Домовенок

Владимир Николаевич Ермаков
Глава 1.

Не спалось. Прошедший день просто выжал наизнанку. Автоматические транспортные тележки, которые изготавливало и ремонтировало мое бюро "сыпались" одна за другой. Были ясны причины, почему они ломались. И я уже в постели в очередной раз доказывал мысленно своему руководству, конструктору, механику о необходимости переработки конструкции проблемных механизмов, о необходимости закупки других комплектующих. Время ушло уже далеко за полночь, но я ворочался и ворочался, приводя все новые и новые доводы, уже по третьему кругу размышлений.


        - Ты чего не спишь?
- Да, работа покою не дает? - ответил я.
Но вдруг понял, что голос то незнакомый и довольно странный. Я открыл глаза и взглядом уперся в глаза, круглые, большие, немигающие.
- Ты кто? - спросил я, совершенно не ощущая страха.
- Домовой.
- Какой домовой?
- Здешний домовой. Только не говори вслух, Лену разбудишь. И не закрывай глаза, я не такой страшный. Поговори со мной. Я впервые встречаю в моем доме, что меня кто то воспринимает, слышит и видит.
- Странно, но я совершенно не чувствую страха.
- Конечно. Приходится немного управлять тобой, иначе ты бы уже сидел на потолке в самом дальнем углу. Прошу, не говори вслух, я ведь с тобой не голосом общаюсь, а мысленно.


        - Ладно, - голосом отвечаю я и, спохватившись, мысленно добавляю, - чего тебе надо?
- Просто поговори со мной, мне скучно общаться только с кошками. Они не понимают меня и постоянно гоняются за мной. У тебя ведь завтра суббота, на работу не надо и на дачу завтра не поедете.
- Это почему?
- Завтра дождь с утра и на целый день.
- Откуда ты знаешь?
- Никита с пятого этажа только что прогноз смотрел на завтра, я подсмотрел.
- А ко мне почему пришел на первый?
- Смотрю, ворочаешься бедолага, все никак от своих тележек отвязаться не можешь. Судя по твоим доводам, я понял, что ребятки эти твои все понимают, но им лень принимать во внимание твои измышления. Это же все надо перелопачивать, переделывать, но сроки отпущенные уже ушли, а у них другой работы невпроворот. Ты все доказываешь Петровичу, что Леонида Андреича надо удержать любой ценой от увольнения. Я не знаю, что на это говорит сам Петрович, но ты уже зациклился на этом и все доказываешь ему, доказываешь - поэтому не можешь успокоиться и уснуть. Я тебе потом дам рецепт, как можно быстро засыпать, но не сейчас.


        - Как ты меня с пятого этажа увидел?
- Я могу видеть сразу все.
- Сразу все? Вот интересно. Для чего тебе это?
- Я как бы душа, хранитель дома. Могу в нужный момент позвать на помощь.
- Как? Если тебя никто не видит и не ощущает?
- Косвенно. У Николая-храпуна на десятом этаже дыхание останавливается во сне, так я кота ему на грудь загоняю, бужу. Кстати, у жены твоей подобная проблема, учти.
- Я знаю.
- Знать мало, это для жизни опасно в зрелом возрасте.
- Так ты теперь вовремя это заметишь.
- Теперь буду следить, тебя разбужу если что.
- Спасибо, а ты что, все мысли мои читаешь?
- Да, в этом нет ничего странного. Природа создала нас такими, это как одна из обычных наших возможностей. Другое дело ты. Как бы это повежливей сказать - некоторый природный брак. Меня увидел только сейчас, среди ночи, среди маяты метания в рассуждениях. Хотя я давно вас знаю и вижу, с момента вашего заселения в наш дом.Сейчас только полпервого ночи, завтра можешь спокойно спать до десяти. Леночка твоя сама раньше полдесятого не проснется.
- Почему так думаешь?
- Ну, ты даешь? Она же увидит дождь утром и не будет вставать и тебя не будет будить, чтоб не удумал врань под дождем на дачу поехать.
- Это запросто. Она бы с удовольствием и в солнце туда не ездила рано утром. И потом, какая рань? Мы пока утром соберемся, уже половина одиннадцатого бывает, пока приедем, пол двенадцатого. Пока обойдем и посмотрим что за неделю выросло - пора уже чай пить. Мы же не фанатики с лопатами и мотыгами наперевес. Мы вдвоем сами себе хозяева, что хотим, то и делаем.


        - Вот это правильно. Ты только не спи сейчас.
- Как же, уснешь сейчас. Может перекусим немного? Я обычно, когда долго не засыпаю, чай с пряниками пью.
- Знаю, знаю. Именно на этом я тебя и заприметил. Ты как то странно смотришь на кухне, когда пьешь чай. Как будто высматриваешь кого.
- Ну, да. Домового.
- Вот те раз. Но я не мог прочитать тебя в этот момент. Ты как то ускользающе-неясно думаешь. Мысли конкретно и я смогу тебя услышать.


        - Еще что охраняешь?
- Ваш покой от неприкаянных душ, умерших в нашем доме людей.
- И что, много их у нас?
- Три.
- И как они беспокоят живых?
- Над вами, на третьем этаже, душа Натальи Ивановны изводит собаку, та постоянно лает, докучая соседям. Ты ведь слышишь часто собачий лай?
- Да, достала эта собака. Еле живая сама ходит, все никак не издохнет. А причина то в чем?
- Сосед у Натальи Ивановны алкоголик Виктор жил. Постоянно друзья, пьянки, дебоши. Она часто милицию вызывала, ругалась с ним. Один раз Виктор даже ударил ее, она в милицию заявила. А там только пятнадцать суток дали ему и отпустили. Он опять за старое, стращать начал Наталью Ивановну, двери похабными словами исписывал. А в последний раз на лестничной площадке толкнул ее, она упала, ударилась головой о ступеньку и умерла. Его арестовали, но через три месяца отпустили, не смогли поставить ему в вину убийство. С тех пор собака его и лает беспрерывно. Я разговаривал с душой Натальи Ивановны, чтоб она оставила собаку в покое, весь этаж волнуется от собачьего лая. А она мне и говорит: "Они меня не поддерживали, музыку погромче делали, чтоб не слышать пьяных дебошей, я одна с пьяницей воевала. Теперь я им покоя не дам, пока Виктора в могилу не сведу". А Виктор уже перестал пить, печень надсадил. Собака издохла, так он кота завел. Так она теперь за кота принялась, пугает его среди ночи, тот носится по квартире, Виктора будит, спать не дает.
- Может сказать Виктору, чтобы квартиру сменил? Она ведь не поедет за ним на новое место?
- Нет не поедет. Может быть будет докучать другим хозяевам квартиры, или за тебя возьмется, раз Виктора надоумишь. Да и Виктор уже не в состоянии менять квартиру, немного ему осталось.
- А ты откуда знаешь?
- Вижу. Лечиться не лечится, по ночам не спит.
- А потом душа  этой Натальи Ивановны куда денется?
- Скорее всего успокоится и уйдет в свой мир.


        - Еще чья душа у нас томится?
- Замдиректора фирмы на пятом этаже. Умер от инфаркта, когда узнал, что на директора уголовное дело завели, боялся, что и его посадят. Очень уж мнительный был, точно также в постели себя истязал невысказанными проблемами по работе фирмы. Так и умер во сне. И сейчас его душа меня достает, все пытается доказать, как надо было правильно организовывать дело. А я же не знаю таких вещей, только слушаю и соглашаюсь с ней. Иначе будет докучать другим, которые не дай бог, увидят ее. Так что тебе совет, на пятый этаж без нужды не ходи или не обращай внимание на сущности, какие почувствуешь или заметишь. Потом отвязаться будет нелегко. Я теперь и сам тебя буду навещать, разговаривать. Но без принуждения, не хочешь, не разговаривай. Могу рассказать, кто чем занимается, кто где работает. Я тут частенько слышу, что ты хотел бы работу сменить, но не знаешь к кому из здешних жильцов обратиться. Как ты правильно догадываешься, в нашем доме много руководителей фирм, организаций. Ты скажи мне, какая работа тебя больше интересует, я подскажу к кому можно обратиться, а кого лучше не замечать. Есть у нас и такие. И сразу скажу, с полковником не связывайся, он уже сам на краю пропасти, ищет как бы уволиться по тихому из органов.
- Интересное дело. Теперь ты мне будешь советовать с кем общаться из наших жильцов?
- Послушаешь моего совета, избежишь неприятностей. Есть тут одна темная личность, мысли у него очень нехорошие. Он директор автосалона и продает подержанные автомобили, и очень часто ворованные.
- Откуда ты знаешь это?
- Так он по телефону со своими поставщиками этих ворованных машин общается, заказывает, какие ему нужны. Потом перепродает своим заказчикам.


