1
Приемная, аскетически обставленная, сумрачная, напоминала келью. Татьяна Матвеевна, бессменный секретарь, не любила яркого света и шума.
Напротив двери, ведущей в кабинет министра, стоял в непринужденной позе настоящий скелет. На его плечи аккуратно был наброшен мужской плащ. Всех, кто покидал кабинет шефа, встречала ободряющая улыбка костяного коллеги, напоминая о ничтожности житейских катастроф.
Шумно дыша и хлопнув дверью громче положенного, в приемную ворвался водитель.
– Да что ты всё время в потёмках сидишь? – набросился он на секретаршу. – Ты ж глаза посадишь!
– И вам добрый день, – церемонно ответила Татьяна Матвеевна.
– Шеф домой не собирается?
– У него еще посетитель, – секретарша кивнула на меня подбородком.
– О, здоров, – повернулся ко мне водитель. – Ждешь? Ты поскорее давай, мне тоже пораньше домой охота.
– Постараюсь, – я пожал плечами.
Сумка секретарши завибрировала, урча. Женщина достала телефон и выскользнула в коридор.
– Недешевая игрушка, – покачал головой водитель. – А говорят, у нас в стране низкий уровень жизни. Слыхал? Доходы падают, а дорогие телефоны покупают. Или вот! Я с утра до вечера в пробках. Каждый день…
Секретарша на цыпочках вошла и вернулась на место.
…и что ни машина – то японец, то немец. Наших нет почти! Это такой низкий уровень жизни? – не сбавляя тона, продолжал водитель.
Я вежливо улыбнулся, не понимая, к чему он клонит.
– Вот вы тут врачи все, – увлеченно продолжал водитель. – И ни один мне толком объяснить не может. Я у всех уже спрашивал! Почему чем богаче страна, тем больше там больных депрессией? С жиру бесятся? В какой-нибудь Швеции каждый пятый болен! Вот они социализм построили, а мы нет, почему тогда у нас люди счастливее? У кого ни спрашиваю – никто не знает! Может, ты скажешь?
Водитель уставился на меня, нетерпеливо постукивая носком ботинка по ламинату.
– Почему-почему! – вклинилась Татьяна Матвеевна. – Потому что в развитых странах принято обращаться за врачебной помощью! А у нас не обращаются!
– Вы не врач, я не у вас спрашивал! Я молодого человека спрашивал, – оскорбился водитель.
– Я тоже не врач, – сообщил я.
– А кто? – не унимался водитель.
– Я из отдела оргметодработы. По образованию менеджер.
– Менеджер, – скривился водитель. – Вот такие, как вы, Союз и…
Вместо того, чтобы назвать, что именно такие, как я, сделали с Союзом, он многозначительно свистнул.
– У меня алиби, – хмыкнул я. – Мне семь лет было.
– Вы две минуты назад утверждали, что в нашей стране все счастливы! – ядовито заметила секретарша. – Вы уж определитесь!
Запищал телефон. Секретарша нажала кнопку громкой связи.
– А Беспалов по какому вопросу ко мне, напомни? До завтра нельзя отложить?
Татьяна Матвеевна вопросительно взглянула на меня. Я энергично замотал головой.
– Он совещание по оптимизации, которое послезавтра будет, хотел обсудить. Утверждает, что срочно.
– Пусть заходит, – зашумел в динамике вздох, и тут же рвано заквакали гудки.
В поисках поддержки я заглянул скелету в сумрачную пустоту глазниц, выдохнул и потянул на себя ручку массивной черной двери.
Вслед за мной в кабинет бесцеремонно ввалился водитель.
– Леонид Данилыч! – фамильярно уселся он за приставной стол. – Секретарша-то у вас не первой свежести! Может, вам помоложе кого взять? В приемную заходить приятнее будет…
– Николай Иванович, – утомленно ответил руководитель. – Мой секретарь – не осетрина, а государственный служащий.
– Осетрина! При чем здесь осетрина? – забормотал под нос пристыженный шофер.
– Помолчите немного, будьте любезны!
Возраст Леонида Даниловича приближался к пределу, положенному чиновникам. Аристократичный, немногословный, руководитель внушал почтение. Странно, что на водителя харизма начальника не действовала.
