Отнюдь, совсем не по пьесе Бомарше "Безумный день, или женитьба Фигаро".
... И, полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу.
Бомарше говаривал мне: "Слушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти "Женитьбу Фигаро""...
"Моцарт и Сальери"
А.С. Пушкин
Командировки… Командировки… Сколько их было?! Какие только истории не происходили в бесконечных лабиринтах того временного отрезка жизни, когда я, молодой ещё сравнительно специалист, как тогда называлось, "входил" в профессию. Одна из таких поездок запомнилась особенно. Но... всему своё время и понимание сказанного придёт, как приходит, не спросясь, скажем, женщина на корабль, когда её не ждут. Что из этого может получиться, будет ясно из дальнейшего повествования. Хотя, как считать? С одной стороны — неприятность, а с другой — наоборот. Можно много философствовать на эту тему. Тому, кто забыл суть задачи, напомню — Женщина на корабле. К чему это? К несчастью или к удаче?..
Об этом и речь. Но не только...
Моя забывчивость названий некоторых географических мест в этой с начала и до конца невыдуманной истории объясняется бесчисленным их количеством в моей биографии и довольно длительным отрезком времени, прошедшим с того момента, когда в один прекрасный день нам троим были выписаны командировочные удостоверения для работы на спиртзаводе в Западной Украине. Нашей задачей должна была стать подготовка к запуску и запуск вновь смонтированной котельной спиртзавода. На практике всё оказалось иначе, но об этом позднее.
В этой поездке к нашему, к тому времени уже спаянно-споенному коллективу, состоящему из нас двоих: моего шефа — Евгения Ефимовича Михайлова — Жени, и меня, добавили девушку Иру — ту самую роковую женщину, о которой я невнятно пытался намекать раньше, говоря о корабле. Девушка Ира — молодой, вновь испечённый специалист, только что закончившая институт, придавалась нам в качестве бесплатного приложения и, по мнению нашего начальника, — в награду за наше непростое мужское существование на просторах весей и далей в отрыве от цивилизации. Спасибо ему за это...
Девушка Ира оказалась очень миниатюрной, настолько, что, казалось, её можно было бы положить в боковой карман куртки и ещё бы осталось место. В разговоре выяснилось, что мы с ней закончили один и тот же институт. Мало того, наши мамы работали там же. Ира была несколько моложе меня. Современная, модная, разбитная девица. В то время я ещё тоже носил клеймо "молодого специалиста", но уже далеко не зелёного. Для Иры же это был первый "выход в люди". Наша с Ирой "первобытность" с лихвой компенсировалась высоким профессионализмом Жени и его жизненным опытом.
Вылет нашего самолёта должен был состояться рано утром из второго по значению после Борисполя киевского аэропорта Жуляны, обслуживающего внутриукраинские рейсы. Маленький самолёт типа "кукурузник" по всем показателям был готов вознести под облака нашу троицу и доставить к месту назначения. Предъявив билеты, мы втиснулись в наши пассажирские кресла и расслабились. А экипаж включением стартёра стал раскручивать винты самолёта.
Настроение у меня тогда было хорошее, впрочем, как и всегда, и я стал "задирать" рядом сидящего молчаливого пассажира своей ненавязчивой невинной болтовнёй. Слово за слово, мол, летим в Тернополь, а там, мол, тепло, там яблоки и так далее. Сосед всё слушал меня, но при упоминании Тернополя возразил, мол, не в Тернополь летим, а в Ровно. Спорим? — отвечаю я с вызовом. А сам для очистки совести к проводнице с вопросом, — Куда самолёт? Мол, откуда дровишки? Она меня смерила ласково уничтожающим взглядом и так мне, как больному, отвечает, — В Ровно, батенька, в Ровно. Я вскинулся и уже кричу, — В какое такое Ровно? За что это нам? Нам надо в Тернополь! Стюардесса, да будет ей всегда чем перекусить, оглядывается на иллюминатор и увидев там что-то, указывает пальцем по направлению стоящего невдалеке самолёта, — Вот тот самолёт летит в Тернополь!
Наша троица подхватилась, сумки в руки и ломимся в закрытую выходную дверь. Командир, оценив обстановку, проявил человеколюбие, да будет ему в жизни чем заняться. Остановил винты, так как с вращающимися винтами нам не было разрешено покидать самолёт, и выпустил нас на бетонку взлётной полосы.
