У Платона в его концептуальном труде «Государство» власть должна была принадлежать философам, которые по описанию представляли собой что-то среднее между аристократами интеллектуалами и христианскими святыми. Для блага государства им предписывалось творить необходимые мифологические конструкты и манипулировать жребием. Кроме того они были главными цензорами искусств.
На второй ступени управления стояли «стражи», а в РФ - это силовики. Сейчас они и есть наша «концептуальная власть». Функционируют силовики по своим внутренним принципам в ручном управлении. Думаю, что «философов» они на дух не переваривают. Поэтому можно сделать вывод, что они и «философы» и «стражи» Платона в одном флаконе. Разница между стражами Платона и нашими силовиками решала принципиально суть коррупционной составляющей: «стражи» Платона были лишены личных интересов и личного имущества, а также – семьи, детей и персональных жён. Стражи Платона – это, образно говоря, боевые служебные «ангелы». Их наградой было предполагаемое уважение за службу.
Всё остальное есть народ. Платон много не рассуждал о жизни народа, и, по сравнению с современной властью, даже не предполагал для народа какие-то возможности самоопределения. Чисто левацкая схема трудармии. В передовом эшелоне ремесленников служили государству и деятели культуры в полном составе «Союза писателей», «Союза художников» и т.д. под строгим руководством духовных и телесных надзирателей.
Платон не смог воодушевить своей концепцией идеального государства своих современников и плохо кончил. Но дело его живёт.
Диалоги Платона выражают непреходящую суть хождения во власть:
— Так вот, хорошие люди потому и не соглашаются управлять — ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает — ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание — это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять. Мне кажется, именно из опасения такого наказания порядочные люди и управляют, когда стоят у власти: они приступают тогда к управлению не потому, что идут на что-то хорошее и находят в этом удовлетворение, но по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше их или им подобен.
В системе же разделения труда Платон уже не допускает философских метаний:
— Чтобы у нас успешное шло сапожное дело, мы запретили сапожнику даже пытаться стать земледельцем, или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам: этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время.
И здесь неминуемо встаёт вопрос о необходимости «стражей» которые и должны обеспечить исполнение мудрых решений философов в отношении народа:
— Так вот, как я только что и говорил, надо искать людей, которые всех доблестнее стоят на страже своих взглядов и считают, что для государства следует делать все, по их мнению, наилучшее. Даже в их детские годы, предлагая им занятия, надо наблюдать, в чем кто из них бывает особенно забывчив и поддается обману. Памятливых и не поддающихся обману надо отбирать, а кто не таков, тех отвергнуть. Не так ли?
— Да.
— Надо также возлагать на них труды, тяготы и состязания и там подмечать то же самое. — Правильно.
— Надо, стало быть, устроить для них испытание и третьего вида, то есть проверку при помощи обольщения, и при этом надо их наблюдать. Подобно тому как жеребят гоняют под шум и крик, чтобы подметить, пугливы ли они, так и юношей надо подвергать сначала чему-нибудь страшному, а затем, для перемены, приятному, испытывая их гораздо сильнее, чем золото и огне: так выяснится, поддается ли юноша обольщению, во всем ли он благопристоен, хороший ли он страж как самого себя, так и мусического искусства, которому он обучался, покажет ли он себя при всех обстоятельствах умеренным и гармоничным, способным принести как можно больше пользы и себе, и государству. Кто прошел это испытание и во всех возрастах — детском, юношеском и зрелом — выказал себя человеком цельным, того и надо ставить правителем и стражем государства, ему воздавать почести и при жизни, и после смерти, удостоив его почетных похорон и особо увековечив о нем память. А кто не таков, тех надо отвергнуть. Вот каков должен быть, Главкон, отбор правителей и стражей и их назначение; правда, это сказано сейчас лишь в главных чертах, без подробностей.
Затрагивает Платон и наиболее щекотливый вопрос государственной идеологии:
— Хорошо, я скажу, хотя и не знаю, как мне набраться смелости и какими выражениями воспользоваться. Я попытаюсь внушить сперва самим правителям и воинам, а затем и остальным гражданам, что все то, в чем мы их воспитали и взрастили, представилось им во сне как пережитое, а на самом-то деле они тогда находились под землей и вылепливались и взращивались в ее недрах — как сами они, так и их оружие и различное изготовляемое для них снаряжение. Когда же они были совсем закончены, земля, будучи их матерью, произвела их на свет. Поэтому они должны и поныне заботиться о стране, в которой живут, как о матери и кормилице, и защищать ее, если кто на нее нападет, а к другим гражданам относиться как к братьям, также порожденным землей.
— Недаром ты так долго стеснялся изложить этот. — вымысел.
— Вполне естественно. Однако выслушай и остальную часть сказания. Хотя все члены государства братья (так скажем мы им, продолжая этот миф), но бог, вылепивший вас, в тех из вас, кто способен править, примешал при рождении золота, и поэтому они наиболее ценны, в помощников их — серебра, железа же и меди — в земледельцев и разных ремесленников. Вы все родственны, по большей частью рождаете себе подобных, хотя все же бывает, что от золота родится серебряное потомство, а от серебра — золотое; то же и в остальных случаях. От правителей бог требует прежде всего и преимущественно, чтобы именно здесь они оказались доблестными стражами и ничто так усиленно не оберегали, как свое потомство, наблюдая, что за примесь имеется в душе их детей, и, если ребенок родится с примесью меди или железа, они никоим образом не должны иметь к нему жалости, но поступать так, как того заслуживают его природные задатки, то есть включать его в число ремесленников или земледельцев; если же родится кто-нибудь с примесью золота или серебра, это надо ценить и с почетом переводить его в стражи или в помощники. Ведь есть предсказание, что государство разрушится, когда его будет охранять железный страж или медный; но как заставить поверить этому мифу — есть ли у тебя для этого какое-нибудь средство?
— Никакого, чтобы поверили сами [первые] стражи, но можно это внушить их сыновьям и позднейшим потомкам.
Но наибольшее внимание в диалогах уделяется справедливости, ради которой возможно и следует перечитать труд Платона полностью.
Можно сказать, что Платон нисколько не устарел в постановке своих вопросов о построении государства. Единственное, в чём мы, безусловно, «превосходим» философов древности, так это в средствах манипуляции сознанием.
Было бы интересно посмотреть на подобный труд в современном изложении: с цветными графиками, таблицами ВВП, ссылками на авторитетные источники и музыкальным сопровождением. «Будьте проще, и к вам потянутся люди». Или уже не так?