сначала дам прочитать Шерлоку – мне кажется, слушать всё из первых уст для него будет сейчас мучительно тяжело, а записать я постараюсь только самую суть, без эмоций. А потом с вами, доктор Мэртон, я отправлю свои записи – возможно, с ремарками Шерлока - Майкрофту в Лондон. Таким образом, два самых наших светлых ума – я всё-таки склонен считать ум Шерлока светлым, не смотря на все усилия наших врагов его затуманить - получат материал для анализа. Одобряете вы такой план?
- Нет, - отрывисто сказал Мэртон. – Мы не знаем, что и как проделывали над мистером Холмсом – Шерлоком Холмсом, я имею в виду - и я не уверен, что его разумно посвящать во всё.
-Уверяю вас, - сказал я, - он отдаёт себе в этом отчёт.
- Но будет ли он всегда в своей воле?
- Я буду рядом, - сказал я.- Может, и не смогу противостоять, но смогу заметить, что что-то не так - уж настолько-то я Холмса знаю. К тому ж… - я замолчал, не зная, продолжать ли дальше и в каких словах.
- Ну? – подстегнул Вернер. – Договаривайте.
- Просто, - мучительно подбирая слов продолжил я, - если бы кто-то поступил так со мной, и я остался одинок, травим, с оборванными корнями и белым пятном вместо прошлого, и не знал, что делать и кого благодарить за это, а некие люди, незнакомые мне, уверяли, что мы были прежде близки и предлагали помощь, но при этом не доверяли мне и таились от меня, я бы… я, наверное, не только спился бы, я, верно, руки бы на себя наложил, потому что это… это невыносимо, мне кажется… - мой голос опасно задрожал и сорвался , я низко опустил голову, пряча глаза, и только почувствовал, как кто-то осторожно коснулся моего плеча.
Это была Рона.
- А я согласна, - серьёзно сказала она. – Нельзя считать человека другом и оружием врага одновременно. Тут уж или отказаться от него совсем, или довериться и лучше обмануться. Джон… доктор Уотсон, - поправилась она, - всё равно, что не жил эти годы, а как жил Ма…. мой отец, я и представить себе не могу, но я могу представить, как быть ничьей и ненужной – я была уже ничьей и ненужной, во всяком случае, думала, что это так. И – спасибо – я не хочу никому этой участи. Мы должны довериться Холмсу, но этих своих соображений от него не скрывать – я думаю так. Мы можем спросить его совета, в какой степени следует нам доверить ему информацию о деле и, может быть, он лучше всех посоветует нам, в какой.
Что удивительно, ни у кого из нас не возникло сомнения, что юная леди, девочка, имеет полное право голоса на нашем военном совете. Более того, её соображения показались нам разумностью превосходящими все наши.
- Похоже, я остался в меньшинстве, - проговорил Мэртон. – Ну что ж, подчинюсь вашему решению: пусть Холмс узнает всё, что знаем мы, а также и то, что мы подозреваем. Но пусть он прежде сам оценит своё состояние и волю. Умница, девочка, ты – истинная дочь своего отца. Итак, поскольку мне известно меньше, чем другим, я и начинаю. Записывайте, Вернер…
- Ну что ж, нам известно чрезвычайно много, - подвёл Вернер итог, когда мы закончили изложение. Суммируя, вот что: некогда в расположении «Потерянного полка» в долине Шантадирага тайно проводились эксперименты на людях, на солдатах. Группа…всё же, назовём их учёными – применяла некий препарат, вызывающий подобие смерти, носмерти обратимой.Едва ли это было основным действием препарата – скорее, побочным, а что было основным, нам ещё предстоит догадаться. Но если считать это разработками профессора Крамоля, занимавшегося изысканиями в сфере гаитянского шаманизма, данное вещество, возможно, должно зомбировать, то есть полностью подавлять волю,превращая людей в послушных слуг. Военное ведомство не против получить такое оружие, но профессор Крамоль, видимо, не был готов отдать в распоряжение военных свой препарат. Едва ли, что люди, действующие в долине Шантадирага, подчинялись военному министерству, мне кажется, они действовали от себя. В то время, возможно, они и были союзники с профессором Крамолем, но позже разошлись во взглядах настолько, что лишили профессора свободы. Работы, судя по всему, продолжаются и по сей день, и их носитель некий иной профессор, имеющий резиденцию, очень вероятно, поблизости, на том таинственном корабле, что стоит в бухте, скрытый от глаз. Шерлок в своё время держал в руках нить этой истории – вероятно, именно по этой причине его похитили и превратили в то, во что превратили. Профессор пользуется поддержкой местного землевладельца – Клуни Мак-Лу и его своеобразной гвардии, а также был связан, по всей видимости, с покойным священником - сексуальным садистом, вместе с егерями поставлявшим ему материал для исследований. Здесь всё примерно понятно. Уотсон в фокусе внимания, как участник ещё той, афганской истории, Шерлока, очень может быть, на наше счастье считают погибшим или сбежавшим. Это хорошо Вопрос: что же нам теперь делать?
