Другая школа
Светлана Васильевна, Валентина и Кира жили в соседних домах рядом со своей школой, где Светлана несколько лет была директором. Дружили, частенько собирались покофейничать то у одной, то у другой.
Два года назад Светлана Васильевна перешла директором в спецшколу для «трудных» девочек. Это интернат закрытого типа, с решётками на окнах, где девчонки жили, учились, иногда и лечились, бывало и от венерических болезней, и где им давали профессию. Их учили на дамских мастеров, маникюрш, педикюрш и швей. Интернат этот был один на три республики — Казахстан, Киргизию и Узбекистан. Девчонки разные — бродяжки, малолетние проститутки, воровки, иногда всё это в одном букете. Многие только здесь учились читать и писать. Не все хорошо владели русским языком, тем более, что большая часть контингента была из Узбекистана.
— Вас мне не хватает, девчонки, старые у меня все кадры, пенсионерки да предпенсионные. Надумаете, приходите, всех возьму. У нас зарплата выше в полтора раза, за вредность.
Уговорила их Светлана поработать во время отпуска, чтобы основных воспитателей в отпуск отправить. Кира отработала первую смену, с полдника до отбоя, пришла домой, всё с себя сбросила в стирку и мылась часа два, будто из лепрозория сбежала.
– Всё! Не пойду больше, не могу!
– Как тебе не стыдно, это же дети, только обездоленные. И Светлана на тебя рассчитывает. Отдохнёшь, всё пройдёт.
– И в самом деле, ты прав.
Следующая смена с утра до обеда. «Её» девушки встречают её, как родную, только что не целуют. Каждой хочется сидеть или стоять непременно рядом. Это так называемый младший отряд. Не по возрасту, а по времени пребывания в школе. Возраст — от десяти до тринадцати. Одна совсем по-русски не говорит, узбечка Гульбахор. Две другие узбечки сносно общаются. Читают и пишут в этой группе с трудом.
Сейчас каникулы, учебных занятий нет, но занимать-то их надо, человеческие навыки прививать. Ничего не умеют. Иголку в руках не держали, книг никаких не читали, сказок не знают, одни блатные песни да частушки.
Слушают Пушкина, «Сказку о рыбаке и рыбке».
– От стерва! Всё ей, б…ди мало! Кира Михална, это правда?
Завела Кира им тетради, чтобы записывать красивые слова. Диктовать без толку, надо записывать на доске, чтоб списывали. Вечером каждая подсчитывает, сколько хороших дел сделала за день, записывает на «секретный лист», кладёт в конверт, приклеенный к обложке той же тетрадки. Маринке Свекле приходится помогать, для неё писать — каторга, но хочется, раз все пишут. Плохие дела не записывают, только подсчитывают, и если назавтра хоть на одно плохое дело меньше, ставят себе в «секретный лист» пятёрку. Через день Кира тетради проверяет. Если довольна, как человек над собой работает, ставит зелёную пятёрку, если нет прогресса — пятёрку красную, если срыв какой-то был за эти два дня — оценки просто нет. Невелика хитрость, а какой стимул!
На прогулке надо быть особенно внимательной — удрать могут, хоть и забор с колючей проволокой и охрана. Кира старается подержать их подольше на воздухе. И спокойнее они тогда и спят лучше. Играют, грядки пропалывают, просто в тени сидят, разговаривают.
– А если у Вас убежит кто?
— Ничего, муж быстро поймает, он у меня милиционер, — Павел, майор МВД и вправду руководил службой охраны общественного порядка в районе.
Дня через три её смена была с утра. Всю школу вывезли работать на совхозное поле. Прополка. До обеда. Работают не хуже сельских, да многие сельские и есть. Вдруг Кира недосчитывается двоих, узбечек этих из Андижана, Зулейки и Гульбахор, самой маленькой, которая по-русски не говорит. Начали искать, нет нигде. Побежала Кира в правление, там телефон, звонит Павлу в Райотдел:
– Двое удрали, может, попытаются уехать на Ташкент.