        - А вот недавно тут у нас кто-то грандиозный ремонт затеял. Кто это?
- Начальник отдела снабжения строительной компании, купил здесь двухуровневую квартиру на десятом этаже. Сломал все тонкие перегородки и по-новому спроектировал и перестроил квартиру. Мечтает сюда своего сына по соседству на этаже поселить, но тот упирается. Хочет в Канаду уехать, а отец противится. Кстати, начальник этот, вроде как приличный мужчина. Очень деликатный, начитанный, любит путешествовать и мысли у него добрые, жена красивая, правда, вторая уже. Сын от первого брака, поэтому он и не хочет жить рядом с отцом, мать свою жалеет. Можешь для начала к нему обратиться в поисках новой работы.
- К начальнику снабжения? И в качестве кого? В качестве менеджера по поставкам бетона на стройки?
- Что, не нравится? Будешь сидеть в кабинете, регулировать потоки.
- О, как. Это ты уже у этого начальника нахватался фраз?
- Да. Он частенько так говорит по телефону.


        - А ведь странное дело, я сейчас не могу определиться, где бы я хотел работать.
- О, тогда это очень просто. Бери листок бумаги и пиши, чем бы ты хотел заниматься.
- Что прям щас?
- Все равно не спишь, валяешься. Встань и напиши, прояви усилие.
- Нет, я уж думал о таком методе. Ничего не хочу, только путешествовать и отдыхать с удочкой где-нибудь на камнях итальянского средиземноморья. Ловить рыбу, купаться и спать в тени на берегу моря.
- Покоя хочешь, а ведь не стар еще. Мог бы какую-нибудь пользу принести.
- Кому? Сколько можно кому то пользу приносить? Если бы эта польза была бы адекватна соответствующей оценке в денежном эквиваленте, которого бы хватало еще и на дайвинг возле средиземноморских камней, то можно было бы потерпеть ради хотя бы одного раза в год путешествия и нормального отдыха.
- Выбери занятие, которое тебе больше всего нравится и найди такую работу. Будешь с удовольствием работать и за это еще и деньги получать.
- Я же говорю, рыбачить люблю, вернее, любил, лет так сорок назад.
- Вот и иди работать рыбаком на рыбный траулер, на Камчатку.
- Ты, домовенок, вообще, представляешь что такое рыбный промысел, да еще на Камчатке.
- По телевизору видел. Рыбы завались, кругом море, чайки, голубое небо.
- Да, рыбы завались, море, чайки. Только небо голубое тогда, когда погода позволяет и съемку можно проводить. А в основном, сплошная сырость, ветер, холод, по два месяца в плавании и труд больше физический. И про зарплату молчок. Ладно, ты еще про третью неприкаянную душу не рассказал.


        - Она на пятом этаже. Девочка там жила, не девочка, просто ангел небесный. Когда она через нашу вахту проходила, всегда здоровалась, а работницы просто умилялись. Все восторгались ее красотой. Лет пять ей было. И я скажу, действительно, очень красивая была, как ваша Мальвина. Болела только часто. Мать ее особой красотой не выделялась, и отец особенно не блистал. Как мать говорила: "Вся в бабушку. Та в молодости сколько мужиков с ума свела, не перечесть. Один даже в армии застрелился, когда она перестала ему писать. Вот красота и болезни за грехи бабкины ей передались." И вот как то портрет у них дома появился, карандашный рисунок Настены. Так девочку звали. Не рисунок, почти фотография. Как живая она на том рисунке. Я сам сколько раз смотрел на него. И мать ее свекрови по телефону рассказывала. " На городской праздник пошли все вместе на набережную, затем на площадь и вдруг меня кто то схватил за руку. Уличный художник. Давайте, говорит, я портрет вашей девочки нарисую. Я как то растерялась, а он уже Настену на стульчик усадил и говорит ей, чтобы она посидела, отдохнула, а то ножки устали и ходить еще долго. Настена уселась. Она действительно устала. А он говорит мне: "Я быстро". И стал быстро, быстро рисовать. Рисует и с Настеной так ласково разговаривает. Что она просто прелесть, симпатяшка, одна на миллион. А та сидит, ножками болтает, улыбается ему. Я села рядом на скамью, отдыхала и наблюдала.


   Потом смотрю, люди стали останавливаться, смотреть на Настену, улыбаются, а потом из-за плеча художника сравнивали с оригиналом. Все были просто в недоумении. Некоторые с детьми даже в очередь к художнику стали вставать. Я не вытерпела и тоже подошла к художнику, да и времени прошел уже час. То что я увидела, это было просто чудо. Настена на рисунке была как живая. И слышу, люди рядом стоят и шепчутся: "Смотри - как живая, просто прелесть". Художник еще минут двадцать что то подправлял, потом откинулся на стульчике назад, посмотрел, сравнил и сказал: "Вот, то что надо. Это то, что я так долго искал". Он дал мне рисунок. Я спросила: "Сколько надо за работу?". Он так удивился: "Вы что? Это я вам должен заплатить. В вашей девочке я нашел то, что искал вот уже почти три года. Образ. Он мне снился почти каждую ночь, но утром я никак не мог его ухватить, он все время куда то ускользал. Я извелся весь. И сегодня меня ноги сами сюда привели, будто кто то свыше меня подтолкнул в этот день на площадь. Теперь мой ускользающий образ в моей голове. Девочка ваша просто чудо, спасибо". Мы пошли дальше гулять. Дома Николай хотел заламинировать рисунок, но мне показалось, что можно все испортить и повесили так, в рамке над кроватью Настены".


      Многие родственники, когда приезжали в гости, смотрели на этот портрет и восторгались. Я по ночам забредал к ней в комнату и подолгу смотрел на нее на портрете и на спящую. А потом Настена умерла, во сне. Мать ее чуть с ума не сошла, выла как собака несколько дней. Николай, муж ее, хотел уже в психбольницу везти ее. Но кто то посоветовал на дом вызвать психотерапевта и тот за несколько сеансов более-менее успокоил ее. Но теперь, иногда по ночам воет душа Настены. Она здесь осталась. Смотрит долго на портрет и начинает выть. Приходят мать с отцом ночью, смотрят на портрет, слышат этот вой и ничего понять не могут. Мать перестала спать. Днем чуть прикорнет и ходит, ходит по квартире, специально дверь в комнату Настены не закрывает, чтобы портрет было видно. А ночью, вместе с душой подвывать начинает, качается перед портретом и воет. Соседи ругаться уже стали. Муж экстрасенсов приводил, чтобы они "почистили квартиру". Но ненадолго хватает. В следующее полнолуние все опять повторяется и продолжается через день-два. Я спрашиваю душу: "Чего мать ее изводишь? Иди уже к себе". А она говорит: "Куда же я пойду?   Вот ведь она здесь, живая, только молчит, не разговаривает со мной". Мать уже сама на покойника походит, еще год и сляжет. Никуда не выходит из дома, все со своей Настеной разговаривает. И мужу рассказывает: "Сегодня Настена сказала... Настена смеялась...Настена жалеет меня". Хочешь на портрет посмотреть?