– Так что с совещанием? – обратился ко мне Леонид Данилович.
Я замялся.
– Я считаю себя обязанным поставить вас в известность, что два часа назад позвонил главврач центральной больницы города Д. и оповестил, что не сможет присутствовать на совещании. Связь была очень плохая, я услышал только, что он говорит об эпидемии гриппа… Он несколько раз повторил что-то вроде: «Заразились… Грипп…» Потом звонок сорвался.
– Ох уж этот город Д., – покачал головой Леонид Данилович. – Какая еще эпидемия гриппа в октябре? Где официальное сообщение о росте заболеваемости? Калюжный – человек своенравный и упрямый. Предполагаю, что он замышляет забастовку против закрытия больницы. Донкихотствует, негодяй.
– Я пытался дозвониться в Д. Звонил в больницу, в администрацию, на почту… Трубку не берут нигде, – оправдываясь, уточнил я. – Вдруг правда эпидемия?
Леонид Данилович сложил на столе руки, точно прилежный ученик, и я невольно засмотрелся на длинные холеные его пальцы, лишенные старческой узловатости.
– Так поезжайте туда завтра и привезите Калюжного на совещание. Повестка дня касается его лично. Заодно посмотрите, что это за эпидемия... Идите в отдел кадров, пусть оформят вам командировку. Я пока здесь, подписать успею.
– А… Машину мне дадут? – смутился я.
– Николай Иванович? – повернулся руководитель к шоферу.
– Да че это, Леонид Данилыч! – возмутился тот. – Туда автобусы ходят! Два часа – и на месте!
Повезло мне. Два часа в автобусе – меньшее зло по сравнению с компанией Николая Ивановича.
2
Я никогда не бывал в Д. И не жалел об этом.
– Один билет на ближайший автобус, – наклонился я к окошку кассы и назвал место назначения.
– Ага… – пощелкала клавишами девушка и поглядела на меня весело. – Вы сегодня на втором месте!
– В смысле? – не понял я.
– Место у вас второе, – объяснила кассирша, протягивая клочок бумаги. – Первое купили уже.
Болван, не оценил шутку.
– А обратный можно сразу взять? – спохватился я.
– Нет, на месте купите. Если вообще будут рейсы. В последние дни перебои на этом направлении.
Я нашел посадочную площадку. Под выцветшей рекламной вывеской натужно пыхтел видавший виды ПАЗик. Водитель, стараясь перекричать мотор, переговаривался с контролером.
– Водит бог! – кричал он. – Я последний раз туда еду. И выходить из автобуса я не буду! Пусть сами ко мне со своими бумажками идут! Я там даже поссать не выйду, понятно? Вы не видели, что там творится!
Контролер заметила меня, заглянула в мой билет и дежурно пожелала приятной поездки.
Вслед за мной в автобус вошли пожилая встревоженная женщина и старик. Вот и все желающие туда попасть. Не быть городу Д. центром русского туризма!
Пассажиры уселись рядом. Я побрезговал вторым нечемпионским местом и сел позади них.
Сквозь хрип и кашель мотора до меня доносился голос пассажирки. Она жаловалась старику:
– Два дня не могу до сестры дозвониться! Она старенькая уже, одна живет, бог знает что случиться может. Я боюсь за нее, не спала всю ночь, а потом махнула рукой и с работы отпросилась: съезжу, проведаю. А вы зачем в Д.?
– Ага, ага, – отвечал старичок.
– А вы зачем в Д.? – громко повторила пассажирка.
– А, – испуганно откликнулся тот. – Я не в Д., я в Сухоречку, живу я там.
Я задумался. Предположение Леонида Даниловича казалось мне вполне разумным. Коллектив больницы планирует забастовку против оптимизации. Сиречь против уничтожения больницы и массовых сокращений. Вполне правдоподобно. Но как тогда объяснить исчезновение женщины, к которой едет моя спутница? Наверняка ведь есть простое объяснение тому, что происходит. Не леший ведь их похищает, в конце-то концов!
«Брось, – сказал себе я, – скорее всего, перебои с телефонной связью. Отключили за долги – вот и вся чертовщина!»