Бегом метров сто до нашего самолёта. А самолёт, тот, который в Тернополь, тоже не стоит без дела — тоже вращает винты, готовится к взлёту. Мы загородили ему дорогу, машем руками. Смотрим, винты останавливаются и, наконец, замирают. Открывается дверь и выбрасывается трап, приглашая на посадку. Со словами благодарности мы во второй раз, теперь уже по праву, занимаем места в салоне тернопольского самолёта-близнеца. Летим. Благодарим судьбу и проклинаем случай Летим. Думаем, что хорошо, что всё так закончилось. Наивно, надо отметить, думаем. Преждевременно, надо сказать. Всё ещё только начиналось, но об этом мы пока не знаем. Одним словом, — "женщина на корабле" и так далее.
Прилетели, осмотрелись: всё, как и везде в периферийных городках. Отстояли очередь на автовокзале и взяли билеты до того места, где нам суждено было "бросить якорь" на период командировки — посёлка Глухово. Путь на автобусе предстоял не близкий. Едем, скучаем, смотрим в окно. Виды за окном хотя и живописные, но не экзотические — украинские дорожные ландшафты. Да и время — поздняя осень, начало зимы. Много серого цвета и грязно-белого снежка по обочинам дороги. Не на чём остановить взор. Так, где-то после двух часов дороги я, снедаемый монотонностью поездки и подталкиваемый свойственной мне общительностью, о которой я уже поведал, стал разговаривать с пассажирами автобуса. О том, о сём говорим. В основном — о сём. Как-то сам собой всплыл вопрос о месте нашего назначения — посёлке Глухово. Правильно, это я опять и в который раз о той самой женщине, которая на корабле... Как только я поделился своей радостью от предстоящей встречи с пылко воображаемым в моих мечтах посёлком Глухово, тут же получил то, что заслуживал в качестве компенсации за свою излишнюю общительность — нокаутирующий удар в место расположения своего любопытства. Удар ощутимый, который подтвердил неизбежность наказания, в данном случае, за то, чего не совершал. Автобус шёл в Жмаково, а Глухово располагалось совсем в другой стороне. И не просто в другой, а даже в противоположной. На той же широте, но на другом меридиане. А это в нашем положении было всё равно, что на другой планете.
Сообщаю "приятную" новость моим спутникам. Сами понимаете, словарь русского языка С.И. Ожегова, включающий в себя аж пятьдесят семь тысяч слов, почему-то пропустил несколько слов из тех, которые произнёс Женя в его витиеватом флотском комментарии по этому поводу. А он в прошлой своей жизни был именно оттуда — с флота, и владел инструментом соответствующего общения в совершенстве. Можете даже не сомневаться.
В данном случае останавливать винты, как в случае с самолётом, было не надо — хоть с этим было проще. Довёз нас водитель автобуса до ближайшей промежуточной остановки, где и высадил. Кто-то в автобусном окне, глядя на нас через грязное стекло и жестом обращаясь к нам, приставил палец к виску. Не застрелиться же он хотел в самом деле? А что же тогда? А может, он усомнился в том, что у нас все дома? Непонятно. А я понял — ведь он об этом просто не знал.
Автобус, который шёл в противоположном направлении обратно в Тернополь, мы ждали довольно долго. Было о чём поговорить. Я думаю, Ира уже начинала вникать во все тяготы командировочной жизни. По крайней мере, она переносила их стойко. Ни нытьём, ни жалобами, она не выказывала своего разочарования свалившейся на нас чередой неприятностей — стойкая девушка оказалась. Хотя и на корабле...
Два часа обратно в Тернополь. А затем — выяснение отношений с кассиром в окошке той же автобусной станции, где мы брали до этого билеты; многочасовая дорога до Глухово; и, наконец, это всё же произошло — кое-как затемно мы доехали до спиртзавода в Глухово. Было с чего напиться! Тем более, на спиртзаводе-то.
Всё остальное пошло по другому сценарию. Не может такое продолжаться вечно. Чередование чёрных и белых полос на жизненном горизонте подчёркивает эту закономерность и утверждает справедливость бытия. И всё-таки — жизнь прекрасна!
Встречал нас как дорогих гостей главный инженер завода. Поскольку был уже поздний час, он нам лишь показал место нашего временного проживания и пригласил завтра на завтрак, не забыв тут же, как говорится, не отходя от кассы, поделиться сосудом, в котором логично угадывался главный продукт, производящийся на заводе. Кстати, практически ежедневно потом он не забывал справляться у нас о наличии в достатке вышеупомянутой жидкости с химическим составом С2H5OH, как будто справлялся о здоровье, а по мере её убывания — восполнял дефицит без промедления.
Полуразрушенный дом, находящийся на капитальном ремонте, представлял довольно убогое зрелище. С трудом нашли там более или менее пригодную для ночлега комнату. Извинившись к тому же за отсутствие отопления, главный инженер удалился. Незатейливый интерьер нашего будущего жилища отличался своей убогостью. Три простые кровати — вот и всё. Рукомойник с холодной, естественно, водой располагался во дворе. Так же, как и уборная типа "до витру".
Наш Михайлов оседлал своего конька — любил Евгений Ефимович выпить. Что он и сделал, не откладывая на потом, в тот же вечер. Как, впрочем, и в остальные вечера. И не только вечера. На завод он практически не ходил и предавался возлияниям, ублажая себя, обнимая подушку и забываясь пьяным сном. Я до сих пор поражаюсь, как в этом человеке могли воедино сочетаться алкоголизм и высокие научные знания, которыми он делился со мной в течение трёх лет моей с ним совместной работы. Я как-то до этого уже был знаком с этим его пристрастием. Не разделял его никак. Ну, разве что по какому-нибудь поводу. Не любил этого дела. Не люблю и по сей день. Хотя, люблю посидеть в хорошей компании и не только излить душу, но и влить в неё немного. Для дезинфекции желудочно-кишечного тракта. Короче, Женя полностью положился на меня из-за своей нетрудоспособности. Однако, я отвлёкся.
Наступила наша первая ночь в недостроенном дырявом одноэтажном домике, который главный инженер серьёзно назвал отелем. Так и поворачивался язык дать "отелю" соответствующее название, воспользовавшись одноимённым романом братьев Стругацких и назвать его отелем "У погибшего альпиниста". Почему? Да потому, что мы чуть не "дали там дуба" от холода, как те литературные инопланетяне в отеле из романа, павшие жертвой разоблачения полицейским инспектором Глебски. Мы обошлись без всего этого. Менее травматично. Так же, как и инспектору, нам не было, куда деваться, кроме того, как перейти к активным действиям. Конечно, главный инженер предупредил нас, о том, что в “отеле” нет отопления, но ведь одним предупреждением не согреешься. Евгению Ефимовичу было легче: подшофе и уксус сладкий. А нам с Ирой каково?! Как оказалось — тоже жить можно. Как? А вот послушайте.
На дворе — хорошо ниже нуля. В нашей небольшой комнатке — почти так же. Темнота вносит ещё больший холодящий эффект. Не спасает даже горячее михайловское дыхание, вырывающееся вместе с богатырским храпом из недр его спящего организма. Слышу: Ира ворочается с боку на бок. Не как уж на сковородке, а совсем наоборот и по другой причине. Ко мне из-за холода сон тоже не поспешает. Слышу тоненький и умоляющий, дрожащий Иринин голосок, — Саша, можно к тебе под одеяло?.. Что-что? Не ослышался ли я? — Давай, — шепчу ей глухо в ответ от перехватившего горло нахлынувшего волнения. Мужская половина человечества меня поймёт. Почему перехватило, то есть. Слышу в темноте шорох отбрасываемого одеяла, быстрые шаги в мою сторону, и вот она уже со мной на пружинной узкой койке, где мне и одному тесновато. А с ней добавились и её наброшенные сверху одеяла, что было не лишним в любом случае.
Времени на раздумывания типа "Что делать?" и "Кто виноват?" у меня было мало. Я даже позавидовал Николаю Гавриловичу Чернышевскому и Александру Ивановичу Герцену, у которых его было тогда достаточно на осмысление этих вопросов. И сейчас не считаю себя большим экспертом женской психологии. А тогда — тем более ничего в этом вопросе не понимал. Мне показалось, что инстинкт самосохранения толкнул бедную Иру в мои объятия бездумно и безрассудно, без учёта моего состояния. И я её пожалел — пригрел, в прямом смысле этого слова. Признаюсь: мне было не просто. В мои тогдашние холостые двадцать пять лет, находясь с молоденькой девушкой, добровольно прыгнувшей ко мне в койку, без предварительно расставленных мною силков, ловушек и других мужских охотничьих ухищрений, я не видел другой альтернативы, кроме той, которая приказывала мне быть с ней настолько близко, насколько это позволяло моё природное либидо. Но будоражило и не давало покоя сознание того, что она — молодой специалист, а это её первая командировка; близость наших матерей по работе; и, в основном, то, что она мне доверилась, и я не вправе воспользоваться этим её доверием. В общем, завязал я своё самолюбие в узел, перекрыл краник фонтанирующего тестостерона и, медитируя, приказал себе притвориться погибшим инопланетянином из упомянутого романа братьев Стругацких. На этом и заснули, согревшись. Она доверчиво привалилась ко мне всем своим детским тельцем, а я, преисполненный высшей миссией, охранял её сон. Да и сам согрелся только от одного того, что она была так близко рядом...
