Конечно, Андрей Орлов, думал о своей старости, понимая, что она закономерно пришла к концу его жизни, но никак не впускал в себя эту мысль, считая себя некоем средних лет человеком. Он и жену Антонину считал еще молодой, ну пара морщинок – у кого их не бывает? И даже написал миниатюру о мудрости морщин. И женщины-читательницы были благодарны за такое раскрытие темы старости. Но вот вчера в автобусе его назвали стариком. Никто не удивился, факт на лицо. Раньше, на работе, его так не называли, даже за глаза.
Он задумался, глядя на себя в зеркало, бритва повисла в воздухе. На него смотрел, ну да, не молодой мужчина, который был ему знаком, на всех стадиях жизни. И они были хорошо знакомы, иногда спорили, соглашались и всегда находили общее решение. А почему не находить? Живет же он с одной женщиной всю жизнь и ничего, иной раз позлятся друг на друга, а потом мир - чего делить, когда все и так ясно – супруга в итоге всегда права, потому что смотрит на все здраво. И так, они два старика. Или, как говорят в сказках – жили-были старик со старухой. Но как жили, вот в чем вопрос!
Андрей был писателем-фантастом.
«Это все в тебе детство играет любишь небылицы,» - говорила Антонина, прочитав новую рукопись мужа, взялся бы ты за повесть о наших мытарствах, когда бежали из Средней Азии, и здесь, в Москве обустраивались.
- Это время требует осмысления. Пока право время, строй дышал на ладан и лепили будущее, ну, сейчас настоящее, из того, что было. Лозунги справедливости и братства между людьми не забыты, им еще быть, надо реальную жизнь осваивать, а потом все вернётся в свои берега, только название реки или моря будет другим.
Спорить они не стали. Все ясно, но каждый почувствовал боль от расставания со своим миром детства. Оба привыкли к теплу, к той музыке под дутар, занывшую и с некоторыми согласными, словно подгоняли идти пастбищный скот, над которой посмеивались европейцы, русские взрослые, и потом они, дети. Они привыкли к туркменам, ходили в гости, спорили на базаре. Но в целом уважали этот народ. Он был дружелюбным и не злым. Некоторые туркменские мальчики и девочки подражали русскими их родители поощряли. Такие дети вырастали в хорошие местные кадры. Они были партийными и комсомольскими работниками и поднимались на недосягаемую для русских высоту. Писать об этом не хотелось, лучше фантазировать! Но это гоголевская маниловщина: «Хорошо бы бублики снимать с деревьев!»
В юности он прочитал Стивена Кинга «Воспламеняющая взглядом», конечно ерунда, но она задела полётом фантазии. Здесь и детектив, и погоня, и плохие люди, и трагедия ребёнка. И всё и нашей жизни. Только стоит не6много поверить. И вот это «немного поверить» является главным для писателя и очаровывающим для тех, кто читает книгу.
Но сам Андрей не смог так писать, детали быта шли в противоречие с партийными указаниями о социалистическом реализме. Нельзя писать о нищей жизни простых людей. Писать можно, что хочешь, но не напечатают, а если и выйдет опус, автора линчуют критики, это на всю жизнь. Об этом и писал Булгаков в «Мастере и Маргарите». И вся надежда на дьявола. А его нет. Принцип социального равенства и свободы, о котором говорил Ленин, исказили бюрократы из-за своего невежества. Об этом говорили все, кто бежал на Запад.
Но Андрей считал, что ему повезло – времена стали меняться: пиши, что хочешь при Ельцине, помогай новым буржуям угнетать народ. Где свобода? Вот почему народ любил сказки.
Они спорили с Антониной о месте писателя в обществе. И всегда приходили к выводу, что места как такового пока нет.
- А кто сейчас является властителем дум?
Спрашивала жена и. сама себе отвечала:
-Телевизор. И думы все вымышленные. Под власть.
- В народе огромная культурная и нравственная сила. И многим из него удаётся талантливо говорить. Зло, иронично, убедительно! Например, у меня всегда на виду писательница Елена Гвозденко. Гвозди забивает своими небольшими рассказами, новеллами, публицистическими статьями! Или другого плана, так сказать жизненного Геннадий Леликов. Сибиряк. Сейчас на Ставрополье живет. Пронзительно пишет, честно. Последнее у него рассказ о русском мальчике, попавшим в плен к бандитам на Северном Кавказе. Есть и замечательный фантаст. Это Рейман. Его удивительна повесть «Левиафан» об атомной подлодке, попавшей в екатеринские века поражает воображение. Также интересны и другие его вещи. Только читатели страницы Проза.ру? А если ты далёк от литературы и искусства? Кто ты? Старик! Молодой, но быстро состарившийся душой старик.
У Клиффорда Саймака фантастика социальная и в ней размышления об атомной войне, которая грозит уничтожением всего мира, хотя всегда находится разумный выход сотрудничества с любым, казалось, «непонятливым» соперником. У Стивена Кинга главный герой - затаившаяся непонятная разуму сила. Он писал, как яркий представитель социалистического реализма, и его широко представляли в СССР.
Фантастика Андрея не шла, единственный рома н о перенаселении Земли не попадал на глаза издателей и киношников. А ведь «горячая» тема из жизни руководства СССР. И другие произведения ностальгировали по прошлому. Но писателю было интересно писать о том, что осталось за плечами. И он писал. Ему было все равно, чем заняты издатели. Не те, глупые с зашторенными глазами. Деньги, вот что они видели в авторе. Впрочем, известная со времен Пушкина тема. Он сам, поэт, сначала платил издателям. Андрей ухмыльнулся, где гений, где он?
Побрился. После завтрака сел за клавиатуру. Поставил, наконец, точку в рассказе об ангеле, перенесшим героя из наших будней в прошлое. Там не надоедливая жена с претензиями, жить, как Ивановы, а простая женщина, смотревшая на него, купающегося в среднеазиатском канале. И мир стал для Андрея желанным и огромным. Ему, Андрею, было хорошо!