Jus proprietatis
Когда я и брат вышли в столовую, Тьяго уже давно был на ногах. Поприветствовав нас, он позвал Анну и велел ей накрыть нам на стол. Вскоре она появилась, держа в руках деревянный поднос, на котором стояли глиняные тарелки с фруктами и сладостями, горшочек с кашей, а также корзиночка с хлебом, блюдца с маслом и сыром, крынка молока и две кружки.
Мы с братом не были голодны, однако Тьяго настоятельно советовал нам позавтракать – поесть хотя бы фруктов. Как он объяснил, в Бразилии не принято начинать день, тем более выходить из дома, не подкрепившись. Считается, что завтрак не только придает сил, но и защищает от многочисленных болезней, которые витают во влажном тропическом воздухе и представляют большую угрозу, особенно для европейцев. Мы прислушались к совету Тьяго и полакомились свежими фруктами. Брат, помимо них, съел немного каши и ломтик маниокового хлеба с сыром.
– Превосходный сыр! – заметил Педру.
– Из своего молока, – сказал в ответ Тьяго.
Я тоже попробовал кусочек сыра:
– Да, и правда, очень вкусно!
После того как мы позавтракали, Тьяго стал знакомить нас с усадьбой.
Столовая располагалась в центре дома и была самой большой из комнат. Мебели там было немного: стол, несколько скамеек и табуретов, а также буфет, на который накануне вечером, когда мы втроем ужинали, я не обратил внимания. Теперь управляющий подвел нас к нему, чтобы показать посуду. В основном, она была глиняной. Однако на верхней полке стояло большое бело-голубое фарфоровое блюдо и несколько бокалов из граненого хрусталя. Яркие и сверкающие, блюдо и бокалы отличались не только от прочей посуды, но и от всех остальных предметов в столовой. Заметив, что я рассматриваю их, Тьяго пояснил, что Антонио де Фигейредо, первый владелец Ларанжейрас, купил их в подарок жене. Когда Антонио с семьей жил в усадьбе, фарфор и хрусталь доставали только по большим праздникам. После того как имение Ларанжейрас перешло в собственность Николау де Менезеша, блюдо и бокалы вовсе перестали появляться на столе. Сам Николау в Бразилии не бывал, а следивший за домом Тьяго легко обходился без роскоши.
По обеим сторонам от столовой шли спальни: справа – три мужские, в том числе хозяйская, доставшаяся мне, а слева – две женские. Прежде одна из них принадлежала супруге Антонио, а в другой размещалась та или иная ее родственница, приезжавшая в гости.
Ближе к веранде, перед спальнями, находился кабинет, где раньше работали первый хозяин дома, а также его сын. Мебель в кабинете была такой же простой и прочной, как и в столовой. Прежде всего Тьяго показал нам лежавшие на столе домовые книги, которые, как я убедился, он вел с большой аккуратностью. Затем обратил наше внимание на книжный шкаф. Увидев стоявшие на полках книги в темных кожаных обложках, Педру улыбнулся. Однако его воодушевление рассеялось, как только он прочел первые несколько названий на корешках. Оказалось, что в большинстве своем книги были посвящены кулинарии, ведению сельского хозяйства и медицине. Как рассказал Тьяго, сын Антонио де Фигейредо учился на врача. Николау, став хозяином Ларанжейрас, позволил отдать книги юноше, но тот забрал не все, поэтому некоторые тома так и остались в кабинете. Кроме них, мы обнаружили пару романов, которые Антонио много лет назад привез жене из Португалии, и томик сонетов Камоэнса – его господин де Фигейредо получил в подарок от одного из знакомых в Вила Рике, но, по словам Тьяго, ни разу в жизни не открывал.
Осмотрев кабинет, мы вышли на веранду, откуда открывался прекрасный вид на апельсиновый сад и на залитую золотыми солнечными лучами долину, простиравшуюся до самого горизонта. Глядя на нее, я подумал, что она похожа на море, зеленые волны которого, сверкая на солнце, колышутся от ветра. И тогда меня посетила мысль: «Наверное, Португалия – это бескрайнее море, а Бразилия – бескрайняя земля».
Насладившись пейзажем и ароматом роз, посаженных рядом с верандой, мы прошли в молельню, которая очень понравилась брату, а затем заглянули в гостевую комнату, расположенную напротив. Меня несколько удивило, что от основной части дома она была отделена стеной, и что войти в нее можно было только с улицы, через веранду.
Затем мы вернулись в столовую. Тьяго попросил нас немного подождать, а сам вышел во двор. Я услышал, как своим обыкновенным командным тоном он позвал Розу. Через несколько минут он вернулся и повел нас в хозяйственную часть дома, где располагались кладовая, белая кухня и уборная, а также большой навес, под котором хранили инструменты и просушивали часть урожая. Кроме того, под навесом был натянут гамак, в котором Тьяго любил передохнуть в зной. Причем даже во время такого отдыха он не переставал наблюдать за всем, что происходит в доме и во дворе.