- Привлекать полицию нельзя, - сказал я. - Во-первых, нам никто не поверит, с рассказами об оживающих мертвецах нас в дом скорби запрут. Во-вторых, мы не знаем, в каких отношениях здесь полиция и егеря – в маленьких замкнутых селениях зачастую кумовство превыше закона. И, наконец, в третьих, мы, видимо, должны соблюдать статус о секретности – мы ведь благословения Майкрофта Холмса на разглашение не имеем, а бороться с Шахматным Министром и вы не захотите, и мне не по зубам.
-Да и едва ли будет много толку от вмешательства полиции, - заключил Вернер. – У них руки связаны, Шерлок Холмс официально мёртв, живым его так просто не признают. А не признают живым – не увидят и состава преступления в действиях профессора, кем бы он ни был. Что до Крамоля, он сейчас, скорее, мёртв, чем жив, и ваше видение в клетке на колёсах, доктор Уотсон, походит на него только постольку-поскольку. С этим вы в суд не пойдёте, особенно учитывая ваш, мягко говоря, не совсем ясный рассудок, неуверенность которого пол-Лондона под присягой смогут показать.
- Ну, о том, чего мы делать не должны, вы тут уже все наговорили достаточно, - дерзко вмешалась Рона. – А теперь, пожалуй, пора поговорить о том, что нам делать.
- А это нам уже сам Шерлок объяснил, - спокойно проговорил Вернер. – Доктору Мэртону нацепить синие очки и, взяв под руку любого из вас, хромать по посёлку, не вступая ни с кем в близкие отношения, мне – писать донесение в Лондон под редактурой Шерлока, а самому Шерлоку поскорее поправиться и попробовать, выдавая себя за Мэртона, с помощью Уотсона узнать хоть здесь расстановку сил.
Рона, когда мы её посвятили в наш план, пришли в восторг:
- Это здорово придумано, что он сможет оставаться тут, не прячась – ну, почти не прячась, и мы, может быть, что-то узнаем о том профессоре и о корабле. Нам указал на них мальчик, а если читать новеллы доктора, и если они, действительно, основаны на реальности, с мальчишками отец всегда умел обращаться,они работали на него, как нерегулярные полицейские части – может быть, он не утратил этого навыка и теперь. В Брокхилле младшие ребята всегда были очень полезны старшим, если только обращаться с ними по-доброму, заботиться о них.
- Платить им, - хмыкнул Мэртон.
- Да, а вы как думали? Всё стоит денег – и пища, и кров.
-Тогда я прежде свяжусь с моим отцом, - сказал Вернер. – Коль скоро мы начинаем здесь такую грандиозную сыскную компанию, я думаю, лучше им переждать где-то в гостях, пока мы сами не сможем покинуть дом. В целях их же безопасности. Ну а теперь, доктор Уотсон, не будем откладывать задуманное в долгий ящик – я переговорю с Шерлоком, и мы с ним поработаем над отчётом, а вы, пожалуй, берите Рону и отправляйтесь за синими очками – в аптеке на станции они есть. Заодно и расскажете аптекарю о глазах доктора Мэртона. Для достоверности легенды.
- Я сам с ними пойду, - сказал Мэртон. – А прежде сделаю кое-что над собой… для достоверности легенды. И, уверяю вас, глаза мои вызовут у аптекаря истинную жалость.
- Вы – увлекающийся тип – я знаю, - проговорил я, насторожившись от его последних слов, - Но, умоляю, в погоне за достоверностью легенды уж не оставьте себя слепым. Это было бы…
- Что, слишком высокой ценой за жизнь Холмса? – лукаво уточнил он.
