Зигзаг

Эмма Могилко
Днем раздался звонок. Она нехотя направилась к телефону. «Опять Юлька со своими вечными жалобами, -  подняла трубку, - привет!» В трубке была какая-то заминка, потом мужской голос: «Таня» У нее перехватило дыхание, она услышала, как сердце разбивается о стенки груди: «Ты?!» «Я», - молчание. «Где ты?» «Я здесь» «Нет, где ты живешь сейчас?» «В Ашдоде, а ты...» «Я в Маалоте» «Далеко забралась» «Как ты?» «В общем, уже ничего. Овдовел пол года назад» «Мне жаль, - она смешалась и поспешно добавила, - это всегда боль, когда уходят близкие люди» И тут же смутилась: «Я имею в виду...» « «Не надо, я понял. Чем ты занимаешься?» «Можно сказать, ничем. Иногда ухаживаю за пожилыми. Я на пособии...» «Понятно.  Ты не хочешь встретиться?» Она услышала, что голос его дрогнул. «Не знаю. Я о тебе много думала» «Судила...» «Нет, старалась понять» «И что, - он помолчал, - простила?» «Поняла. Больно было, но я справилась» «Я свободен...» «Я поняла» «Выйдешь за меня?» «Нет» «Почему?» «Поздно уже. Да и твои близкие... Не хочу всего снова» «Мы увидимся?» «Может быть» «Запиши мой телефон» «Хорошо» Он назвал, она записала.  «Можно я буду звонить?»  Она помедлила: «Можно»

Он позвонил через две недели. Она услышала его голос и опять что-то внутри  дрогнуло. «Я тебе надоедаю?» «Нет». «Таня, ты снимаешь квартиру?» «Да. Почему ты спрашиваешь?» «Если ты не хочешь за меня замуж, то может быть согласишься снимать квартиру вместе. Мы её снимали у нашей дочки Оли. Ты её помнишь?» «Очень хорошо помню. Еще бы! Она меня ненавидела лютой ненавистью» «Забудь об этом. В общем, мы выплачивали её ссуду по квартире. Это относительно небольшая сумма, по сравнению с обычной стоимостью съемных квартир» Он остановился и передохнул. «Ну и что? Ты сам не можешь выплачивать?» «Могу. Я это говорю, чтобы ты, если не хочешь за меня замуж, чувствовала себя независимой» Она засмеялась: «Я и так независима» «Таня, мне хочется, чтобы мы виделись. Я скучал  по тебе всегда» «Ни разу не появился, не позвонил, -смешок. «Я не хотел мучать ни тебя, ни себя, ни своих девиц» «А как же сейчас «девицы» посмотрят?» «Это уже не их дело, а моё» «Ты уверен?» «Абсолютно» Она помолчала: «Я подумаю»

Он позвонил через неделю. «Ты что-нибудь решила?» «Ты говорил с дочерьми?» «Говорил... Разговор был не легким. Но я им сказал, что я этого хочу и что это так и будет. Им прийдется смириться» «Весело» «Ну, так что?» «Ты мне раньше писал такие чудесные письма, - тихо сказала она почти мечтательно. Вздохнула: «Я их все сожгла, когда ты сказал, что больше не прийдешь, - сухо, -  у тебя литературный талант» «Таня, скажи мне адрес, я приеду в Маалот» «Это далеко, у тебя ведь нет машины» «Нет. У меня нет не только машины, - сказал он тихо, - У меня нет ничего, я стар и я слепну» «Поэтому ты мне и звонишь?» «Как ты можешь?» «А, как ты мог? - в голосе чустволось приближение слёз, он задрожал, - ты разрушил мою жизнь, лишил меня семьи, лишил простых человеческих радостей, - она уже плакала, - Я, я.. всегда была одна... со всем этим. Я уехала, чтобы не быть с тобой в одном городе, не бояться и не надеяться тебя встретить. Не озираться на улицах в поисках тебя. Я, я...,  - она плакала навзрыд, - Ты знаешь, что я ощушала, когда сжигала твои письма и фотографии? Я хоронила нашу любовь и большую часть себя вместе с нею. Ты меня разрушил» Она бросила трубку.