И ведь едва успела сообщить. Через двадцать минут их уже с билетами с ташкентского автобуса сняли. Они сумели добраться до автовокзала, стащить необходимые деньги и купить билеты. Ну и Зулейка! Та, другая, просто при ней.
Подъехали к школе, благо, больше никто не сбежал, а этих сорок уже привезли, у Светланы в кабинете сидят.
— Кира-ханум, прости! Я сволошь такой, проверят хотела, как твой мужик поймат будет, — и бух пред ней на колени, головой бьётся об пол:
— Прости, а то не встану. Твой мужик хороший, не бил. Я — сволошь, Гульбахорку не ругай, она дурак совсем. Мне зелёный пятёрка долго не ставь — сволошь я.
— Ладно, вставай давай, не будешь больше убегать?
— Совсем не буду!
— Ну, и хорошо.
Сразу Кира в школе стала «в авторитете». Ну, как же, через два часа Зулейку поймала! Поймала бы она её без Павла!
В начале учебного года всем выдавалась школьная форма и домашние платья, но группа едва сформирована, и до августа полтора месяца. Кира бросила клич по соседям, у самой-то мальчишки, и собрала целую гору приличных одёжек, на все вкусы и размеры.
Унесла весь ворох в школу. Полдня её девицы наряжались, мерились, менялись. Приходит на следующую смену — ба! Они опять в чём попало, принесённые тряпки на девчонках из других отрядов, а одно платье обнаружилось в туалете в виде половой тряпки. Это за сутки! Ценить они пока не научились. Умение ценить — человеческое умение, они же только что из «джунглей». До «человеков» далеко.
Вечерами в помещении надо что-то делать. Читать всё время не будешь, рисовать они любят, да бумаги не хватает, и так всю из дома перетаскала. Удумала шить с ними. Опытные воспитатели предупредили — считай иголки до и после работы и носи их с собой, могут стащить и использовать как орудие пытки или устрашения, да мало ли…Бережёного Бог бережёт. Будем считать. А что шить? Кукольные подушки и одеяльца для детского дома. Почему нет? Девчонки рады, что доброе дело сделают. В швейном цехе тряпок взяли, на складе ваты из старой подушки, шьют. Теперь же всем сидеть надо за столом рядом с Кирой. Пересаживаться приходится туда-сюда.
На пол летит тряпка вместе с иглой. Это Маринка Свекла:
– На фиг (покрепче)! Не получается, …мать! — девчонке всего одиннадцать.
– Ну, не шей, порисуй.
– Ага! Они шить будут, а я, как падла, рисовать, да?!
– Ну, шей.
– Не умею!
– Учиться давай.
Дети совсем, а нервная система… Много чего не в порядке. Подходит третья узбечка Надира Суярова. Ей тринадцать, развита, как двадцатилетняя, забрали от взрослого сожителя. Того за что-то в тюрьму, её — сюда. Тоже из Андижана, как Зулейка и Гульбахор.
– Кира Михална, а если я лет пять жить с мужчинами не буду, опять девушкой могу стать?
– Нет, Надира, это не вернёшь. Но можно поправить здоровье, выучиться, получить профессию, всё забудется. Выйдешь замуж, дети будут. И ты их не бросишь, да?
– Б…дь буду, не брошу!
– Ну, вот, опять… Отвыкай материться-то. Запиши себе в секретный лист такое задание, и скоро перестанешь.
– Скоро не перестану, само лезет.
– Попробуй.
Через день на площадке перед входом устраивались танцы. Будь её воля, Кира бы каждый день устраивала. В классе на первом этаже открывали окно, включали проигрыватель на полную громкость, и девчонки «отрывались». Были такие способные — загляденье. Вся негативная энергия из них выплёскивалась, кто-то умно это придумал.
Перед сном после всех процедур, сидя на кровати, каждая должна была что-нибудь читать. Своим Кира читала сама, большинство из них в чтении слабоваты были, мягко говоря, но слушали хорошо. И песни колыбельные пела.
Всё кончается, и месяц в этой школе закончился. Светлана Васильевна предлагала перейти к ней совсем, но Кира отказалась. А Валентина с нового учебного года перешла к Светлане завучем.