Пару лет назад в Д. закрыли завод. Якобы из-за вредных выбросов. Хозяева завода пожалели денег на модернизацию оборудования, и две трети населения Д. остались без работы. Все, кто мог, уехали оттуда и забрали семьи. Оставшиеся тянули лямку, собирали грибы в лесу, продавали их на трассе, чтобы как-то выжить.
Грибы в окрестностях Д., говорят, растут знатные.
Теперь вот больницу закроют. Там и школа на очереди.
За окном мелькал лес, полыхающий осенним огнем.
Когда автобус притормозил у Сухоречки, я подошел к водителю.
– А что творится в Д.? – поинтересовался я.
– Сами скоро увидите, – хмуро ответил водитель. – Или, может, обратно махнем, а? Сегодня такого шанса больше не будет.
Я б и рад, но у меня там дело государственной важности. Отыскать и вразумить взрослого упрямого человека.
На всякий случай позвонил в приемную и доложил Татьяне Матвеевне обстановку. Может, пришлют за мной вечером нашего дорогого друга, Николая свет Иваныча? Завтра совещание, а я всё-таки лицо ответственное и присутствовать обязан.
Признаюсь, мне было до чертиков страшно застрять в этом городе.
3
Я предусмотрительно поступил, позвонив на работу из автобуса. На подъезде к Д. связь исчезла совсем.
Едва ПАЗик, фырча, остановился на автостанции, как его обступили увешанные баулами люди.
– Открывай! Эй, – свистели горемыки. – Открывай давай!
Моя спутница охнула:
– Нина! Там Нина! Откройте же двери!
Вот и нашлась пассажиркина сестра. Значит, всё намного прозаичнее, чем я нафантазировал.
Водитель со вздохом нажал кнопку. Народ хлынул в салон. Мне пришлось подождать, пока все рассядутся. Только потом я скользнул в дверь и зашагал по пустынному вокзалу Д.
Ветер гонял по асфальту клочки бумаги, окурки, пустые бутылки. Вдалеке пестрели яркие шляпки грибков, что обычно ставят над детскими песочницами. Я думал, таких с советского времени не строили. Да и как добротно сделаны: издалека смотрятся точно настоящие грибы, только в человеческий рост.
Я шел по улице меж частных подворий, по безлюдной, неубранной улице. Я мерз: то ли от суровых порывов ветра, то ли от острых приступов тревоги. Кучи палой листвы, растерявшей позолоту, прели вдоль обочины. Ржавый остов старого автомобиля врос в бурую землю. Незапертая калитка скрипит, покачиваясь, жалуется на скорбную свою юдоль.
Так мог бы выглядеть мир после апокалипсиса, если б не грибки-песочницы. Они торчали то тут, то там, украшая унылый пейзаж.
Вход в главный корпус больницы был завален пакетами, набитыми мусором.
Я обошел вокруг здания, запасный выход был безнадежно заперт. Прошелся вдоль корпусов, где располагались стационары. Глухо.
Я вернулся к главному корпусу и принялся стучать во все окна подряд. Оцарапался о еловую ветвь. Вспугнул стайку воробьев.
Судя по всему, в больнице никого не осталось. Только одичавшие собаки спали на пожухшей клумбе.
Я побрел прочь в растерянности. Что произошло в Д.? Что-что, но не забастовка медработников – это точно. И явно не эпидемия гриппа.
Где искать Калюжного?
Я представил, как бегаю по улицам и кричу, приставив руки рупором ко рту: «Алексей Палыч! Алексей Палыч!» Строгий чиновник в элегантном пальто и тщательно начищенных туфлях. Та еще картинка!
Отогнав тревогу, я отправился туда, где возвышались многоэтажки. Там, очевидно, центр. Может, удастся встретить кого-нибудь? К тому же наступало время обеда, и нестерпимо хотелось перекусить.
Дернул дверь домика, в окне которого виднелась табличка «Продукты», но и тут было заперто.
Я шел по проезжей части и слышал за спиной эхо собственных шагов. Что это именно эхо, я понял не сразу. Сначала мне показалось, будто кто-то догоняет меня, обернулся взволнованно, но дорога была пуста.
За поворотом натолкнулся на гриб. Рассмотрел его вблизи. Похлопал по ножке. Нет, это не грибок для детишек. Этот гриб выглядел совсем как настоящий, увеличенный раз в двадцать. Что за народный умелец мастерит такие скульптуры? Из чего? Для чего? А может, о вредных выбросах завода не лгали, и грибы мутировали?