Через три дня раздался звонок в дверь. «Опять детей посылают собирать пожертвования, - подумала она и открыла дверь, держа два шекеля в руке. Он стоял на пороге. Они замерли и минуту смотрели друг на друга. Двадцать лет пронеслись за эту долгую минуту. «Это я, - сказал седой высокий ссутулившийся мужчина в очках с толстыми стеклами. «Входи, - чуть полнеющая, миловидная с седеющими прядями в волосах женщина отступила в сторону. Он вошел и повернулся к ней: «Я пришел за тобой» Она устало села на диван: «Садись» «Пойдем со мной,- голос его дрогнул, - это моя последняя надежда. Ты думаешь эти двадцать лет были для меня легки. Эта история сломала и меня тоже, но в тот момент не мог я поступить иначе. Я никогда не был счастлив в семье этих сильных и глухих к другим, женщин. Только внук, Олин сын, был мне отрадой. Его она ломала, как могла. Только во мне он находил поддержку и понимание его бунта. Я знаю, ты думаешь, что старый, слепой я приполз к тебе. Да, нуждаюсь, но не потому, что старый и слепой. Я уважал Соню. Когда умерла её мать, она взяла восьмилетнюю   сестру Фиру и воспитывала, как дочь, а ей самой было всего двадцать. А когда родилась Оля через два года, у нас стало две дочери. Ты права, что когда мы расстались с тобой, одной из них было двадцать, а второй тридцать. У Фиры была уже своя семья и дети» «Поэтому ты решил оставить меня, которой в тот момент тоже было тридцать и у которой не было семьи, детей и близких. Это оказалось проще, - она горько усмехнулась. «Я виноват. Ты можешь прогнать меня и я даже в мыслях тебя не упрекну. Но я хочу, чтобы ты знала, что дня не было, чтобы я о тебе не думал. Я знал о тебе эти двадцать лет всё. Где ты жила, а ты переезжала, где ты работала. И когда ты уехала в Израиль, я настоял, чтобы мы уехали туда же, а не, как хотела жена,  в Германию. Я не хочу перед тобой оправдываться, я хочу, чтобы ты понимала. Я знал, что состоится этот разговор, - он открыл сумку и вынул пачку писем, - это твои. Ты думаешь, я бы хранил их, если бы мне было всё равно. Я перечитываю их время от времени, чтобы набраться сил для жизни, жизни без тебя. Это твои фотографии, - он вынул пачку. А это галстук, что ты мне подарила. Я надевал его в ответственных ситуациях. Это лист карликового клёна, который ты мне дала, когда мы были в ботаническом саду. Это галька , на которой мы написали наши инициалы, когда мы были с тобой в Батуми. Тут целый мешок этих ценностей: и твоя заколка, и твой платок, тюбик почти закончившейся помады и... И ты думаешь я бы всё это хранил, если бы всё забыл. Я не только хранил, я, как Гопсек,перебирал своё богатство и вспоминал, вспоминал...» Её глаза наполнились слезами: «Боже, почему всё так» Он бросился к ней и обнял её. Они оба плакали о своих загубленных жизнях. Он зарылся лицом в её волосы и вдыхал её , такой родной, запах. «Ты согласна? ,- почти беззвучно спросил он. Она кивнула чуть заметно уткнувшиь в его шею и чувствуя, как беспокойно  стучит его сердце. «Любимая, - он стал целоватьеё волосы, - я так ждал этого все эти годы»

Через два дня раздался звонок: «Это Ольга, дочь вашего, - она запнулась, - друга. Папа говорит, что вы переезжаете  к нему» «Да» «Когда вас забирать?» «Через неделю» «Вам нужна машина, для перевозки багажа?» «Не думаю» «Я вам позвоню в начале следующей недели»

Через неделю они ехали в Ашдод.  Все личные вещи Тани поместились в машину. «Я хочу, чтобы вы знали, - Оля говорила резким неприязненным тоном, - я против этой затеи, но отец упрямо настаивает. Мы вынуждены были согласиться. Будем надеяться, что это будет ему на пользу, в чем я совершенно не уверена» Таня молчала. Ольга еще что-то продолжала тем же недовольным раздраженным тоном. Таня глядела в окно и думала о том, что случилось то, чего она ждала все эти годы. Но радости в душе не было.