        - Как? В гости напроситься, портрет посмотреть?
- Да зачем? Ночью, когда будет спокойно, я проведу тебя.
- Дверь их квартиры мне откроешь?
- Примитивные вы все таки люди. Ты и сам можешь все увидеть. Переместиться не сможешь, телесная твоя оболочка не даст, а фантомчика можешь запустить.
- Какого фантомчика?
- Твоего внутреннего. Ну, душа твоя, если по-вашему, по понятному.
- А тело как?
- Тело? А что тело? Тело ждет без движения. У вас в этом отношении лучше чем у нас. Вы можете присутствовать и ощущать себя одновременно в двух субстанциях. Но зато в физическом аспекте телесная оболочка травматична и приносит большую проблему энергетической духовной, ей сложнее управлять своими телесами. Некоторые продвинутые индивидуумы среди вас, зная об этом на подсознательном уровне, тренируют обе субстанции одновременно. Такие лучше выдерживают сложные ситуации, например, неожиданные травмы, катастрофы. А медленно текущие процессы они могут вообще сгладить или даже предотвратить, такие как семейная разборка или предстоящая взбучка у начальника.
- И как я смогу этого фантомчика запускать?


        - Очень просто, достаточно осознать, что такое явление возможно и тренироваться. Сначала из состояния полной расслабленности и покоя, а потом просто из состояния покоя - отпускаешь из себя душу свою. Она посмотрит, ты увидишь. Связь не прерывается, ты можешь видеть все, что она видит на любом расстоянии. Ну, ей легче проникнуть куда угодно.
- А ты мне часом по ушам не ездишь? Тебе хочется поболтать, ты и выдумываешь небылицы.
- В отличии от вас, телесных, у нас нет таких отрицательных качеств как обман, зависть, злость, или таких хороших как радость, нежность. Мы просто фиксируем событие без какого-либо анализа и чувственного отношения к нему. Это просто, нет волнения и необходимости какой-либо реакции на событие.


        - И как душу отпустить?
- Просто. Лежишь, расслабляешься, но не засыпаешь и отпускаешь.
- А что ж ты, домовенок, в тело какое-нибудь свободное не зайдешь? Раз так все просто. Душа чья-нибудь где то шляется, а ты войди в ее оболочку, почувствуй вкус настоящей жизни.
- У нас природа разная с вашими душами. Ну, что, попробуем?
        - Давай.
        - Расслабься до такой степени, будто растекаешься по постели, дыхание неглубокое, поверхностное, мыслей нет никаких, и отпускай медленно тело совсем, будто оно стекает с тебя, и спокойней, без удивления приподнимайся над ним. Вот видишь, ты уже над ним.


        Индикация часов медленно проплывает слева от меня и я ощущаю себя уже где то у потолка, смотрю вниз. Тело-я лежит, как ни в чем не бывало, и дышит. И как ни странно нет никакого удивления, изменилось восприятие. Я вижу все отчетливо, как человек.
- Когда я вернусь в тело, тоже все забуду.
- Нет, здесь осознанная фантомность, управляемая, поэтому будешь помнить все до мельчайших подробностей. Давай сначала к Пахомычу заглянем на третий. Он сегодня опять наклюкался, как говорит его жена, и в полнейшем бессознательно состоянии. Душа его до утра не вернется. Вот и попробуем в его тело войти.
- Это еще зачем? А если застрянешь в нем?
- В чужом теле застрять невозможно, при желании в любой момент можно выйти. Плыви за мной и не фокусируй взгляд на якобы препятствиях, смотри расслабленно широко, замечай все.


        Мы протекли через две плиты перекрытия и остановились в комнате. На диване лежало тело старика, которого я частенько видел во дворе. Жена говорила про него, что слишком выпивать стал. Пахомыч, как звали это тело, лежал навзничь и будто не дышал. Я в таком положении храплю на всю ивановскую.
- Вот и Пахомыч. Давай, войди в него и своди тело в туалет, пока он опять под себя не сходил.
- И для этого ты меня сюда позвал? Я же им рулить не смогу, в нем бутылка водки наверняка. Его родная душа и смылась от перегара.
- Попробуй. На сколько тебя хватит. Не сможешь, бросишь, дальше пойдем. Меня интересует вообще возможность такого действия.
- Домовой-экспериментатор, - ругнулся я и завис над телом.
- Ты войди в тело и попробуй его почувствовать. Это как плащ большой - одел и стягиваешь на себя.


        Я осторожно вошел в тело, вздохнул и машинально свел руки, как бы запахиваясь, закрываясь. Первое ощущение было словно на зыбкой воде. Все колыхалось, дрожало, глаза бегали по кругу независимо друг от друга и поэтому никак не мог сфокусировать взгляд на чем-нибудь. Словно издалека я услышал голос:
- Сосредоточься на голове, ознакомься с мозгом, ты должен это сделать.
Я воспроизвел какое то усилие, показалось - напряг голову. И через некоторое мгновение вихрь зрительных образов обрушился на меня: замелькали лица, дома, деревья, вода, степь; какофония звуков накрыла словно волна и я задрожал всем телом. В области живота возникло какое то бурление и через тело наружу, через рот брызнула масса. Я содрогнулся от мерзопакостного смрада, но почувствовалось некоторое облегчение, и глаза потихоньку начали находить точку опоры на потолке, пока, наконец, не зацепились за лампочку.
- Домовенок, ты здесь? - прохрипел я.
- Здесь, здесь, - два огромных красных глаза закрыли свет, - попробуй пошевелить рукой.


        Я пошевелил пальцами.
- Подними ее.
С трудом приподнял правую руку и бросил обратно.
- Вот видишь, получается, - невозмутимо произнес домовенок, - правда, Пахомыч никогда не блевал в постели, ну это не страшно. Попробуй теперь встать, хоть до туалета дойти.
- Домовенок, я задыхаюсь. У меня в башке какой то цветной калейдоскоп из картинок и все кружится. Вряд ли я смогу подняться, тут надо долго привыкать к телу, я держусь из последних сил - выпусти меня обратно.
- Ладно, все как обычно, расслабься и отпусти его сам.


        Я попытался расслабиться, но все тело дрожало мелкой дрожью, я не мог сосредоточиться, голова звенела медным колоколом и аккордеонными переливами, дикими взвизгами и матерными словами. И, вдруг, я увидел чистое пронзительное голубое небо и почувствовал запах степи. Я лежал на сене в телеге, а телега медленно плыла. Я расслабился и оттолкнулся вверх к небу и все исчезло. Я ощутил такое дикое блаженство, что даже застонал.
- Ты че стонешь? Болит что то? - я почувствовал толчок в бок и услышал голос жены.
- Нет, сон дурацкий приснился, спи, - я открыл глаза. Часы ярко освещали комнату, мою комнату, - бред какой то, приснится же такое, водички пивнуть надо.
Я прошел на кухню, огляделся.
- Домовенок, - позвал я, скорее проверяюще.
- Ну, что? Получилось? - два больших красных глаза домовенка уставились мне в упор.
Я вздрогнул от неожиданности:
- А мне показалось, что все это приснилось.
- Видишь? Лена тебя позвала и ты сразу же откликнулся.
Меня вдруг передернула нервная дрожь от воспоминания тела Пахомыча.
- Знаешь, я, пожалуй, приму душ, до того все это было омерзительно. Теперь такое ощущение, будто пьяный Пахомыч был во мне. Так и тянет стошнить, а в голове до сих пор мат трехэтажный стоит.
- Пожалуйста, пожалуйста.
- Только не подглядывай за мной.
- Я никогда не подглядываю, только смотрю.
- И на всех смотришь?


        - Как когда. Я сравниваю тело Эльзы с седьмого этажа с другими женщинами и делаю вывод, что многие запускают себя. Ее тело для меня идеал человеческого пропорционального тела. И когда вижу шевелящуюся массу Матвеевны в ванне с четвертого этажа, хочется взять ее большими руками и выдавить излишки, подогнав в размер Эльзы. Кстати, обрати внимание на свою печень, она у тебя увеличена.
- Ты и внутренности наши видишь?
- Ничего удивительного, если я смотрю через все.
- Так ты и болезни наши можешь увидеть как рентген?
- А что толку? Сказать то я все равно не могу, разве что ты теперь можешь намекнуть, да ты теперь и сам все можешь увидеть. Убедился ведь? Так как? Идем, на портрет девочки глянем, пока душа ее спокойна?
- Погоди, сначала прилягу.
- Ложись и за мной. Предупреждаю, если ее душа обратит на тебя внимание, не разговаривай с ней, сразу уходи, но не домой, а куда-нибудь на улицу, а потом домой, чтобы она за тобой не увязалась, она от портрета далеко не уходит.