- О жизни его сейчас речи не идёт – не искажайте факты, - без малейшей тени веселья или доброты улыбнулся я. – Будь это так, я бы вам сам, глазом ни моргнув, глаза выколол.
Мэртон изменился в лице и даже слегка отшатнулся от меня.
- Я пошутил , - сказал я без улыбки. – Вам – нет.
- А вам, похоже, доктор, тоже не раз убивать случалось? – спросил Вернер, а Рона уставилась на меня во все глаза, приоткрыв рот.
- И случалось. И случится, - спокойно подтвердил я. – Думаю, с отцом Ози вы, юноша, тоже не первый раз осокоромились?
- Экие мы тут все головорезы! – зловеще пошутил Вернер, оглядывая нас одного за другим.
- Только не я, - поспешно возразил Мэртон. – Я всего лишь мирно свежую трупы чужого авторства.
- Знаете, господа, - качая головой, проговорила Рона, - Не знай я вас, после подобных шуток я бы, пожалуй, остереглась в одном доме с вами спать.
- А чего вам терять-то, милая леди? – удивился Мэртон. – С сыном дьявола вы окровавленную постель уже делили, так что…
И, не выдержав, мы, все четверо, расхохотались так безудержно, что это смахивало на истерический припадок, и только по этому хохоту я, наконец, осознал, как натянуты у нас всех, оказывается, были нервы. А Шерлок Холмс, лишённый памяти и не могущий вследствие этого хоть сколько-то нам доверять, пожалуй, был в ещё и худшем положении.
Прежде, чем отправляться на станцию, я зашёл к нему. Вернер ещё трудился над отчётом.
- Мы суммировали, кто что знает, об этой странной истории, - сказал я. – Вернер обещал записать всё это и сначала показать вам, а потом отправить в Лондон вашему брату Майкрофту.
- Кому обещал? Вам? – Холмс остро посмотрел на меня. – Или это вы обещали ему не вмешиваться?
- Пока у нас интересы совпадают, -осторожно проговорил я, несколько задетый таким анализом.
- Да? Вы, может быть, осведомлены об их интересах?
- Холмс… - я присел на край его постели, и он тут же машинально отодвинулся подальше от меня, к стене. – Майкрофт Холмс, Шахматный Министр – ваш родной брат, а Вернер – двоюродный. И какими бы интриганами они ни были, они на вашей стороне. Да, ум Майкрофта Холмса изворотлив и безжалостен, и властью он облечён, и задачи перед ним стоят выше даже просто нашего понимания. Подозреваю, что и Вернер такой же, хотя не чужд некой свойственной юности западьчивости, как в приязни, так и в неприязни. И доверяют они мне даже меньше, чем я им. Однако, то, что произошло с вами – не просто существенная часть головоломки даже для них. Их чувства задеты так, что боль нельзя игнорировать. И тут мне с ними по пути. А вам… Я, по правде говоря, не знаю, чего хотите вы. Вернуться к жизни, о которой представления не имеете? Да едва ли. Просто вернуться к нормальной жизни – жизни в городе, в цивилизации, жизни джентльмена? Я даже не знаю, каковы ваши представления об этой жизни, и есть ли они. Отомстить, уничтожить тех, кто практически уничтожил вас? Да, я думаю, вами это и движет. Но, совершив это, боюсь, вы окажетесь во власти ужасного опустошения – такого, какое мне прежде и не снилось, хотя все ваши окончания расследования проходили под знаком тяжёлого утомления и апатии. Не до такой степени, как я ожидаю теперь… Можно начистоту?
- Нужно, - буркнул Холмс, слушавший меня очень внимательно.
- Как бы ни закончилось это дело, я верю в то, что оно закончится. Верю в вас, если хотите. Но что будет потом? А я вам скажу, что: вы или снова откроете для себя кокаин, и это будет ещё не худшим исходом, или просто в петлю полезете. Поэтому мне, как вашему прочно забытому вами другу, я бы на вашем месте меньше всего доверял – подсознательно я хочу, чтобы эта история длилась вечно. Но вы же возненавидите меня, попытайся я саботировать ваше расследование, а я сейчас ненависти вашей просто не вынесу. И что мне остаётся?