Я вышел аккурат к зданию городской администрации. Дернул ручку двери. Разумеется, заперто.
Я осел на облицованные гранитом ступени: у меня подкосились ноги. Сердце, сорвавшись с пружины, испуганно колотилось о ребра. Это паника, паника. Что делать? Ждать вечера? Надеяться, что за мной пришлют водителя? Я представил своего спасителя – Николая Ивановича – с крылышками и нимбом. Как бы я обрадовался ему сейчас!
4
Я сидел на сырых холодных ступенях, рискуя заработать воспаление седалищного нерва, но подняться не было сил.
Я безучастно рассматривал распростертую перед зданием администрации площадь. По трещинам на асфальте можно было прочесть судьбу города.
Устало ссутулившись, я спрятал лицо в ладони и замер. Поэтому не заметил, когда именно возник передо мной этот человек.
– Кого ищешь? – насмешливо спросил меня он.
Человек был одет в комбинезон защитного цвета и в нелепую шляпу с широкими полями.
– Главврача вашей больницы, – хрипло пояснил я. – Знаете его? Я из областного минздрава, в командировке здесь.
– Знаю, конечно. Только где он, понятия не имею. Надо искать, – деловито кивнул мужчина. – Правда, оченно сомневаюсь, что вы сможете с ним поговорить.
– Я уже ничему не удивлюсь, – махнул я рукой. – Встреть я вас полчаса назад, я бы засыпал вас вопросами. Сейчас меня интересует только одно: как отсюда уехать.
– Не торопитесь, успеете, – засмеялся мой собеседник. – Найдем мы вашего Калюжного, а завтра утром я сам отвезу вас.
Мужчина представился Ильичом. Он повел меня куда-то в частный сектор. Остановился у зеленого железного забора, не смутившись, открыл калитку и прошел по дорожке к дому. Я прошмыгнул за ним. Он постучал. За дверью раздался шорох.
Ильич постучал громче.
Дверь немного приоткрылась. Я стоял чуть поодаль и не видел, кто там.
– Чего тебе? – раздался недовольный женский голос.
– Калюжного ищем, – Ильич дернул головой, указывая на меня. – Вон гостя из министерства за ним прислали. Знаешь, где он?
– Ну знаю, и что?
– Пойдем, покажешь.
– С ума сошел? Я из дома не выйду!
– Эх, Алевтина!.. Тебе-то чего бояться? У тебя ведь калоши есть?
– При чем здесь калоши?
– Через резину не достает. Видишь, я в резиновых сапогах? Разгуливаю где хочу и жив-здоров.
– А он? – дверь заскрипела, открываясь, и женщина с любопытством посмотрела на мои ноги. – Он в туфлях.
– А я для него стельки резиновые вырезал, – парировал Ильич.
Я было испугался, что Алевтина прикажет мне снять туфли и показать ей стельки, но она поверила.
Через несколько минут женщина выскочила и зашлепала в калошах, жестом пригласив нас последовать за ней. Шла она стремительно, юркнула в переулок, узкий и длинный. По обе стороны ржавели старые гаражи-ракушки, заросшие кустарником.
– А зачем вам Калюжный понадобился? – недобро спросила она у меня.
– Я должен его на завтрашнее совещание привезти, – объяснил я. – Оно касается оптимизации.
Ильич отчего-то засмеялся, и поля шляпы его заколыхались.
– Уже без вас оптимизировали, – прорычала сквозь зубы женщина.
Переулок закончился, за ним начинался лес, к которому вела тропинка, по обеим сторонам которой выстроились загадочные грибы в человеческий рост.
– Интересно, интересно, – оживился Ильич. – И кем же у нас стал Калюжный?
– Блин, страшно идти дальше, – вздохнула наша проводница.
– Ты в калошах, не бойся, – подбодрил ее мужчина.
Она – уже гораздо медленнее – прошла несколько метров и остановилась.
– Вон он, ваш Калюжный. Белый! – горько усмехнулась она.
– Ничего себе, белый гриб! – поразился Ильич. – А ведь не думал никогда!..
