Анна вскочила с постели среди ночи и выбежала в длинный тёмный коридор, к огромному напольному зеркалу. Она бесцельно уставилась на своё отражение, потом сжала кулаки.
– Я этого не делала, – она излучала строгость и решительность. Отражение мрачно посмотрело на неё виноватым взглядом.
– Нет, это сделала не я, не выдумывайте, – надтреснутым голосом попробовала сопротивляться она и нахмурилась. Отражение по-мефистофельски вздёрнуло бровь и даже как-то кривовато усмехнулось.
Сказал бы то же самое кто-нибудь другой, ему бы поверили. Она должна была вовремя возмутиться, это сделал бы любой на её месте.
Нет, нам всегда надо найти аргументы! Самые лучше фразы. Для чего они притащились сейчас, среди ночи, раздражая, как опоздавшие, ненужные гости, явившиеся на следующий день после назначенного? И чем больше ты их вчера ждал, тем более некстати они теперь.
– Почему это я? Меня здесь не было весь обед. – Тоже могло бы сойти, на худой конец.
Была глубокая ночь, но заснуть, конечно, было невозможно. Анну приводило в отчаяние не то, что Свете так удачно удалось подставить её, а то, что она сама помогла ей, впав в свой обычный ступор и не сумев оправдаться.
Позже она доверчиво обратилась к Светлане:
– Света, ну ты же видела, как я уходила на обед, меня же не было в это время.
– Ты ушла позже всех, при чём здесь другие – громко, явно рассчитывая на окружающих, отвечала та таким праведным тоном, как будто её призывали произнести злонамеренную ложь.
Это теперь Анна понимала, как всё было продумано. Светлана специально заперла в тупике коридора завсектором Эллу, вышедшую полить петрушку и базилик, посаженные подальше от чужих глаз. Она болталась где-нибудь рядом, чтоб раньше всех оказаться у двери, и, выпустив заточённую завсектором, наверняка сказала Элле, что её заперла рассеянная Анна.
Дело, конечно, было в премии, которую заработала Анна, а Светлана твёрдо намеревалась получить. Ей предстояла командировка в Париж, и надо было раздобыть деньги для походов по магазинам. Для этого все средства были хороши. Да что уж там, для Светланы всегда и для всего все средства были хороши.
Загвоздка была в том, что заведующая Элла Петровна собиралась уйти в обеденный перерыв, чтобы лечь спать – она всю ночь писала отчёт и теперь изнемогала после бессонной ночи. Пройти через вертушку необходимо было в обед, а раз уж не получилось, приходилось ждать окончания рабочего дня.
Уходя в конце дня, разъярённая Элла окинула Анну таким взглядом, что та поняла – это не простят и не забудут - и найдётся повод отдать её премию Светлане.
Анна проводила бессонные ночи, одну за другой. Может ли она ещё что-то сделать, может ли переубедить Эллу? Если бы уже всё закончилось, так или иначе, ей было бы легче. А сейчас она металась в поисках выхода. Она должна что-то сделать. Но она не может.
С Эллой нельзя поговорить – она уехала в командировку и не возвращается. Анна накручивала себя, от этого становилось только хуже. Как она будет напоминать Элле о том, что случилось? Да и зачем, может, та уже забудет обо всём.
Что ещё расстраивало – она давно присмотрела себе сувениры из Парижа – духи во флаконе в форме Эйфелевой башни, фетровый берет и козий сыр. Казалось, с этими вещами в доме появится некий французский дух – ведь если ты не идёшь к Парижу, он может прийти к тебе, хотя бы и такими маленькими кусочками. Она собиралась попросить Светлану всё это купить – но и с этими мечтами пришлось распрощаться. Света уже обходила её стороной, как вполне съеденное и переваренное блюдо, и уже не скрываясь, предлагала результат остальным. Поскольку начальницы не было, она становилась крючком над заместительницей - тупой, но весьма благодарной слушательницей, и целыми днями нашёптывала что-то, коварно поглядывая в сторону Анны. Анна иногда невольно думала, как эти женщины потрясающе дополняют друг друга – одна воняет немытыми подмышками сверху, другая - тухлой селёдкой снизу, обе тупы и нуждаются в постоянной помощи, но и тупы они симметрично. Светлана в духе современной молодёжи делает ошибку даже в односложном предложении, а замша Эллы, как старая и обветшавшая гвардия, вполне себе грамотна, но позорно пасует перед компьютером. Одна тощая, другая – толстая, а объединяет их наглость, неблагодарность и вечное заискивание. Заместительница постоянно ощущала всеобщую нелюбовь, и поэтому искала случай подольститься к коллективу, а сплетни казались ей самым лучшим средством обольщения. Поэтому высокопоставленная мадам бежала доносить полученную отрыжку остальным, а Анна могла только догадываться, что там нашептали.