Выйдя под навес, мы заметили, что Роза собрала напротив него домашних слуг – именно это несколькими минутами ранее вел ей сделать Тьяго. Убедившись, что все на месте, он представил слуг нам. Не считая Розы, их было шестеро: Ким и Жука, рослые крепкие юноши, которые сопровождали нас в пути от порта Звезды, Зека, конюх, на вид совсем старик, помощница кухарки – молодая коренастая Жозефа, Китерия и, наконец, Анна.
Высокая, примерно одного роста со мной, и чуть ниже Педру, стройная и статная, она стояла напротив меня. Я вглядывался в ее выразительное лицо, смотря на ее пышные губы, широкий нос, высокие скулы и большие по-детски искренние глаза с длинными пушистыми ресницами. Ее кудрявые непослушные волосы были сплетены в косу и завязаны узкой полоской ткани. На ней было светлое хлопковое платье, легкое и совсем простое.
Я не мог отвести от нее взгляда, и все время, что я смотрел на нее, она тоже не сводила с меня своих черных глаз, в которых читалось добродушное любопытство. Глядя на меня, она словно спрашивала: «И все-таки кто вы?»
Меня заставил опомниться громкий голос Тьяго, сказавшего слугам: «Вот ваш новый господин! Зовут его Паулу Гомеш. Это его брат – сеньор Педру. С сегодняшнего дня вы служите им. Но и моих приказов никто не отменял. А теперь – все за работу!».
Повинуясь управляющему, слуги быстро разошлись и вернулись к выполнению своих обязанностей.
Тьяго продолжил показывать нам Ларанжейрас. Вместе с управляющим мы обошли двор. Сначала он подвел нас к черной кухне, рядом с которой был разбит небольшой огород, где росли томаты, капуста, горох, салат, оранжевая тыква и другие овощи. Затем указал нам на сензалу, длинный деревянный барак, с крышей из пальмовых листьев, в котором жили рабы, трудившиеся на плантациях или добывавшие золото. (Для домашних слуг, хотя они тоже были рабами, была отведена пристройка, расположенная рядом с черной кухней.)
В сензале тогда не было ни одного из двадцати двух живших в ней рабов – все ушли работать в поле ли на прииск. Потом Тьяго показал, где расположены амбар и птичник, после чего мы пошли на конюшню. Зека подготовил для нас повозку, ту же, на которой мы приехали в Ларанжйрас, и Тьяго повез меня и брата на плантации.
Пока мы проезжали мимо широких зеленых полей, Тьяго рассказывал: «Здесь растет кукуруза… Здесь – маниок… А здесь – фасоль». Около небольшой мельницы, управляющий остановил повозку и предложил нам поехать на прииск. Педру и я согласились. Тогда мы оставили повозку у мельницы и по узким извилистым тропам пошли через лес к реке. Тьяго шел так быстро, что мы с братом едва поспевали за ним. Спустя около получаса мы услышали шум и голоса рабов, работавших на прииске. «Скоро придем!» – сказал Тьяго. Приблизившись к реке, мы увидели, как несколько рабов, стоя по пояс в мутной, бурой воде, промывают песок в больших лотках. Заглянув в один из них, я заметил крупицы золота, сверкавшие на солнце.
Через некоторое время мы отправились в обратный путь. Когда мы вновь сели в повозку и поехали мимо плантаций, я, глядя на зеленеющие просторы, невольно стал сравнивать Ларанжейрас и Серран. Усадьба, где я вырос, располагается на высоком холме, близ реки, а Ларанжейрас – на равнине, окруженной небольшими возвышенностями. Наш дом в Минью, несомненно, больше, красивее и уютнее бразильского. Однако земельные угодья здесь, в Бразилии, обширнее. Несмотря на эти и многие другие различия, два имения, расположенных по разные стороны Атлантики, похожи тем, что каждое представляет собой целостную систему, самодостаточный мир, живущий своей независимой жизнью.
Я был частицей небольшого мира Серрана: там для меня все было родным, там меня всегда ждали. В мире Ларанжейрас, меня принимали за нового хозяина, но сам я чувствовал себя чужим.
Спустя день или два, за завтраком, я спросил у Тьяго, когда уходит следующий корабль в Лиссабон. Управляющий удивился моему вопросу.
– Насколько мне известно, в середине сентября – не раньше. Когда именно, могу узнать у Вашку, хозяина постоялого двора, на котором вы останавливались в Рио. Я напишу ему сегодня, если вы желаете.
– Да, мы были бы очень благодарны.
– Господа, неужели вам настолько не понравилось имение? – спросил управляющий.
– Что вы, Тьяго! В Ларанжейрас очень хорошо, но нас ждут дела, – ответил я. – К тому же я очень скучаю по дому!
Педру рассчитывал уехать вместе со мной. В отличие от меня, возвращаться в Португалию он не намеревался, но ему нужно было добраться до Рио-де-Жанейро, чтобы обратиться в кармелитский монастырь с просьбой о том, чтобы его направили в одну из амазонских миссий. Делиться своими планами с Тьяго брат не стал, вероятно, опасаясь, что управляющий его не поймет.
*Право собственности (лат.)