Давно и неправда - 19. За Байкалом

Кузнецова Ян Ольга
Давно и неправда -  19. За Байкалом.

Папа был в командировке за Байкалом. Давно, в прошлой жизни. В той прошлой жизни папа был молодым и  мощным. И еще получавшим регулярно грамоты на производстве. Там, на производстве, он свою молодость и мощь и оставил, к слову. Удерживаться на проводах над землей — часами – в лютый мороз, работать в авральном режиме – подолгу, строить объект за объектом – «к дате», и вот и всё.  Но я отвлеклась. Папа считался одним из лучших специалистов, и его из нашего степного мегаполиса отправили за Байкал –  созидать. Если не мегаполис, то хотя бы нечто подобное, отправили  претворять в жизнь новые идеи в мире строительства.
А мы потянулись за ним, не прошло и полгода.

Там, за Байкалом, была какая-то другая жизнь. Нам показалось, что там наступил уже тогда кризис перепроизводства и перезакупок. Мы словно попали в сказку, где в магазинах продавали спокойно, как будто так и надо, шоколад, мыло «Консул», импортные и отечественные вещи высокого качества, и косметику даже французскую, и еще, как говорили - китайскую, губную помаду, которую мы с подружками называли «Хамелеон» и красились ею без оглядки на свои юные годы. Губная помада была с виду прозрачно-зеленой, но ! - нанесенная на губы, становилась ярко-розовой. Можно было выходить в школу из дому, упрятав носы в шарфы от мам. Проявлялась помада не сразу. Минуты через одну. Достаточно, чтобы выскочить из квартиры. В школе к ученицам, вечно измазанным чудесной помадой, настолько привыкли, что даже выговаривали нам учителя как-то вяло. Или не выговаривали вовсе.
Особенно класс «лежал», в смысле визжал от неистового смеха, когда я заунывным голосом читала «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» А.С. Пушкина, перемазанная этой помадой. Перемазанная, потому что тихо ела пирожок, и была позвана невовремя. Ну что делать, ну ненавидела я учить стихи наизусть и своим исполнением подчеркивала свою ненависть, вызванная к доске учительницей выступать. Учительница понимающе слушала. Она знала про мою ненависть к заучиванию стихов наизусть, но делать было нечего — положено поставить галочку о сдаче.

Так вот за там, за Байкалом, царило какое-то возмутительное изобилие. Особенно удивляющее после нашей местности с часто не  балующим ассортиментом товаров.
И там, за Байкалом, было очень, очень холодно. Очень. Холодно. Мы летом ходили в свитерах и ботинках. Для цветочков, изнеженных южным солнцем, коими мы являлись — дико непривычно.
Город был новый, новые специалисты приезжали и приезжали его строить. С семьями. Потом уезжали. И состав учеников в школе менялся беспрерывно. Мне удалось побыть новенькой что-то около недели. Потом приехали сразу четыре новеньких, потом два.... потом моя подружка Алия.
Мы с Алей сразу сдружились. Ей нужен был английский, в котором я преуспевала, а мне — математика, в которой Аля била рекорды. Я делала английский за себя и за Алю, она за меня решала задачи. И на контрольных тоже. Своим почерком. Как нас не поймали — ныне непонятно.
Мне все удавалось, кроме математики. Даже музыка. Даже пение. Правда, меня с моими белыми огромными бантами ставили для украшения и запрещали издавать звуки, когда мы выступали в хоре под предводительством школьного дирижера. Но смотрелась я — нет, мои банты — эффектно.
Вернемся к материальному. Однажды утром мама позвала меня в зал. Там на диване были разложены: свитер и брюки. Брендовые. Улетные. Моя несказанная мечта. Несказанная, потому что подобные вещи носили старшие в школе девочки, а у меня еще такого не было. И сказать мне было неловко, заявить старшим: хочу вот эти брючки, а еще вот эту рубашечку, и еще вон те ботинки, и еще... Поэтому мечта была несказанной. И вот. По случаю 1 мая, дня труда, за хорошие отметки по математике. Получи.
Я немедленно нарядилась и пошла, конечно, к Але. В гости. Похвастать и позвать на прогулку. Нарезывали круги по поселку мы с Алей часто, там это было безопасно – идеальная глушь. Вот про качели я бы так не сказала. Они скрипели, как старый динозавр, которого вздумал оседлать киндер. И были ржавыми. Аля однажды увлеклась, раскачивая меня, и я слетела с них. Удар, хрип, укор в глазах Али — чего упала? Она же старалась меня покатать от души, а я.
Короче, я отправилась к Але. Предвкушая фурор. Аля тоже была новенькой — то есть — пока неизбалованной вещами.
Дома у Али копошились младший братик и сестричка, выглянула перекошенная от усталости, гремящая погремушкой — чтобы укачать малого, но такая красивая мама. Мы познакомились.
Аля была немного не в духе и капризничала: в том ей холодно, а та кофта блеклая.
Мама ее отчаянно, пытаясь перекрыть вопли малыша, гремела погремушкой. На удивление от погремушки малой не успокаивался, а орал еще больше.
Я любовалась собой в зеркале, упиваясь, какая я красивая, в смысле — во всем новом. Брендовом! Стильном! И мы с Алей сейчас выйдем пройтись, и увидим разом всех знакомых, и каждый меня похвалит. Не позавидует, а похвалит. И меня будет распирать от счастья. Какая я красивая и еще, как знала, всю ночь спала в бигуди и кудри теперь вьются. И в новом атасном свитере. И в новых красивых брючках.
- Что ты капризничаешь, Алия? - в нетерпении вскричала мама Али и яростно стукнула погремушкой оземь. - Что ты капризничаешь?? Посмотри, как девочка простенько одета! И ничего! Надела, что было, и вышла, и нервы никому не мотает!!

Примечание автора. Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны.