Ариша не могла бы сказать точно, когда все это началось. Может быть, когда отец впервые уехал по работе в Ярославль? Он тогда привез еще ей новую куклу в красивой переливающейся коробке, и у нее не хватило духу сказать, что куклы ей уже не интересны. И мама была такой оживленной и разговорчивой, и щеки ее горели непривычным румянцем – не от косметики, а настоящим, а глаза блестели, блестели… как пленка кукольной коробки в свете кухонной лампы.
Маме отец подарил духи и какие-то бусы из зеленого камня, она нервно улыбнулась, принимая, и в улыбке не было благодарности и тепла, в ней была тревога и предчувствие.
Поняла мать тогда что-то? Или она догадывалась еще раньше?..
Ариша не знала. Начало истории было от нее скрыто. А вот последствия касались самым прямым образом.
Тревога матери усиливалась. Она ничего не говорила прямо (зачем, почему?.. Не проще ли было сказать, чем держать в себе и скрывать? Ариша не понимала. Впрочем, она вообще часто не понимала мать). Однако по тому, как мать набирала номер отца, как вслушивалась в гудки, каким неестественно-заискивающим становился ее голос, Ариша понимала: с ней не все в порядке. Что-то происходит. Что-то нехорошее.
Постепенно заискивающе-просительные интонации в разговорах с отцом стали меняться раздраженно-обвинительными. Суть претензий матери была не очень понятна. Отец слишком много работает. Он редко бывает дома. Он совсем забросил жену с дочерью. Он не знает, что у Ариши на носу мониторинг по английскому, что они с классом собираются в поездку в соседний город.
Суть упреков была непонятна, потому что так было всегда. Отец всегда много работал. У него и раньше бывали командировки. Он никогда особенно не интересовался школьной жизнью дочери. Нет, он, конечно, мог бы сказать, в каком она классе, но в сущности его не волновали ее успехи (или их отсутствие). Возможно, если бы Аришу выгоняли из школы, это бы его затронуло, но она училась вполне достойно. В отличницах не ходила, но и стыдиться ей тоже было нечего. На все поездки и мероприятия отец охотно выдавал деньги, ни разу он не сказал «дорого» или мол, можно было бы обойтись.
Нет, Ариша не была обделена. Но и гиперопека со стороны отца, честно скажем, ей не грозила.
Так в чем же он был виноват? Что изменилось?
На упреки жены отец особо не реагировал или хмуро отмалчивался, или скупо отговаривался чем-нибудь вроде «Надь, ну чего ты хочешь? Надо работать, надо зарабатывать»…
Чего ты хочешь…
Наконец все стало понятно, ясно, как белый день.
И нельзя сказать, что бы для Ариши это оказалось таким уж сюрпризом – как-никак ей было уже двенадцать лет, и она была далеко не дурочкой.
У отца другая женщина.
Он уходит из семьи.
У него будет ребенок.
Три коротких фразы.
Три факта.
Три никчемных истины, перевернувших их жизнь…
Арише запомнилось, что у отца были виноватые глаза и одновременно растерянный и непреклонный голос.
Да, ему было стыдно.
- Вы ни в чем не будете нуждаться. Я буду обеспечивать Аришу до конца института. Буду приезжать каждые выходные. О господи, не реви ты, умоляю тебя, перестань.
Да, ему было стыдно, но он не собирался менять своего решения.
Тогда Ариша его возненавидела. Это был ее первый опыт ненависти к близкому человеку и первая большая взрослая боль.
Возненавидела не за себя. Она чувствовала, что справится. Да, ей было очень грустно от того, что все так складывалось, она чувствовала, что ей будет не хватать семейных походов к бабушке по выходным (она почему-то ощущала, что их больше не будет, что бы ни говорил отец), вечеров, когда мать хлопочет над ужином, а отец показывает Арише какую-нибудь новую игру или отпускает едкие комментарии по поводу очередных политических новостей… но она чувствовала, что справится, выдержит этот удар. У нее, Ариши, была школа, друзья, бабушка, она сама.
А вот насчет матери Ариша была не уверена.
И она просто ужасалась тому, что отец этого не понимает. А он, кажется, и вправду не понимал, он был ослеплен своей новой любовью, новым ребенком, какой-то новой жизнью, которая ждала его впереди.
«Может быть, и не со зла, да… Может быть, по глупости, - думала Ариша. – Но это не оправдание, не оправдание. – И в душе рождалось горькое и тяжелое: - Сволочь».
Его предательство перечеркнуло все, что их связывало: игры, которые они проходили вместе – отец играл, а Ариша сидела рядом, - книги, которые он ей читал по вечерам, игрушки, которые он привозил ей из поездок, - его радость дарить и ее радость принимать.
Поначалу Арише хотелось заорать «За что?», но она очень скоро поняла бессмысленность этого вопроса. Беда случается не за что-то. Беда случается просто так.
Ариша боялась. Боялась, потому что мать переживала все слишком сильно. Вообще Ариша с матерью были не похожи: первая была стройной, довольно высокой для своих лет шатенкой, а вторая хрупкой, субтильной блондинкой. Малознакомые люди часто поражались их несходству, но Ариша знала, что так бывает, просто она пошла в бабушку, папину маму.
Отличались они и по характеру: уравновешенная от природы, Ариша жила как будто по принципу «Пустяки, дело житейское», а мама склонна была принимать все близко к сердцу и долго переживать самые незначительные неурядицы… Ее все ранило особенно сильно: грубость кондукторши в автобусе, равнодушное молчание отца после работы, неудачное замечание бабушки по поводу котлет или порядка в доме. Если же Ариша получала двойку, это превращалось в трагедию мирового масштаба (к счастью, случалось подобное нечасто).
И тут… такое.
Ариша была совсем не уверена, что матери под силу пережить уход отца из семьи.
К сожалению, ее опасения начали подтверждаться очень быстро.
Сперва это были просто слезы в подушку, пугавшие Аришу только поначалу. Потом начались периоды молчания, когда мать, всегда очень эмоциональная и живая, вдруг замыкалась в себе и переставала реагировать на Аришины осторожные попытки расшевелить ее. Например, за ужином, когда они обычно обменивались новостями, мать вдруг ни с того ни с сего замолкала и словно переставала ее видеть. Она могла сидеть с недонесенной до рта вилкой минут двадцать, а, может, и больше, Ариша не могла сказать точно, она не выдерживала и всегда торопилась вывести мать из этого состояния: рассказывала, что случилось в школе, старалась шутить.
Смеялась, а сама чувствовала, как растет ее страх. Арише казалось, какой-то дикий зверь хочет сожрать ее маму, как в той колыбельной, которую она пела ей в детстве:
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок.
Огромный волк выйдет из леса и утащит мать в свое логово… и больше она не увидит ее никогда.
Да, Арише было страшно.
Прошел уже месяц с тех пор, как отец собрал вещи. И мать заболела всерьез. Началось все с обычной простуды, но кашель все усиливался и усиливался… и врач поставил диагноз «бронхит». Мать лежала в постели с высокой температурой и плакала, А Ариша варила на кухне пельмени и делала бутерброды с сыром. С некоторых пор никто не интересовался ее успеваемостью, и это тоже пугало…. все пугало, все было отвратительно, не больше, не меньше.
Почему она не смотрит телевизор, не читает свои любимые романы в мягких обложках? Разве так можно – лежать целыми днями в постели и рыдать, словно кто-то умер?
«Никто же не умер, - сказала бабушка. – Надо жить дальше».
Но жить дальше не получалось.
Ариша очень старалась жить как раньше, словно ничего не случилось, но это было просто невозможно. Мать перестала готовить и убираться, ладно, Ариша могла сделать что-нибудь простое сама, а небольшой творческий беспорядок ей даже нравился: так было уютнее, не то что у бабушки, где было чисто и тихо, как в музее, где за не на место повешенное полотенце и не вымытые с улицы ботинки можно было получить выговор.
Гораздо хуже было другое: Арише казалось, что мать словно и не хочет поправляться. Жизнь как будто утратила для нее радость…
Еще никогда Ариша так не жалела, что мать не работает. Ей казалось, если бы та выходила из дома, видела других людей, все прошло бы куда легче.
И еще Арише было ужасно жалко, что у нее нет сестры или брата, или какой-нибудь тети, с которой можно посоветоваться и разделить свой страх. С бабушкой посоветоваться не получалось.
Некоторые Аришины одноклассницы жаловались на проблемы с братьями и сестрами, а она им завидовала. Не понимали они, с ее точки зрения, своего счастья. Случись что, и все-таки они были бы не одни… Правда, скоро у нее тоже скоро будет брат. Сводный. Да что в нем толку?
Между тем дела становились хуже. Мама по-прежнему лежала в постели, хотя кашель ее вроде бы почти прошел. Беспорядок в квартире уже трудно было назвать творческим. Что с ним делать, Ариша не очень понимала. Нет, ну она могла протереть пыль, помыть посуду, но девочка все же не привыкла вести хозяйство в целом. Надо было подмести тут, поскрести там, и делать это оперативно, по-быстрому, пока грязь не успела расползтись. Уследить за грязью не получалось. Она была хитрее Арише, умнее Ариши, сноровистей и наглее. И очень скоро квартира приняла запущенный, неприятный вид. Это больше не был уютный дом, где хотелось скрыться от дневных забот, а неприятное, скверное место с липкими пятнами от пролитого сладкого чая, забрызганными чем-то жирным занавесками, нестиранными простынями и горой грязного белья в ванной. Ариша и оглянуться не успела, как произошла эта метаморфоза. Не прошло и месяца с развода родителей, а их милый семейный дом было просто не узнать.
Однажды, не обнаружив чистого белья в комоде, Ариша не выдержала:
- Мам, ты бы сходила ко врачу.
- Что? - рассеянно посмотрел на нее мать, лежавшая на кровати. – Я была на прошлой неделе.
- Нет, не к этому врачу… ну, к психологу.
Мать молча отвернулась к стенке.
Ариша пошла свою комнату и разревелась.
А потом, глотая слезы, направилась ванную и загрузила белье в стиральную машинку.
Ладно, думала она. Ладно. Ну, буду я стирать. Буду варить пельмени. И полы помыть могу…
Но я же не должна делать все! Мне двенадцать. Мне еще только двенадцать!
Родительское собрание она, мать то есть, пропустила (Ариша в жизни не подумала бы, что ее это расстроит). Дневник не смотрит. Про домашку не спрашивает, и это вроде бы должно радовать. Но не радует почему-то.
Свобода от контроля не принесла счастья. За этой свободой чувствовалось равнодушие.
Ариша понимала, что матери просто наплевать на ее оценки, и это возмущало.
Она перестала делать домашние задания. Схлопотала несколько двоек. Было неприятно.
И Ариша вернулась к домашке. Если она не делала ее сама, то старалась что-то списать в школе. Приличная база и приятели из класса помогали как-то выкручиваться.
Так все и тянулось, тащилось мало-помалу, пока однажды, вернувшись из школы после урока (два последних, русский и литру, отменили, потому что русичка заболела), Ариша не обнаружила мать крепко спящей.
Так крепко, что не смогла ее разбудить.
А рядом на тумбочке – пустой пузырек от лекарства от бессонницы…
Потом она думала: почему, только открыв двери, она сразу пошла к матери? Не стала даже проходить на кухню и мыть руки, как обычно.
Может, она что-то чувствовала, подозревала что-то?.. И именно это «что-то» и заставляло ее торопиться домой, не давало сосредоточиться на уроках?..
Ариша трясла, звала мать, а та не отвечала. Трясла, не чувствуя, как текут по щекам слезы, не слыша собственный испуганный, дрожащий голос.
Мать спала, как мертвая.
Но дышала.
Это Арина тоже поняла сразу: она дышала. Значит, еще не поздно.
Две минуты спустя Арина догадалась вызвать скорую.
Те двадцать минут, что она, сидя на кровати рядом со спящей матерью, ждала врача, были самыми ужасными в ее жизни. Обиды, накопившиеся за последние два месяца, растворились в первобытном страхе.
- Мамочка, пожалуйста, - шептала Ариша, гладя теплую, родную руку, - мамочка, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня. Я все сделаю. Все-все, что захочешь… Миленькая, не умирай…
А мама спала и не слышала ее слов.
Наконец приехала скорая. Серьезная женщина-врач лет тридцати пяти и парень-санитар.
- Что она приняла? – первым делом спросила доктор.
Ариша протянула пузырек.
- Наверное, это.
- Понятно. Мы заберем твою маму в больницу. У тебя есть, кого позвать переночевать?
- Да, бабушку.
- Пригласи ее, а потом можешь звонить на пост в неврологию городской больницы. Понятно?
- Да.
Маму забрали.
Ариша позвонила бабушке и рассказала о том, что случилось.
- Все ясно, - после паузы произнесла она, - я приеду. – И неожиданно добавила: - Бедная Надя.
После того, как они сказали друг другу «до свидания», Ариша с тоской обвела глазами обстановку. Что скажет бабушка по поводу липких пятен и нестиранных занавесок?
И что было бы, если бы Ариша сегодня не вернулась из школы раньше обычного?..
Она чувствовала, как ее начинает трясти, колотить от пережитого кошмара. Как странно, что она та самая девочка, с которой это все случилось. Это казалось просто невозможным, нереальным. Но тем не менее это было так.
Бабушка добиралась полтора часа.
Добравшись, она огляделась вокруг себя и только и сказала:
- Да уж.
Потом продолжила:
- Нет, я, конечно, подозревала, но все-таки… это все-таки чересчур.
Она даже попробовала начать уборку, но очень скоро поняла, что за один раз тут ничего не сделать и бросила эту затею.
- Собирайся, - велела она. – Ночевать будем у меня. А это… оставим на завтра.
И они поехали к бабушке. Сначала дорога, а потом горячий обед – первый нормальный обед за долгое время – успокоили Аришу и помогли немного прийти в себя. Пассажиры в автобусе, бабушкины котлеты, суп… это все были нормальные, обыкновенные вещи. Такие, которое могут произойти с обычной, нормальной девочкой из обычной, нормальной семьи.
Как же хотелось сейчас Арише этой нормальности, как она о ней мечтала! Никогда бы не подумала.
После обеда бабушка позвонила в больницу. Там ей сказали, что все должно кончиться хорошо.
Маме сделали промывание желудка, сейчас она лежит под капельницей. Она останется под наблюдением еще некоторое время. Да-да, все будет хорошо.
Ариша вовсе не была в этом уверена.
Потом позвонили папе.
Он реагировал странно.
Сначала молчал в трубку, потом стал говорить что-то о том, что заедет в больницу, потом вдруг заорал:
- Вы не понимаете, у меня своя жизнь! У меня будет сын! Не люблю я Надю! И жить с ней не буду!
А потом Арише, отдельно:
- Ладно, дочь. Вырастешь – поймешь.
Что поймешь?
Сейчас Арина уже ничего не понимала. В этот день, несмотря на случившееся, она вовремя легла спать. У бабушки было так положено. И хотя Арина слышала, как в соседней комнате бабушка, жертва своих же уставов, ворочается с боку на бок, встает то попить, то в туалет, девочка не возражала. Она была даже рада тому, что нашелся взрослый человек, который твердо знает, как правильно.
Арина думала, что вообще не уснет, но уснула очень быстро. Куда раньше, чем бабушка, забывшаяся только к утру.
На следующий день Ариша как обычно пошла в школу. И сидела там на уроках. И даже раз вышла к доске.
А потом они с бабушкой поехали к ним с мамой домой. И чистили, скребли и мыли. Бабушка старалась держаться и молчать, но против воли высказывала разные ехидные и неприятные замечания. Ариша тоже старалась терпеть, но у нее это плохо получалось. В результате они почти поссорились, но все-таки уборка принесла облегчение. Приятно делать хоть что-то, когда понимаешь, что по большому счету не можешь сделать ничего.
Уборке они посветили и другой день. Квартира постепенно принимала прежний обжитой и приличный вид (и даже более приличный, чем раньше). Так что, когда маму наконец выписали, к ним домой можно было приглашать телеоператоров, снимать рекламу. Мама обвела глазами вокруг себя, и Арина ждала, что она скажет «Как здорово вы тут все устроили!» или «Зачем вы завелись с этой уборкой?», но она не сказала ничего.
Арине почему-то все-таки показалось, что мама не рада. Этого она и боялась.
Видя тревожный взгляд дочери, мама сказала:
- Не бойся, таблеток больше не будет.
Арина кивнула. Она очень на это надеялась.
И правда, многое изменилось. Мама больше не лежала на кровати, уставясь в стену. Не плакала над тарелкой с салатом.
Ее охватило иное. Теперь она часами болтала с подружками по телефону. Арина слышала, как мать называла отца нехорошими словами, но поскольку она, в общем-то, разделяла это мнение, ее это не коробило.
А потом начались исчезновения по вечерам. Вместе с подругами мама отправлялась то в кино, то в ресторан. Очень давно Арина не видела маму такой красивой. Просто шикарной. Ей даже приходило в голову, что взгляни на нее сейчас отец, он немедленно прибежал бы обратно… но Арина не так уж этого и хотела.
Самое главное – она чувствовала, что мама больше не грустит. Это дорогого стоило.
Теперь Арина жила совсем другой жизнью, чем до развода родителей. Она была куда более самостоятельна, у нее было намного больше свободы. Но и совсем заброшенной, как до того случая с таблетками, Арина себя не чувствовала.
Мама интересовалась ее учебой и жизнью в целом. Но, конечно, уже не так… не так, как раньше, когда они жили с отцом…
Вообще та, прежняя жизнь казалась Арине чем-то невообразимо далеким, даже нереальным, из книжек.
Между тем подоспели летние каникулы. Бабушка и Арина обычно проводили их на даче. И этот год не стал исключением.
Арише показалось, мама была рада, что она уезжает.
А когда три летних месяца подошли к концу и Ариша возвратилась в город, там ее ждал сюрприз.
- Нам нужно поговорить, - сказала мама, едва Ариша переступила порог квартиры. Мама была розовая, оживленная и какая-то другая, не такая, как прежде.
Или Ариша просто отвыкла?
- Нам нужно поговорить, - повторила мама. – Знаешь, скоро с нами будет жить дядя Дима. Это… это мой мужчина. Мы скоро поженимся. И еще у тебя будет сестренка. Вот.
Арина молчала, не зная что сказать.
На маме была новая кофточка, розовая, с необычным кружевным воротничком.
И сама мама была другой, совсем другой, чем Ариша ее помнила.
Она чем-то походила на ту куклу, что привез ей отец из Ярославля… такая же красивая, яркая. Привлекающая взгляды.
Чужая. И как будто ненастоящая…
Значит, у папы будет сын. У мамы дочь. А кто будет у нее, Ариши?
Кому она теперь нужна?
Она не смогла изобразить радость.
Все было не так. Все было иначе, чем прежде…
Вечером позвонила бабушке, рассказала новости.
Бабушка долго молчала в трубку.
- Вот оно как, - наконец сказала она. – Значит, вот как…
- Что же делать, бабуля? – растерянно спросила Ариша. – Что теперь будет?
- Нормально все будет. Можешь не разбирать вещи.
И сердце полыхнуло радостью, как будто вручили подарок на Новый Год да еще такой, о каком и не мечтала.
- Я перееду к тебе? Можно? Правда можно?! Миленькая бабуля, я для тебя все сделаю… и грубить не буду, и посуду буду вовремя мыть, и ложиться до одиннадцати… все, все что захочешь… А ты не передумаешь?
- Не передумаю. Да ты не суетись так. Мать волновать нельзя.
- Хорошо, хорошо. Не буду суетиться. Как скажешь…
Ариша чувствовала себя так, как будто лето еще не совсем закончилось. Как будто оно решило продлиться, подарив неделю-другую тепла и солнца…
В этом мире еще оставался кто-то, кому она была небезразлична.
Больше ничего не имело значения.
2019 г.