        Мы поплыли через этажи на пятый. Почти все уже спали. В комнате у девочки было тихо, мы подплыли к кровати к портрету. Личико было превосходно, правильные черты лица озаряла бесхитростная детская улыбка. Глаза девочки излучали тепло, портрет жил своей жизнью.
- Ты кто? - вдруг прошипело рядом.
Я резко дернулся вверх от испуга и вмиг оказался выше крыши дома. Открылась великолепная панорама ночного города. Я стал подниматься еще выше и вдали показались огни еще двух ближайших городов и далее:
- О, боже.
 В чистом безоблачном пространстве космоса заискрились созвездия "Кассиопеи", "Персея", ковшик "Большой медведицы".
- Ух - ху! - попытался я изобразить крик моего сына, увидев с огромной высоты Землю, - вот ты какая.
- Какая! Ты где опять? - голос жены прервал восторг.
- В космосе, - ответил я, переворачиваясь на бок.
- То сон тебе страшный снится, то по кухне шляешься, сам с собой разговариваешь, теперь космос. Чего не спишь?
- Погода портится, дождь, наверное, будет.
- М-м-м, хорошо, хоть выспимся, - промурлыкала жена.
И мне, наконец, приснился настоящий сон. Два огромных красных глаза в упор смотрели на меня.


        Утром я проснулся от яркого солнечного света.
- Ну вот, а говорил дождь будет с утра.
Я посмотрел на часы, было половина одиннадцатого.
- Лен, а ты че не будишь? Солнце вон во всю резвится, на огород ехать надо.
- Так оно только минут десять как вышло, на другой стороне дома еще дождь моросит.
- Понятно, лежим пока.
- Лежи, лежи. Всю ночь куролесил, даже в космосе побывал. Я из-за тебя плохо спала. Сейчас вот тоже лягу, будет тебе сегодня огород.
- Ложись, - я повернулся на бок и уперся взглядом в красные глазищи домовенка.
- Ты так вчера быстро исчез. Как тебе рисунок Настены?
- Бесподобно. У нее глаза живые, поэтому душа и не уходит оттуда, покоя им не дает. Ей же кажется, что Настена здесь. Надо отцу сказать, чтобы портрет из квартиры вынес и оставил где-нибудь на время.
- Надо на кладбище в могиле Настены закопать, через сорок дней душа ее уйдет.
- Почему именно на кладбище?
- Душа всегда присутствует при погребении тела, а потом, когда не может его найти, уходит. Так и здесь.
- И как об этом сказать родителям Настены?
- Вот и придумай, что сказать. Найди того художника, который портрет рисовал, пусть попросит на время портрет, чтобы какую-нибудь свою картину закончить. Так более-менее правдоподобно. Пусть порасспросит про девочку, узнает про все и подскажет, что надо сделать с портретом.
- И как найти этого художника?
- Это уже тебе думать. Среди местных художников поискать надо.
- Понятное дело, что среди художников. А где эти художники обитают? Разве что интернет расспросить, может подскажет места их обитания.

        Глава 2.

        В воскресенье вечером я направился в кафе, где по слухам интернета собирались местные художники. При моем появлении на меня многие обратили внимание. Похоже, здесь все были знакомы друг с другом.  Все столики были заняты, поэтому пришлось довольствоваться еще незанятым стулом у стойки бара.
- Не на свое место сел, любезный, - сказал подошедший бармен, - и вряд ли какой столик освободится в ближайшие три часа.
- Что ж, это к лучшему, - сказал я, - значит вся художественная элита здесь.
- Вся, не вся, но почти все здесь. Ищешь кого?
- Для начала коктейль свой фирменный плесни, чтоб не скучно было общаться, пока хозяин стула где то бродит. Портрет жены хочу заказать карандашный. Чтоб как живая была.
- Что, одной живой дома не хватает? - кто то толкнул меня сбоку, - погрел место, освобождай.
- Пожалуйста, пожалуйста, - я уступил место завсегдатаю, - нет, давно мечтаю иметь такой живой карандашный рисунок. Слышал краем уха, что кто то из ваших девочку на празднике нарисовал, народ изумлялся - как живая.


        - Хм, есть такой бродяга. Но что то давненько я его не видел, говорят, в творческом запое. Зациклился на портрете женщины в полный рост, обнаженной, с яблоком в руке. Ну, прям Ева перед искушением.
- А как его найти?
- Ха, его лучше не трогать, в творческом порыве может запросто с лестницы спустить. Здесь он неподалеку обитает, в "Изумруде". Дом так называется, этаж не скажу. Сам был навеселе, когда раз только был у него.
- Спасибо, теперь найду.


        "Зеленый дом", как я его называл, был совсем рядом с моим. Так что, если домовенок поможет опять покинуть телеса, смогу поискать чудо-художника. Вообще, я сам люблю картины с фотографической точностью. Если изображена береза, то значит должна быть береза, если пшеничное поле, то чтоб не топором Ван Гоговским рубленное, а чтоб как у Шишкина, каждый колосок прорисован. И чтобы лицо человеческое излучало свет и все в нем было пропорционально. Вечером специально постелил себе в зале на диване, чтобы жену не беспокоить. Допоздна смотрел по телевизору свои каналы и жена пораньше пошла спать. Выждал еще полчасика и сам лег спать.
- Домовенок, отзовись.
- Тут я, тут. Ну что, узнал что-нибудь про художника?
- Здесь он неподалеку живет. Помоги мне с телом расстаться.
- Ну, так, расслабляйся до последней клеточки и выходи.
- Когда ты рядом у меня лучше получается. У-ф-ф, расслабляюсь.
Опять легкость и опять радость нового обретения.
- Поплыли на крышу, оттуда дом художника хорошо будет виден.
- Поплыли через Пахомыча, он опять сегодня пьян в стельку. Жена его чуть не убила за твою рвоту. За одним оценишь Эльзу, она как раз в ванной.


        Тело Пахомыча навзничь лежало на диване на клеенке, рядом стоял тазик.
- Что, опять будем пытаться его поднять в туалет?
- Мне интересно все таки, сможешь ли ты полноценно управлять чужим телом, тем более что помех со стороны его души нет?
- В чем интерес?
- Хоть какое то разнообразие, ночь быстрее проходит. Ночью все спят, скучно.
- Зато спокойно, где твоя Эльза?
- Чуть левее, на седьмом. Вот и она, уже расчесывается. Любит стоять подолгу перед зеркалом и себя рассматривать.
- Да, великолепная банная красота, - воскликнул я, - стройный гибкий стан еще не тронутый целлюлитом. Хорошие пропорции. Бедра, грудь в меру, ну и, конечно же, бела. Личико без макияжа, просто прелесть ангельская. Поплыли дальше, а то проснусь и не полетаю больше. Волнительно для меня такое созерцание, как-нибудь специально наведаюсь. Художнику бы этому такое тело для вдохновения, любую Еву бы нарисовал без творческих мук. Вот и крыша, аж трясет всего от увиденного. А ты что, как воспринимаешь красоту женскую?
- Просто, без волнения, но часто смотрю на нее.
- Вот ведь. Сидишь, что-нибудь делаешь, ешь, спишь, любовью занимаешься с женой, а в этот момент кто то потусторонний пялится на тебя в упор, да еще не один и все без интереса. Но вот как раз у душ человеческих неприкаянных интерес то как раз и есть и очень живой, и может даже алчный. Ну, да ладно. Я художника попробую найти, а ты к Эльзе? Пока не оделась.