– А кто думал, что люди будут в грибы превращаться? Шизофрения какая-то, – Алевтина зло оглядывала ряды грибов разного цвета и разного роста.
– А тебе, красавица, уезжать отсюда надо поскорее, – ласково посоветовал ей Ильич. – Завтра утром с нами в город махнешь? Я заеду часов в семь.
Я клянусь, чем угодно клянусь: я даже не заметил, в какой момент и как именно произошло немыслимое.
Только что, мгновение назад она стояла в трех метрах от меня! Больше ее там не было. На ее месте желтела огромная веселая лисичка.
– Хорошая женщина была, добрая, – вздохнул Ильич. – Грибница не обманывает. Что Калюжный тоже хорош, я в общем-то знал, но чтобы настолько! Белый гриб – он ведь… Царь всех грибов! Недооценивал я Алексея Палыча, думал, позер, бунтарь. А он – вона как! Белый.
Мужчина задумался.
– То есть… – выдавил я, – она сейчас превратилась в гриб? Нет, не может быть! Мне всё это снится? Это какой-то бред! Бред!
Я стоял среди грибов ростом с меня и кричал: «Бред! Бред!»
– Не совсем так, – развел руками Ильич. – Люди не превращаются в грибы, это невозможно. Грибы поглощают людей. Прорастают сквозь них.
– Грибы пожирают людей?..
– Опять не так, – почесал шляпу мой проводник. – Грибы пожирают не самих людей, а пустоту их будущего.
– Пустоту их будущего? – поморщился я.
– Да, – Ильич задумался, подбирая слова. – Гриб захватывает человека, если в его будущем – пустота. Если ему некуда уехать, не о ком заботиться, нечего ждать. Гриб прорастает сквозь эту пустоту, заполняет ее. А вот какой именно гриб – зависит от прошлого. Люди, которые совершали добрые и честные поступки, – становятся съедобными грибами. А подлецы и лжецы – ложными опятами, разного рода поганками...
Я понимал, что говорит мой собеседник, но не мог избавиться от чувства, что никак не очнусь от ночного кошмара.
– Это, конечно, сюрприз для меня, – бормотал Ильич, – я за эти дни тысячи грибов повидал. Ни одного белого, ни одного мухомора. Я был уверен, что жители Д. – так, середнячки, ни холодные, ни горячие. А тут – Алексей Палыч! Белый! Удивил меня старик…
Я молчал. Сказанное доходило до меня очень долго.
– Пойдем опят нарежем, ты, похоже, голоден, – предложил Ильич.
Я плелся за ним, растерянный, оглоушенный, ничего не замечая.
Мы вернулись на площадь. Миновали ее и нырнули в парк.
– Гляди! – улыбнулся Ильич. – Еще утром заприметил. Опята!
Вокруг скамейки, усыпанной октябрьским золотом, торчали грибы на тонких ножках. На скамейке валялся смартфон.
– Девчонки-подростки, – объяснял Ильич, ловко перепиливая ножки опят. – Эмо, слышал такое? Не эму – страусы, а эмо. Собирались здесь, грустную музыку слушали. Какого-то гундосого певца. Я их тут частенько видел, когда с работы шел.
– Погоди, – страх развязал мне язык. – Ты собираешься их… есть? Этих девочек?
– Где ты видишь девочек? – усмехнулся Ильич. – Это опята. Знатные опята, поверь мне, я бывалый грибник!
– Ты же сам сказал – подростки… Музыку слушали…
– Это они вчера были подростки. А сегодня – грибы. Что теперь, оставлять их сорокам?
– Да нет, я просто не понимаю. А вдруг они осознают себя, слышат, чувствуют?.. А мы их – на сковородку…
– Если б осознавали себя, их судьба сложилась бы иначе, – серьезно сказал Ильич. – Не боись. Это грибы. Просто грибы.
– Не могу понять, виноват я или нет, – рассуждал Ильич, накормив меня мясистыми жареными опятами. – С одной стороны, это я уговорил Алевтину отвести нас к Калюжному. Про калоши наврал… Если бы не я, она так и сидела бы дома, живая и невредимая. С другой стороны, видимо, высшей воле от нее того и надо было: чтобы она стала нашим проводником.
– Высшей воле?
