Помню, когда учился в школе, нам часто повторяли, что каждая профессия-почётна. Внемля школьным толкованиям, сразу после института устроился на фармацевтический завод, слесарем. Как инженеру АСУ (автоматизированные системы управления), молодому специалисту, мне предлагали максимум три тысячи, нововведёнными купонами. В шутку их называли хохло-баксами. Так вот, на заводе мне сразу отвалили десять тысяч, этих самых хохло-баксов. Это была целая куча денег. Маленький ребёнок, жена врач-интерн, с копеечной зарплатой, и ту вовремя не платили. Выбор сделан. Слесарь, так слесарь. Ответственной работы, как слесарю с инженерным образованием, мне не доверяли. Гонять, принеси-подай, тоже воздерживались. Поэтому основной моей задачей было-не мешать. В перерывах, вместе со всеми пил спирт, для аппетита, благо его хватало с лихвой. Иногда помогал, по мелочам, мастерам в ампульном цехе. Конечно, бывало не по себе. Но, учитывая перемены, которые подобно мощной бомбе, разорвали СССР на независимые государства, стала расхожей фраза, мол деньги не пахнут. Одним словом, капитализм. Местечковые партруководители, сразу после развала Союза, с восторгом и облегчением вздохнули, в предчувствии огромных прибавлений к их и без того толстой мошне, потирали руками, а народ в очередной раз перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, авось пронесёт, может теперь будет лучше. Ох уж этот русский- авось!
Когда моя зарплата на заводе 'замёрзла' на одиннадцати тысячах в месяц, отец предложил тридцать. Тогда он работал в автосервисе, и копейка водилась. И я согласился. Ведь деньги не пахнут. Теперь, в любую погоду, я мыл карбюраторы. Менял бензонасосы. Зачищал свечи. И т.д. Это были деньги, заработанные своими руками. Они не пахнут. Начал пахнуть я. Я провонялся бензином и машинным маслом. Руки не отмывались даже специальной пастой. Теперь мои линии жизни, судьбы и всего остального, были похожи на пересохший русла рек, с остатками грязи.
А потом стали ездить в Польшу, Китай, Турцию. Между поездками, кочевая жизнь, в погоду и непогоду, в дождь и снег, с гружёными барахлом сумками-баулами, челночницами, через плечо, обтирая вагоны электричек и платцкартных вагонов, колесил я по базарам и рынкам стран СНГ, пока не попал я, с лёгкой руки дружка закадычного, служить на таможню. Это отдельная тема.
Но это всё было там! Где там? Там, где дымили заводские трубы. Там, где все профессии почётны. Где все старались перевыполнить, ускорить, перегнать. И пока ускоряли, обгоняли, перевыполняли, нас потихоньку имели те, кто с голубых экранов наших чёрно-белых телевизоров втолковывали нам, что все профессии почётны.
Самолёт делал третий круг, но разрешения на посадку не давали. В иллюминатор было видно бесконечное море огней. Наконец, шасси мягко коснулись земли. Салон аплодировал. Это было немного дико для меня. Чего хлопать? Сели, ну и хорошо. Хотя, шут его знает?
Из шести сумок-баулов, которые можно было взять семье из трёх человек, уезжающих на ПМЖ, долетела только одна. Где остальные никому не известно. Давай вспоминать, что же в них было? Постельное бельё, так, учебники по медицине, так, что ещё? Сковородка, вилки, ложки, тарелки, ножи, чашки, короче всё самое необходимое на первое время.
Началась процедура: - Покажите документы.
И тут я понял, что я где - то не там, где обычно. В ушах стоял сплошной гул. И имя этому гулу было - английский язык. Белозубый негр с голливудской улыбкой, штамповал наши паспорта. Отштамповал и не меняя улыбки: -Welcome to USA!
Я забрал паспорта, пробурчал, что-то типа, спасибо, и мы вышли в общий зал.
Что дальше? Куда идти? Где искать сумки? Хорошо, что нас встречали. С Инной мы вместе учились в одном институте. Выяснили, что самолёт был перегружен, и сумки прилетят другим рейсом.
Из кондиционерного рая аэропорта, мы попали в июльскую парную нью-йоркского лета. По серпантину дороги, вниз к выезду из аэропорта.
Откуда столько машин? Полпервого ночи, а они несутся сплошным шестиполосным, три с одной и три с другой стороны, потоком, лишь иногда ныряя в рукава съездов, не сбавляя скорости.
Да, подумал я, ВЕЛКОМ ТУ ЮэСэЙ!