- Влюбить меня в себя или кого-то ещё настолько, чтобы я смог или жизненные силы в нём черпать, или хоть от стыда перед ним не разрушать себя, когда мне покажется, что смысл жизни мною утрачен? Так?
- Вы поразительно прозорливы, - сказал я.
- А вы поразительно дальновидны. И как я могу после этого верить вашим словам о нашей дружбе, о моём родстве с Вернером, о моей дочери? Что, если это – просто ваша манипуляция, ловкий ход?
- У меня есть одно доказательство, - хрипло сказал я, снова, как всегда в последнее время, при откровенном разговоре с Холмсом, чувствуя просто непереносимое волнение. – Сам смысл манипуляции. Не люби я вас, как друга, зачем бы мне было строить всю эту мистификацию? Ну, помогли бы вы нам в расследовании. Ну, удавились бы или упились насмерть от опустошения – да какое бы мне дело, если бы…- давящая боль в сердце, последние дни неотступно преследующая меня, усилилась от разговора, и я прервался, чтобы её передышать, после чего продолжал:
- А что касается вашего родства с Роной или Вернером, оно сомнений не вызывает, стоит вам лишь к зеркалу подойти… Я об одном прошу вас, Холмс. Пообещайте мне.
- Что? – приподнял он бровь.
- Я знаю, каков вы сами хитрец и манипулятор. Вы можете, сколько угодно, кивать головой, можете даже притвориться, что ваше отношение к нам ничуть не отличается от того, какое мы запомнили, что вы больше всего хотите докопаться до истины и вернуться к себе. Вы можете звать Рону дочерью, Вернера – братом, а меня другом…
- Я что-то не совсем вас понимаю? – прищурился Холмс, но я по этому прищуру, вот именно, понял, что всё он прекрасно понимает.
- Как только нога пройдёт, вы можете попытаться скрыться и отряхнуть с подошв не только пыль Хизэленда, но и наш прах, - сказал я, решившись. – Я не уверен, что вы не вынашиваете такого замысла прямо сейчас. Но если вы так поступите, не знаю я, что подумает Шахматный Министр, и что подумают Рона и Вернер, а я подумаю, что всё вот это было приступом белой горячки в безумной голове спившегося некогда врача. Я вам жизнь спас, дорожите вы ею или нет, и вы мне должны. Совершите то, чего я боюсь – погубите меня вернее ножа, вернее пули. Мне тяжело. Я-то памяти не терял, и вы для меня тот, кем были, и ожидания мои для меня оправданны, надежды осмысленны, а обиды реальны. Я знаю, что я ошибаюсь, но я так чувствую, а ваш вечно глуповатый Уотсон всегда ставил чувства впереди доводов разума…
- Подождите… - он протянул вдруг руку и положил пальцы мне на плечо. – Да отчего вы так разволновались? Я не бегу никуда. Вы, доктор, слишком устали, чтобы оказывать достойное сопротивление пустым опасениям и тревожным предчувствиям. В этом всё дело, а не во мне… Но, - помолчав, вдруг с усмешкой проговорил он,- я всё больше склоняюсь поверить в то ,что вы были моим близким другом –уж слишком хорошо вы, похоже, меня знаете…
Я похолодел.
- Так вы, действительно, думали об этом?
Его рука всё ещё лежала у меня на плече, а тут я вдруг почувствовал, что его длинные гибкие пальцы потянулись и коснулись кончиков прядей моих не слишком коротких волос.
- Доктор, - смягчённым голосом проговорил он, слегка перебирая в пальцах мои волосы.- А не подремать ли вам часок до начала боевых действий?
Когда-то давно, словно не в этой жизни, в самом начале наших совместных приключений, суггестор и гипнотизёр, Холмс невольно сыграл со мной шутку, которую он называл вслед за своим учителем цыганом Виталисом Орбелли «якорь». Состояла эта шутка в нечаянном создании привычной зависимости: стоило ему или хоть кому-то коснуться моих волос на затылке и начать шевелить и ерошить их, как меня немедленно охватывала столь сильная сонливость, что я едва мог сопротивляться. Сам Холмс объяснил мне тогда этот феномен формированием своеобразной условной зависимости, вроде выделения слюны от вида лимона, да я особенно и не вникал, но даже в парикмахерской едва удерживался, чтобы сладко не уснуть прямо в кресле. Вот только потерявший память Магон об этом вроде бы не знал. Вроде бы…