        Я выплыл на крышу и полетел к "Изумруду". Дом почти весь спал, я стал осматривать только светящиеся окна и почти сразу наткнулся на художника. Вся его большая студия была буквально завалена картинами, эскизами, рисунками и на многих из них было изображено лицо Настены. Но только лицо было узнаваемое, не живое. Посередине стоял большой мольберт с холстом, на котором была изображена в рост обнаженная молодая девушка. С ее плеча сползала прозрачная накидка, грудь была полуоткрыта. В левой, чуть вытянутой вперед, руке, она держала надкушенное яблоко, правой, у плеча, она пыталась сдержать сползающую накидку. Она стояла чуть вполоборота и на меня смотрела с чуть заметной улыбкой повзрослевшая Настена. Но это была картина, просто картина. Голова, шея, руки, туловище были прописаны идеально. Даже накидка струилась как настоящая ткань. Но взгляд, глаза Настены были немы. Сам художник сидел за столом и сосредоточенно рисовал лицо, глаза. Весь стол был завален этими пустыми глазами. "Так вот она какая - его Ева", - мелькнуло у меня. "Он забыл ее глаза, он не может вспомнить глаза Настены". Художник ожесточенно смахнул со стола все рисунки, встал чуть покачиваясь, подошел к шкафу, открыл его и замер. Это был бар, солидный бар. Десятка два разномастных бутылок хороших горячительных напитков искушали воспаленный мозг. Он взял бутылку "Виски", налил в стакан, отхлебнул, сморщился, захлопнул дверцу бара и со стаканом снова уселся за свой рабочий стол. Сделал еще глоток и посмотрел на стоящую картину. Встал, подошел к ней и долго смотрел ей в глаза.


       - Ты думаешь, ее детские глаза тебе больше подойдут? Но тебе же восемнадцать. И яблоко надкушено не для еды, а для мироздания человеческого. Ты все смеешься надо мной. Смейся, смейся. Тебе можно, а им нельзя! - последнее он почти выкрикнул, - мне бы еще хоть вполглаза глянуть на ту девочку и ты бы перестала надо мной смеяться. Ты бы обрекла живой облик праматери.
Я вылетел в общий коридор квартир, запомнил номер и через мгновение был в себе. Встал, записал на листочке номер квартиры художника и лег, закрыл глаза. Мне снилась Ева с лицом Эльзы, укоряющие глаза Настены и домовенок в образе художника, жена с глазами жены и ее голос:
- Мы сегодня едем на огород? Нам к маме пораньше надо придти, банный день сегодня.
- Ага, обязательно, только поспим сначала.
- Какое поспим, десятый час уже. Я уже все собрала в дорогу, вставай уже. Смотришь че ни попадя допоздна, потом дрыхнешь.
- Ага, Эльзу в душе видел. Симпатичная.
- Какую такую Эльзу? По телику что ли.
- Ага, по телику, - открыл я глаза, - но как живая.


        Вечером, уже после огорода мы заехали к теще. Теще минул уже восемьдесят четвертый год, жила она одна, недалеко от нас. Глаза видели уже плохо, и недавний микроинсульт добавил хлопот. Банный день по воскресеньям для нее был как праздник. Пока жена готовила ванну, я показывал ей по телефону свежие фотографии наших цветов и внука.
- Смотри, растет мальчишечка, - как обычно, она всплеснула руками, - два месяца назад еще не такой был. Покажи еще, как он по лужам бегает, нравится мне это видео.


        Я нашел ей этот сюжет, включил. Мой внук, ему еще только три года, пробежал по одной маленькой луже на дороге у их огорода, потом по следующей, остановился, пробежал дальше по другой, развернулся, опять пробежал по луже, остановился, сказал:"Папа" и пробежал по следующей, дальше и голос его мамы за кадром: "Я маме не покажу пока, а то ругаться будет. Позже когда-нибудь". Прабабушка, теща моя, рассмеялась:
- Он бегает, а я руки наготове держу, чтоб подхватить если что.
- Я сам частенько просматриваю этот сюжет. Мои дети так не бегали по лужам, а вот видишь, своему сыну дали волю.
- Ванна готова, - пропела моя жена.


       Теща пошла мыться, я встал и подошел к окну. Под окном березы уже сменили свой наряд на осенний вальс. Длинные ветви плавно раскачивались по ветру.
- Опять осень. Хорошо, снова зимние каникулы, отдохнем от грядок и травы.
Я повернулся, чтобы снова сесть на диванчик и взгляд мой уперся в чемодан с аккордеоном. На нем училась и играла моя жена, потом сын играл довольно неплохо по памяти сразу несколько пьес. Я пытался разучить хоть одну мелодию, но памяти не хватало, чтобы запомнить очередность клавиш. Поднял чемодан на стул, открыл. Ему уже больше сорока лет, меха чуть прохудились. Взял на руки, одел ремни и попытался вспомнить хоть кусочек пьесы, которую играл. Но тщетно.
- Слух есть, а памяти нет. А ведь такой прекрасный инструмент простаивает.


        Я провел рукой по клавишам и: "О, боже". Вальс "На сопках Маньчжурии" сам собой закружился в комнате. В меня хлынуло мое детство в Подмосковье, терновник и соседский Валька, которого я уговаривал с помощью ягод терновника в который раз сыграть этот вальс на баяне. Вальс кружился, переливался сам собой, по щекам текли слезы радости и недоумения, а я не мог остановиться, все играл и играл сам свой любимый вальс.
- Это ты как? - передо мной стояла жена, - ты же не умеешь играть.
- Не знаю, само собой как то получилось, - промямлил я, остывая от нахлынувшего волнения.
- А еще что-нибудь сможешь? "Дунайские волны", например. Я играла.
Я тронул клавиши и вальс "Дунайские волны" заполнил комнату до краев. Теща, с перевязанной полотенцем головой, в банном халате вошла в комнату и с изумлением уставилась на меня. Жена с удивленными глазами села на стул. А я не играл, я жил этой музыкой. Она словно несла и качала меня и я покачивался играя. Есть в этом моменте что то завораживающее, когда играешь сам, излучаешь музыку и музыка всецело захватывает тебя своими ритмами. Я доиграл последний аккорд и замер.
- Он сам играет, устал стоять уж тридцать лет и заиграл.
- Класс, - выдохнула жена, - я так не играла и Леха так не играл. Это что то волшебное. Берем с собой аккордеон, теперь будешь дома при гостях играть. И все таки, чтобы так играть, лет пять учиться надо, а ты его последний раз в руках держал года три назад, когда маму сюда перевозили, и то, когда с машины сюда заносил.
- Я сам ничего не понимаю, мистика какая то. По ночам где то летаю во сне, вижу обнаженных красавиц наяву и на холсте.
- Вот, вот. Чокнешься со своими тележками на работе, в профилакторий попросись, таблетки попринимаешь, поколешься, массажик там, глядишь и вернешься в русло.
- А как же музыка? Я теперь без нее никуда. Это такое соитие души и музыки, что все входит в резонанс и не хочется останавливаться. Не-ет, никаких профилакториев, на корню таблетками вытравят гармонию. Вот сейчас я согласен забрать аккордеон домой, он теперь долгими зимними вечерами будет согревать мне душу.
- Ничего не понимаю, - покачала жена головой, - не играл, не играл, и тут раз и заиграл.


        Дома, после разгрузки машины от огородной утвари и овощей, непродолжительного ужина, я пошел в свою комнату и с благоговением взял в руки аккордеон.
- Давай "На сопках Маньчжурии", - и пальчики уверенно забегали по клавишам, вновь окружив меня подмосковным детством и трепетом. Я не смахивал слез, катившихся по щекам, а вспоминал нашу деревенскую улицу, пацанов, катающихся на великах и свою любимую рыбалку на торфяных озерах. Жена застыла в дверях с удивленной улыбкой на губах, младшенький сын навис сзади над ней, а я играл и играл, разворачивая страницы воспоминаний моей книги жизни.
Неожиданно раздался дверной звонок. Я поднял глаза на сына:
- Глянь, кто там на мою музыку приблудился?
Сын пошел открывать:
- Это, похоже, к тебе. Музыканта спрашивают.