– Сам посуди, у нее было будущее ровно до тех пор, пока она не отвела нас к Палычу. Оп – и гриб пророс сквозь нее, как будто она выполнила свою жизненную задачу. Божий промысел! Высшая оптимизация…
– Оптимизация? – засмеялся я, отходя в тепле от оцепенения. Все, что я сегодня увидел и узнал, по-прежнему казалось мне нереальным. Как будто я вернулся из кинотеатра и обсуждаю с Ильичом странный, не понятый до конца фильм.
– Ну да, ну да, оптимизация – это по твоей части, – покосился на меня мой собеседник. – Больницы там закрывать, всё такое… А вот представь: то, что происходит в Д., – эксперимент по выведению нового вида людей. Отбор оптимистов. Все, кто верит в себя, берет судьбу в свои руки, уже уехали. Пессимисты остались. Ты своими глазами видел, что с ними случилось. Оптимизация!
Я забеспокоился, найдет ли меня Николай Иванович, если его все-таки отправят за мной. Ильич отвел меня на вокзал, мы ждали почти до полуночи, но никто не приехал.
Всю ночь меня преследовали сны, похожие на явь. Я шел и шел вслед за Ильичом по узким переулкам. Он объяснял мне, что моё сознание – то, что люди религиозные называют душой, – нечто вроде гриба, проросшего из невидимой грибницы. И все мы, обитатели вселенной, связаны друг с другом таинственными мицеллярными нитями. Называется эта грибница Калиюжа. Неожиданно Ильич превратился в Леонида Даниловича и теперь отчитывал меня сухо и вежливо за то, что я не организовал эвакуацию города Д. в Рязань, из-за чего все д-чане ослепли. А потом я видел бабушку мою, на голове ее – цветастый платок, в руке – плетеная корзинка. «Кто проспал, тот за грибами не идет!» – лукаво ворчала она. В ее корзинке что-то шевелилось, и я хотел сказать: «Бабушка, не надо за грибами, пожалуйста, не надо…», но не мог выдавить из себя ни звука.
Утром меня озарило спросонья: мне позавчера показалось, что Калюжный говорит мне в трубку: «Заразился… грипп». А на самом деле он пытался сообщить, что кто-то из персонала превратился в гриб. И что бы я делал с этой информацией, если бы расслышал его слова правильно?..
5
На завтрак мы с Ильичом доели грибы. Он погрузил вещи в огромный черный внедорожник.
– Что здесь делать? – спросил он. – Сын в прошлом году поступил в институт, супруга переехала вместе с ним. Вот и моя очередь. Здесь я уже не нужен. Да и раньше не особо-то нужен был.
В джинсах и джемпере Ильич выглядел совсем иначе. Не фанатиком-грибником, а вполне процветающим деловым человеком средних лет.
– За Калюжным твоим заедем? Министра угостишь, – предложил он. – Он наверняка не прочь сожрать этого бунтаря с потрохами!
Меня передернуло. Мне немного удалось убедить себя, что вчерашний день мне просто приснился, приснился вместе с бабушкой, Рязанью и грибницами-калиюжами.
– Обойдемся без сувениров, – отказался я.
Дворники, поскрипывая, елозили по стеклу, смахивали ленивые капли октябрьского дождя. Я был счастлив, что Д. остался позади.
Наконец-то свернули с узкой щербатой дороги на федеральную трассу.
У поворота на Сухоречку стоял на обочине, накренившись, серый седан. Салон был пуст. В паре метров от обочины возвышался сочный мухомор в белой юбочке.
– Ну надо же, – хлопнул Ильич ладонями по рулю. – Дождался! Мухомор! Жаль, я никогда не узнаю, что за негодяй собирался тут за кустики сходить!
Серая «соната» показался мне смутно знакомой. На такой же служебной ездил Николай Иваныч.
– Можем вернуться? – попросил я. – Я номер машины посмотрю.
Ильич бросил на меня озадаченный взгляд.
– Не стоит, – отрезал он. – Надо торопиться. Ты заметил, что грибница разрастается?..
Я ощутил привычный толчок тревоги. И задумался. Чего я, собственно, боюсь? Я образован, молод. У меня столько еще впереди. «У меня столько еще впереди», – мысленно твердил я, твердил – и не верил.