Эх, сама виновата. Она с огорчением вспоминала все свои ошибки. Глупо бескорыстно бросаться на помощь – надо делать огромное одолжение и демонстрировать своё превосходство. Опасно уважать, испытывать сочувствие и прощать. Никакая высокая квалификация не спасёт.
По ночам Анна снова и снова подходила к зеркалу и смотрела, как отразились на ней последние потрясения. Зеркало неизменно демонстрировало ей печальное призрачное лицо с тенями под глазами, унылую фигуру со сжатыми кулаками и весёленький зелёный фон, образуемый обоями.
День на третий на кое-что изменилось.
На обоях явно появилось пятно. Анна оглянулась на стену и поняла, что ошибается – с обоями было всё в порядке. Значит, пятно появилось на зеркале. Она стала нежно растирать зеркало, и пятно приобрело отчётливую форму Эйфелевой башни.
Анна провела рукой ещё шире, она хотела смахнуть рисунок с зеркала – и увидела в дымке серое длинное здание, по видимому, Лувр, и две знакомые по фотографиям в интернете башни собора Нотр-Дам. Она прижалась щекой к холодному зеркалу – спасибо, милое, но они ни к чему, эти твои добрые картинки.
Она была бы не прочь видеться с Парижем, пусть и в зеркале, если бы это не было так странно. Это было слишком похоже на галлюцинации, наваждение, и заставляло задуматься: может быть, она начала сходить с ума?
И тем не менее каждую ночь она шла к зеркалу и смотрела, как плывут теплоходики по Сене, как рядом с Лувром красивая девушка в шёлковом платье и кроссовках играет на скрипке, как добрая публика болтает часами в переполненных кафе, упуская возможности наорать, напиться, переругаться.
Днём зеркало вело скучную добропорядочную жизнь, без малейшей фантазии отражая стену с зелёными обоями.
Сегодня Элла возвращается из командировки, и Анна шла на работу с тяжёлым сердцем – подлая Светка добилась своего – и что теперь будет?
Да и ладно с ней, с премией. Раз на неё не купить парижского сувенира, она обойдётся и без неё, не в ней дело, в конце концов. Плевать, со своим зеркалом она … Она со своим зеркалом сойдёт потихоньку с ума в печали от бесконечной несправедливости, и никто ни о чём не догадается. Кому какое дело?
Хмурая Элла Петровна подозвала её. Анна брела к ней задумчиво – оправдываться? Плюнуть уже?
– Тебе полагается премия, – проговорила Элла Петровна, и Анна посмотрела неё с невольным упрёком – зачем же так издалека, поиздеваться, что ли? Что было, то прошло.
– Премия тебе пригодится в командировке. В Париж поедешь ты.
Анна вскинула голову. Всё становилось на своё место, справедливость торжествовала. Но Анна не торопилась радоваться – мало ли что. Возможно, Элла сейчас злорадно скажет – а я пошутила. Хотя и сомнительно, слишком изощрённо и глупо.
Бумеранг, любимый бумеранг . Светлана осталась без вожделенной командировки, так ей и надо. – Элла Петровна, – заверещала было Светик, но Элла оборвала её:
– Света, займись делом. Этот вопрос решён.
Упрямая Светка привстала было, но заведующая глянула на неё как на пустое место и ,явно желая расставить точки над и, вдруг заявила:
– Ты и на своём рабочем месте еле справляешься, Света. Может, тебе пора подумать о другой работе, полегче? – Элла ненавидела, когда ей смели противоречить.
Светик предпочла сделать глубоко обиженный вид и опустила голову, изображая полное погружение в работу и внезапно нахлынувшую занятость, пока Элла смотрела на неё в упор – она была властолюбива и пресекала на корню любое проявление непослушания.
Она бы, конечно, могла кое-что рассказать Анне, но зачем обременять ненужными обязательствами сухие рабочие отношения? В тот вечер, когда она, усталая и раздражённая , устремилась домой, в свою комнату, с единственной целью скорее улечься спать, соседка выскочила ей навстречу.
– Элла Петровна, что там у вас, только я с работы пришла, слышу – там такой шум. Просто грохот.
Соседка, это одно большое Ухо, слышала всё и постоянно жаловалась на шум. Элла, не сказав ни слова, чтоб не ввязаться в длинную пустую болтовню, быстро открыла дверь и вошла в комнату. Потом опустилась на стул и долго сидела так, уставившись в одну точку. Огромный кусок штукатурки, которым не так давно заезжие работнички залепили расползшуюся по потолку ржавую протечку, упал на её кровать. Приди она пораньше, он бы её прихлопнул.