        Я с сожалением отложил аккордеон и вышел в прихожую, на лестничной площадке мялся старик.
- Здравствуйте, вот мимо проходил, услышал до боли знакомый вальс. Я такой же играю, когда душа горит. Александр Пахомыч я, сосед над вами, на третьем.
- Доброго здоровия, сосед, - я напружинился, - проходите, раз заглянули. Тоже играете?
- Благодарствуйте за приглашение. Да, тоже играю и тоже на аккордеоне.
- Прошу на кухню, отметим знакомство и музыкальное братство.
Жена лицом недвусмысленно дала понять, что не настроена на кухонное знакомство. Я ей подмигнул и сказал:
- Дорогая, уважь, пожалуйста, нас музыкантов. Сейчас мы маленький концерт устроим, но под хорошую закуску и вспомогательный напиток. Водка устроит, Александр Пахомыч.
- Что за вопрос? - он картинно изогнул плечи, - сначала "Дунайские волны" взвихрим, а потом душеньку приголубим. Давай аккордеон, Пахомыч класс будет показывать.
- Сынуля, давай инструмент и камеру за одним. Снимешь нас тут за мастер-классом.


        Пахомыч взял на руки мой аккордеон.
- Тоже старенький, но еще вид есть. У меня весь потрепанный, вдоль и поперек переклеенный, но пыхтит еще. Эх, родимый, давай поволнуемся на Дунае.
Волны вальса наполнили кухню, перелились  дальше вширь и, кажется, заполнили весь дом, выплеснулись на улицу. Как он играл? Я сам закружил в вихре вальса, тело мое приподнялось на стуле и я качался, качался, пока последняя волна не улеглась на моей груди.
  - Пахомыч, ты просто мастер. Так играть, аж до самой души пробирает. Давай за тебя.
- Постой, теперь ты взъерошь сопки. Я слышал за дверью, у тебя тоже ладно получается.
- Давай, родимая, любимый вальс.
И уже другой вальс взволновал весь дом и закружился на улице. Не одно сердце екнуло у прохожих. Пахомыч пристально смотрел на меня и внимательно слушал. И когда я доиграл последнюю композицию, спросил.
- Сдается мне, что ты подслушивал под моей дверью, когда я играю. Уж очень похожи переходы между композициями, таких нет ни у кого.
- Да, слышал пару раз твою игру, когда был там на третьем, у соседа твоего, - я лихорадочно сочинял свое алиби, - раньше я играл как по классике, но когда попробовал по-твоему, уже не смог отказаться от твоего варианта. Очень запоминающийся, и, кажется, лучше его нет.
- А-а-а, тебе тоже нравится. Ладно, дарю. Вот теперь выпьем за музыкантов, за хороших музыкантов. Правда, после рюмки я уже не музыкант, хмель все начисто отбирает: и руки, и память, и тело. Ну, будь.


        Мы выпили.
- Хорошо сидим, - еще твердым голосом сказал Пахомыч.
Вдруг раздался звонок в дверь.
- Еще один музыкант на огонек бредет, - хихикнул он.
Я услышал, как с порога женский голос спросил:
- Похоже, мой к вам приблудился, инструмент нашел и вальсы закатывает, - на пороге кухни показалась крепкая старуха, - ну, конечно, теперь душу свою ублажает, водку жрет. Вы меня извините, пожалуйста, но вам не следует пускать его к себе. Этот алкаш уже всю лестничную площадку тиранит своими микрозаймами, а я потом тыщщи раздаю. Ну, вставай, горе-музыкант. Такой музыкант был, заслуженный артист Поволжья, а все через эту водку проклятущую растерял.
- Манюня, - Пахомыч раскисал на глазах, - вот такой музыкант, - показал он на меня, выставив большой палец в кулаке.
- Давай, Пахомыч. Будь здоров, рад знакомству.
Манюня подхватила обмякшее тело супруга и пошла восвояси.
- И что теперь? Он сюда будет приходить, водку трескать. На порог больше не пущу, - жена взяла себе стопку, - наливай. У меня тоже крыша съезжает от всего этого. Я, конечно, не такой музыкант как вы, но музыкальное образование имею. "Дунайские волны" вы играете соль в соль, одинаково. Как это понимать?
- Пока не знаю, может ночь кое что прояснит.
- Что то ты темнишь, музыкант, - она с прищуром посмотрела на меня.
- Я говорю, утро вечера мудренее. Схожу на работу, вернусь, все уляжется, а там посмотрим. Давай уже на боковую, а то меня тоже уже развозит и от происшедшего и от водки.


        Я лег снова в зале на диване. Жена выключила свет, я открыл глаза и сразу вперился во взгляд домовенка.
- Ну, нашел художника? - в его голосе появились нотки нетерпения.
- Да. Ты знаешь, он в творческом кризисе, никак картину не может закончить, глаза девушки ему не нравятся. А лицо у нее взрослой Настены нашей.
- Вот ведь как, а? Сам создал шедевр и сам же мается от него, - озадачился домовенок.
- А ты, вроде, как переживать стал? Ты же говоришь, что вам, домовым, все по барабану.
- Говори яснее. Какой еще барабан? Ну, бывает иногда, ждешь, как ситуация прояснится. С людьми ведь общаешься. С кем поведешься, того и наберешься. Может ты меня и научишь вашим эмоциям. Есть во мне что то такое, что добавляет мне интереса к жизни нашей общей. Вот и сейчас, с тобой разговариваю, и какая то вибрация во мне возникает.
- Ага, удовольствие, наверное.
- Вот ты меня и научишь вашим ощущениям, как в них разбираться.
- А тебе оно надо? Чтоб вот так вот по ночам не спать с этими ощущениями. Плюнул на все и считай дни до отпуска, а там Италия, море, солнце и свобода на две недели от этих железяк, от Петровичей и Егорычей. Хочу предупредить, все волнительные ощущения сокращают жизнь.
- Нас это не касается. Мы вечные с тех пор как появилось первое пристанище человека.
- Поди ж ты! - вслух изумился я, и уже про себя, - и не устал жить?
- Я не знаю что это такое, живу и живу.
- Ничего, ближе познаешь волнения человеческие, с крыши захочешь спрыгнуть лет через двести. Ты мне вот что проясни, как я научился играть как Пахомыч?
- Что тут прояснять, все яснее ясного. Когда ты в чужую человеческую оболочку проникаешь, то и способности его перенимаешь, память мозга воспринимаешь. Ты же всю жизнь его сразу вмиг пересмотрел и особенно яркие способности принял. Можешь играть как он, но и спиртное теперь тебе в радость. И здесь ты уже сам можешь что то оставить, а от чего то избавиться. Это как привычка: либо развивать, либо избавляться.
- Ты раньше мог мне об этом сказать?
- Ты бы тогда слишком долго думать стал, ты тугодум по природе, я это давно заметил. А тут два события вместе наложились: ты меня заметил и душа Пахомыча тело освободила. Создались все условия для эксперимента.
- Экспериментатор, блин. Я что теперь, алкашом стану?
- Нет, у тебя в этом отношении стойкое неприятие алкоголя. А вот музыку ты любишь и теперь всячески будешь развивать эту новую способность. Аккордеон только купи новый, этот уже пропускает, его не восстановить, старый.
- Хм, успокоил. Давай я посплю, мне сегодня уже на работу.
- Спи.

Глава 3.

