На этот раз Екатерининский парк встретил меня сигнальными огнями пристани, уже зажженными в сгущавшихся ноябрьских сумерках заботливой рукой Провидения. Пестрая и прожорливая утиная армада, завидев на холме новый силуэт, сразу ринулась с середины пруда в мою сторону, чертя за собой на воде длинные блестящие борозды.
Красавицы мои заморские, несравненные утки-гуси – огари в огненных мундирах, а с ними и наши местные селезни – тоже не лыком шиты: в сияющих в полумраке зелёных доспехах и в сопровождении своих скромных дам в бальных палевых перьях – стали гурьбой выходить на берег.
- Прямо тридцать три богатыря! - Восторженно ахнула я.
- Ну, простите меня, гуси-лебеди, что я пришла сегодня без хлеба, а только с фотоаппаратом. В фешенебельной округе отеля «Redisson» нет ни одной булочной! Я честно хотела купить!
- Без хлеба, без хлеба п-р-р-и-пёрлась! – Разочарованно ухали в темноте московского эфира красные утки. - А-а-н-н, р-р-р, за-р-р-а-за!
- Не пр-р-а-ва, не пр-р-а-ва, - вторили им утки аборигены. – Кря-кря! Позо-р-р!
Но эти привереды продолжали не спеша следовать за мною дружным интернациональным строем, всё же сохраняя тайную надежду, что это я просто неудачно пошутила про хлеб.
- А я к вам приходила прошлой зимой с батоном, а мне одна бабушка сказала, что вас перевели к термальным источникам, - попробовала оправдаться я.
- П-р-р-иходила она, а-а-н-н, р-р-р…
- Хлеба! И зр-р-елищ! Кря! Кря! Ни стыда, ни совести! Раз в год п-р-риходит с пустыми разговорами! – И утки-грубиянки обиженно уплывали вдаль, чтобы тут же вернуться на сушу при виде очередной неясной фигуры, возникшей на пригорке.
До чего же хороши! А вдруг это души благородных девиц – воспитанниц здешнего Екатерининского института кричат утиными голосами?! Говорят, парк, принадлежавший до 1807 года графу Салтыкову, простирался аж дотуда, где теперь находится махина «Олимпийского», чей эллипсовидный светящийся абрис в купе с фантастическими минаретами Главной соборной мечети завис вдали над графским имением, подобно гигантскому неопознанному летательному объекту. Слева виднеется железная челюсть ещё одного НЛО, уже разбираемого на металлолом: не долго музыка играла…
Неутомимые утки опять дружно прошагали вразвалку мимо моей скамейки всем огромным коллективом – это подъехала детская коляска, ведомая запасливой мамашей. Уф! Наконец-то прибыл долгожданный хлебушек!
- А-а-н-н! Кря! Р-р-р! У-р-р-а! Б-р-р-аво! – Не скрывала своего восторга пернатая братия.
При созерцании такой гармонии природы и всего сущего, под утиные симфонические крики мне пришли в голову другие музыкальные строчки, просто сами собой вливавшиеся в этот московский садово-парковый антураж:
Я бы родился здесь самым маленьким из зверей,
Я бы любил рассвет, за ельник бы бегал в ночь,
Я бы запутал след, так как в ночь – это значит прочь!*
Пожалуй, пора и мне сматывать удочки, да и похолодало… Я скомкано заканчиваю телефонный разговор на пленэре и устремляюсь по аллее к выходу, не забыв сфотографировать на ходу свою старинную знакомую, фею и хранительницу этой усадьбы – белокаменную беседку под зелёной крышей-шляпкой, всю в огнях, тенях и колоннах…
А качели? Остались ли качели? – Вдруг вопрошаю я, останавливаясь. – Да вот же они, совершенно пустые, висят себе спокойненько на цепочках! Скорей, скорей: надо наверстать упущенную в мае качельную невесомость Маяковки.
Ух ты, какая красотища! Слева в ореоле ветвей Екатерининских деревьев раскачиваются вместе со мной, светясь во мраке Божедомки, пилоны бельведера Театра Армии. Шедевр советского Ар-деко 1935-1940 годов – предвоенный столичный шик, архитектура на все времена, никогда не состарится, не потускнеет. А по правую руку с уютно расположенной эстрады, тоже эффектно подсвеченной, доносится «Рио-Рита». Нарочно не придумаешь! Та же молодая мамочка, накормившая уток, танцует около сцены пасодобль , держа на вытянутых руках своего маленького сынишку, и мне кажется, что все мы сейчас улетим на моих музыкальных качелях в ушедшие эпохи: в 70-е, в 50-е, в 30-е, в 10-е прошлого века, а потом – всё дальше и дальше. Стоп! Остановимся в 1837 году, когда по этому парку, может быть, в последний раз перед отъездом в Петербург прогуливался юный Федя Достоевский, живший здесь неподалеку.
Да, да, Ф. М. Достоевский – самый настоящий москвич, он родился 11 ноября 1821 года в семье врача Мариинской больницы, здесь, на улице, ныне носящей его имя, буквально в нескольких шагах от места тепершней моей дислокации.
Так, сегодня 12 ноября. Значит, я как нельзя вовремя оказалась здесь. Давно мечтала увидеть памятник писателю работы Сергея Меркурова. Помните его скульптурный триптих: Лев Толстой, Фёдор Достоевский и фигура «Мысль». Так вот: в 1936 году монумент Достоевского был перенесен сюда с Цветного бульвара и долгое время просто стоял на земле. И только через двадцать лет был сооружен пьедестал из чёрного гранита…
На часах -17.15. Я ещё успею и в музей писателя заглянуть, по вторникам он работает до 18.00.
Форсирую время, но тщетно. Да, музей ещё работает, но касса уже закрылась в 17.30. Я опоздала на 3 минуты, фанатичная поклонница садовых качелей!
Ладно! Продолжение следует! 19-го всё равно сюда ещё раз приезжать.
http://www.proza.ru/2020/01/15/95
* Сергей Чиграков(Чиж) - "Зверёк".