На следующий день, возвращаясь домой после работы, на вахте я увидел консьержку, довольно словоохотливую женщину, которая, как она говорила, работала в этом доме со дня его основания.
- Добрый вечер, Елена Аркадьевна. Вы здесь с самого начала, всех и про всех все знаете?
- Ну, конечно. За день тут насидишься, со всеми бабками переговоришь, конечно все знать будешь.
- Тогда может помните, девочка тут жила на пятом этаже, Настеной звали.
- Конечно помню. Ох, и красавица же была. Как ни пройдет, обязательно поздоровается, а улыбнется, так словно солнышко вкруг засветится. Болезненная, правда, была. Но, молодец, виду никогда не подавала. А что, ты вдруг про нее вспомнил?
- Говорят, какой то художник портрет карандашный ее нарисовал. На нем она как живая.
- Да, говорят. Бабушка ее говорила, сама то я не видела. Но, говорит, как две капли Настена. Глаза уж больно выразительны. Говорит, художник этот, всю силу последнюю и забрал, когда рисовал ее.
- Как это так можно? - удивился я.
- Я тоже знаю такие примеры. Который раз художник нарисует портрет, то человек, которого он нарисовал, умирал. Возьми к примеру Марию Лопухину Боровиковского. Через три года после позирования она умерла от чахотки. Не смотри, что я сама бабка, я многое чего знаю.


        - Но еще говорят, что вой у них в квартире часто слышат по ночам.
- Так это душа Настены здесь осталась. В полнолуние она начинает завывать, а Вера, мать Настены, подхватывает. Так соседи рассказывают. Отец Настены кого только не приглашал: и батюшку, и экстрасенсов - никто не может помочь. На время душа успокаивается, но как полнолуние снова этот вой. Сосед их один с площадки даже съехал.
- И что теперь? Мать с ума может сойти.
- Так она и так на смерть похожа, в чем только душа держится. Если б работала, может легче было бы. А то сидит дома целыми днями, никуда не выходит и все время на портрет смотрит, говорит, что Настена ее к себе зовет. Надо портрет Настены в ее могиле похоронить. Душа помечется, помечется как обычно, а потом уйдет восвояси. А здесь она к портрету пристала, мерещится ей, что это Настена. Вот и изводит всех. Надо с отцом Настены поговорить, он еще пока вменяемый, - последнее Елена Аркадьевна произнесла заговорщицким шепотом.
- А что ж не скажете ему?
- Он меня, бабку, не послушает, а вот, например, тебя может послушать. Ты все-таки мужчина, предрассудками женскими не страдаешь. Правда, попробуй. поговори с Николаем. Уж больно жалко на них смотреть, они бы еще смогли ребеночка завести.
Я для видимости недоумения пожал плечами:
- Попробую, про что то подобное я уже читал, может услышат меня.


        Через несколько дней, прогуливаясь вечером после ужина перед домом, я увидел Николая, вышедшего из машины. Молодой симпатичный человек был мрачен.
- Здравствуйте, Николай. Извините, что вмешиваюсь. Я слышал, что у вас дочка умерла недавно и остался портрет очень хорошо написанный.
- И какое вам дело до этого портрета? - хмуро ответил он.
- Не мне. Я знаю того художника, который его нарисовал, он нужен ему.
- Вот как! Покажите мне его, я уничтожу его со всей его студией. Он нам жизнь перечеркнул этим портретом. Из-за него Настена умерла.
- Николай, вы ведь современный человек, как может умереть модель, с которой художник рисует портрет, даже если портрет очень хороший?
- Да, я современный человек и современная эзотерика находит тому объяснение. Он вытянул из Настены последнюю жизненную энергию. И таких случаев множество.
- Тогда почему вы разрешили ее рисовать?
- Меня не было тогда, да и о таких случаях я сам недавно узнал. Например, многие, кто позировали Репину, умерли буквально чрез несколько дней после написания портретов: хирург Пирогов, композитор Мусоргский, Столыпин. Умерли великие после соприкосновения с великим художником. Репин и стал великим, что забирал их великую энергию через полотно.
- Чушь.
- Может быть и чушь, но примеров таких масса. Добавлю сюда художников Серова, Боровиковского - кто позировал им тоже умерли. Для чего нужен портрет моей Настены этому малевателю? У них же хорошая память. Как сказала моя жена после сеанса позирования, он произнес: " Это то, что я так долго искал ".


        - Может быть образ? Они ведь не от мира сего, они всегда над облаками витают, сюда заглядывают для вдохновения и для зарядки.
- Вот, вот для зарядки. Так для чего ему портрет?
- Я видел его работу. Полуобнаженная девушка с яблоком в руке и с лицом взрослой Настены. Так вот, глаза Настены ему никак не удается изобразить.
- Взрослая Настена? Настя? Хотелось бы посмотреть.
- Похоже, он зациклился на ней, вся его студия завалена листами с ее лицом. И потом, говорят, ваша жена часто смотрит на портрет Настены и... Как бы это повежливее сказать?
- Вы хотите сказать, воет.
- Да, но она воет не одна. Там душа Настены осталась, она беспокоит вас.
  - С чего это вы взяли?
  - Николай, вы же продвинутый эзотерик, вы должны теперь понимать, что душе уместно беспокойство, она ищет свое тело после смерти и, не находя его, уходит. А здесь, у вас, она видит живой портрет и осталась, но она не может соединиться со своей оболочкой, хотя она видит ее живое лицо и ничего не понимает, поэтому воет от бессилья.
- То есть, вы хотите сказать, что надо спрятать портрет и душа улетит потом.?
- Не знаю, поможет ли это, спрятать, может похоронить, для них эта ситуация более естественна. Наверху земли душа найдет все, а в земле нет и через сорок дней она обретет покой и покинет вас. А вы потом можете выкопать портрет и обратно принести домой. Но это будет вашей каждодневной болью. Вам и вашей жене надо смириться со смертью Настены. Вы еще молоды, вы еще можете заиметь детей.


        Николай надолго замолчал. Закурил. Зажег другую.
- Я не могу назвать ни одной причины, почему вы можете быть не правы. Скорее всего надо просто принять эту ситуацию. Я хочу посмотреть на нашу взрослую Настену. Это даже стало интересно. Он оказывается сам страдает из за нее. Это несколько меняет положение. Я попробую сказать об этом моей жене. О том, что она может увидеть нашу взрослую дочь. Вы подождете? Если не получится, я выйду один.
- Да, конечно.
Вечер полностью завладел городом. Меньше стало машин, люди вернулись в свои дома, в окнах зажегся свет. Стало тише. Это как раз тот момент, когда необходимо осмыслить прожитый день, обдумать свои поступки, сделать некоторые выводы, поразмышлять. Но люди включают телевизоры, компьютеры, телефоны и начинается другая подневольная информационная жизнь, когда нет времени на полноценный отдых. Люди выгорают на работе и продолжают гореть в соцсетях. О своей душе подумать некогда, не то что приласкать своего ближнего.


        Николай с женой вышли неожиданно довольно быстро.
- Показывайте, - глухо произнесла его жена.
- Здесь недалеко и честно говоря, я не договаривался с ним о встрече.
- Идемте, - приказала она. 
Мы втроем направились к "Изумруду". Нажимая кнопку вызова квартиры художника, я даже не мог представить, что я ему скажу в этот момент. Вызывной звонок долго противно верещал, пока, наконец, не послышалось:
- Кто?
- Портрет девочки, который вы рисовали недавно, хотите посмотреть? - вырвалось у меня.
- Входите, - резко отозвался голос.

        Мы вошли в ворота территории, опоясывающей дом и я позвонил в домофон подъезда, замок сразу открылся. Поднялись на лифте последний этаж, дверь квартиры художника была открыта и он сам стоял в нетерпеливом ожидании.
- Я так надеялся, что это будете именно вы. Здравствуйте. Проходите. У меня, правда, творческий беспорядок. Что вас привело ко мне?
- Здравствуйте, - первой начала Вера, - вы рисовали портрет нашей дочери.
- Да, я помню. Но к сожалению, тогда, в порыве радости я упустил самое главное, ее глаза.
Она осмотрела комнату, увидела посередине укрытый накидкой мольберт и спросила:
- Говорят, вы нарисовали уже взрослую мою дочь. Это она?
Художник хмуро посмотрел на нее.
- Не совсем. Она мне пока не поддается.
Вера подошла к картине и резко сдернула покрывало, отошла подальше.
- Похожа, но не уверена, что она могла быть такой. Нет взгляда.
- Вы сказали, что принесли портрет своей дочери, - спросил художник.


        Николай развернул принесенную папку и показал ему.
Художник с благоговением взял в руки портрет и поднес к изображению головы на картине.
- Ну, конечно, ты была права. Это то, что тебе нужно, а я все время пытался тебя сделать взрослой. Вы оставите мне его на время?
- Здесь другая ситуация, - сказала Вера, - наша дочь умерла. И... - она умолкла, увидев неожиданную реакцию художника.
Он мгновенно сделался как полотно, глаза его расширились, он буквально вперился взглядом в жену Николая.
- Этого не может быть. - глухо проговорил он, - этого не должно было произойти. Я так хотел показать ей ее саму, как праматерь человеческую. Я не успел. Так много потерял времени на глаза.
Он сник, плечи его опустились.
- Дело в том, что душа ее не успокоилась, она терзает нас из-за этого очень живого портрета, его надо похоронить в могиле Настены.
- Я понял, - тихо проговорил художник, - оставьте мне его всего лишь на одну ночь, а завтра я вместе с вами поеду на кладбище. Я хочу знать где она лежит.


        На следующий день Николай с Верой пришли к художнику. Тот был заметно весел и приветлив.
- Получилось, все замечательно получилось.
Он подошел к прикрытому холсту, обернулся:
- Готовы? - и сдернул покрывало.
- Доченька, - простонала Вера и рухнула на пол.
Николай с художником бросились поднимать ее, усадили на стул.
- Вера, очнись, Вера, - тряс ее за плечо Николай.
Она открыла глаза, посмотрела на картину.
- Теперь это она, - с трудом произнесла Вера, - Как же это? Моя большая Настенька.
- Я могу подправить ваш портрет, - сказал художник, - он не будет жить.
- Нет, не надо, - сказала Вера, - оставьте его себе. Я буду знать, что она где то живая и мне будет спокойнее. У нас много ее фотографий, нам хватит. Правда, Николай?
 
Глава 4.

Я остановился перед широкой лестницей. У первой ступени отвалился кусочек камня. Самого кусочка нигде не было, может быть скол произошел давно. Я посмотрел на большой дом. У дверей стояли швейцары и пристально смотрели на меня.
- Бенсон, здесь у ступеньки откололся кусок. Не помнишь когда?
- Нет, ваше высочество. Я здесь уже десять лет, он еще до меня откололся.
- Странно, я заметил только сейчас.
- Вы чем то озабочены, ваше высочество.
- А, - я махнул рукой, - матушка дома?
- Да, ваше высочество. Они только что вернулись с прогулки. Просили не беспокоить их, они устали.


        Я отвернулся, слезы обиды брызнули по щекам. "Этот пройдоха Гарольд опять приставал к моей кузине и просил поцеловать ее в щечку. А она то и делает, что дразнит и его и меня, и вдвоем смеются надо мной. Я убью его. Пусть он и старший брат, но он не смеет смеяться надо мной. Это я принц Леннард младший, наследник графа уэльского Леннарда старшего".  Я взбежал по лестнице наверх, оттолкнул Бенсона, пытавшегося преградить мне дорогу, распахнул двери. Застоявшийся воздух мраморного зала пахнул на меня прохладой. Я бегом пересек его, поднялся по лестнице наверх и толкнул бирюзовые двери комнаты матери. Она стояла посреди нее, обернулась ко мне и я с разбегу ткнулся ей в живот, зарылся в складках ее прогулочного платья, еще пахнущего лесом.


        - Что случилось, ваше высочество? - голос ее был нежен.
- Мама, Гарольд опять преследует кузину, он специально издевается надо мной, прекрасно зная, что я люблю ее и она должна быть моею.
- Ленни, мальчик мой. Люби кузину и люби брата своего не меньше. Это все ваши детские шалости. Он играет с ней, он играет с тобой, но это лишь игра. Ему уготована судьба быть служителем бога, он не может, когда вырастет жениться на кузине, а тебе быть наследником вашего отца, но ты тоже не можешь жениться на ней - она твоя двоюродная сестра, а брак между родственниками не счастлив, уж поверь мне. Да, и прежде чем думать о женитьбе, тебе надо подрасти и войти в курс управления графства. Ты еще очень и очень молод. Когда ты хоть немножечко начнешь разбираться в тонкостях правления, ты поймешь, что не сердцем тебе придется выбирать жену, а разумом. И порой разум подсказывает далеко не радужные перспективы, а лишь практичные. Обрати внимание на дочь нашего соседа, графа Колберта.
- На рыжую толстушку Бетси? - я задохнулся от негодования и поднял лицо на мать.
- Ей всего лишь пять лет, - улыбнулась графиня.
- Эта надутая девчонка ничем не отличается от своих безмозглых кукол, - крикнул я.
- Пока это ей простительно, а через десять лет она будет совершенно другая, и при этом она принцесса. Жениться на ней, значит обрести союзника-соседа. А в нашей ситуации это уже сильный союз трех графств. Я тоже вышла замуж за твоего будущего отца не по собственному желанию. Мой отец долго разговаривал со мной и обучал тонкостям управления. У него не было сына-наследника, поэтому я стала его ученицей. А ты наследник. И тебе продолжать дело моего отца и твоего деда. Сильные мира сего слабы в своих сокровенных желаниях, а порой и вовсе беспомощны, когда речь идет о чувствах. Кстати, кузина ваша тоже уже рассматривается как выгодная партия для брака с принцем Марвином.
- С кем?! - крикнул я.
- Ты чего так орешь? - кто то толкнул меня в бок.


        Я оглянулся, стало темно. Часы показывали половину третьего. Ошеломительная новость взбудоражила меня не на шутку. Я уже понял, что это был сон, но сон очень реалистичный и тревожный. "Кузина уготована Марвину?". Я увидел наяву это напыщенное лицо смазливого подростка, от которого за версту веяло коварством. Он уже почувствовал вкус власти и даже наши слуги раскусили его натуру, когда он иногда со своим отцом заезжал к нам в гости. Я встал, чтобы сориентироваться в пространстве.
- Ты куда?
- В туалет, спи.
Я сходил в туалет, пришел на кухню, попил воды из чайника.
- Домовенок?
- Аюшки.
- Я сейчас был в каком то замке и разговаривал с матерью. Это было так реально, что я и проснулся от негодования, от того что она мне сказала.  Мою кузину хотят выдать замуж за Марвина. Я так его ненавижу, что даже не пускал бы его на порог нашего замка. Что это было?


        - Далеко же тебя занесло. И кто ты там?
- Принц Леннард младший, наследник графа уэльского Леннарда старшего. Бог ты мой! Принц уэльский! Я то понять не мог, почему считалка чисел дня рождения и года привела меня к принцу уэльскому? То есть к тому, кем я был раньше. И теперь этот сон. А может душа моя наведалась в родные пенаты?
- Не иначе, - рассудил домовенок.
- У меня сейчас реальность эта перемешается с реальностью прошлого? Узнать бы, какой там сейчас год? И что теперь? Мне придется вновь переживать ту прошлую жизнь? А если я застряну там?
- Это вполне реально. Многие засыпают во сне, и может от того, что душа вернулась туда, откуда ее насильственно сопроводили.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Она хочет узнать почему погибло ее прежнее тело. Слишком тесное было единение души и тела и связь эту насильственно кто то разорвал. Вот она и хочет это узнать.
- А как же быть с новым телом, в котором она сейчас обитает?
- Это явление кратковременно, тело умирает раньше, чтобы душа смогла доделать прошлое значительное дело. Здесь как раз схожа ситуация с Настеной. Но в твоем случае по-другому. Теперь ты хорошо помнишь похождения твоей души, поэтому тебе и кажется реалистичным сон, как вы называете это явление.
- Что значит сон - это не сон?
- Это твоя прошлая жизнь и некоторые моменты, которые просмотрела твоя душа в информационном поле Земли.
- Стоп, домовенок. Что еще за информационное поле Земли?
- Так в интернете сказано. Никитка с пятого этажа может тебе все на пальцах разложить. Мы с ним давно этим интересуемся. Он смотрит, читает, и я тоже изучаю. Может быть познаю природу свою.

                ноябрь 2019г.