Так и закончился этот день — день полный хлопот, переживаний и заслуженного десерта вознесения над своей низменной страстью пополам с торжеством благородства, в объятиях "женщины на корабле". Воистину, безумный день по Пьеру Огюстену Карону де Бомарше, но без всякой женитьбы за отсутствием соответствующего Фигаро...
На этом можно было бы закончить ту простую историю, но, справедливости ради, позволю себе сказать ещё немного о том же.
Наш вызов на завод был преждевременен, так как монтаж необходимого оборудования котельной не был закончен в полном объеме. Иногда это происходило и в других местах. Как это водится, я составил дефектную ведомость и передал её руководству завода для завершения необходимых монтажных работ. Единственное, что нам удалось сделать в существующих условиях, — это смонтировать с помощью заводчан стенд для испытания мазутных форсунок с целью проверки качества распыления мазута, моделируя этот процесс на водяном стенде.
Остальное время мы проводили, что называется, в "свободном полёте" ничегонеделания. Наш "отель" как-то подремонтировали, подлатали; снабдили нас отопительными нагревателями и даже предоставили Ире отдельную комнату, избавив тем самым меня от ненужных сомнений. Наши неудобства вполне компенсировались той удивительной едой, которой нас кормили бесплатно по распоряжению главного инженера в заводской столовой. Но не в общем зале, а в специальном, отдельном от общего. Соответственно, и еда там была специфическая — ручного приготовления. Запомнилось фирменное блюдо поваров — картошка, фаршированная вкуснейшим мясом. Это было нечто! А к этому вдобавок мой любимый с детства томатный сок и пиво. Но не какое-то там нибудь, а Пиво превосходнейшего качества. Какое-то местное. Да ещё это всё было в неограниченном количестве. Что называется — по щелчку пальцев. Какая-то, в буквальном смысле, сказочная скатерть самобранка. Мы не особенно сопротивлялись и с благодарностью пользовались всеми благами, как тот гоголевский ревизор. Я думаю, было недалеко от истины то, что они нас так или примерно так идентифицировали. А может быть, это входило в обычный набор приёма столичных гостей, какими мы и являлись по сути? Говоря в общем, неизбывное низкопоклонство традиционно и органично вплелось в отношения центра и периферии и что характерно, при отсутствии какого-либо унижения одной из сторон. Это было искренне, добровольно, хотя и сродни, прошу прощения, холопскому желанию умиротворить. Примиренчески, это можно было назвать гостеприимством. Но самое главное было то, что это приносило замечательные чувства удовлетворения обеим сторонам. Одним — чувства комфорта обладания, другим — чувства возможности хоть какого-нибудь прикосновения к небожителям из метрополии. Идеалисты могут упрекнуть меня в излишнем прагматизме этих умозаключений. А я соглашусь и в знак согласия утвержусь в мыслях о вере в добросердечие. Так легче жить, восторженно воспринимая окружающий мир.
Природа вокруг, при ближайшем рассмотрении, была лесистой, с карпатскими холмистыми пейзажами. Нам удавалось бродить в окрестных лесах и однажды, несмотря на холода, мы принесли несколько вёдер грибов-лисичек, из которых нам на кухне приготовили вкуснейшее грибное блюдо, а остальные грибы мы отдали на их усмотрение.
Две недели пролетели почти незаметно. Мы засобирались домой. Главный инженер в своей неизменной манере преподнёс нам с собой на дорожку то, в чём мы и так не нуждались всё время пребывания в его епархии. Это уж как повелось. Я проводил Евгения Ефимовича и Иру, а сам решил заскочить в Кременец и проведать своего брата, который находился там на заводской производственной практике. Когда-то я и сам бывал там с той же целью. Встреча была тёплой. Продукт глуховской выделки оказался кстати, так как там я к тому же встретился со своим бывшим начальником смены, с которым пять лет назад вместе работал сливщиком мазута на мазутонасосной станции сахарного завода. Посидели в общежитии — было что вспомнить.
Так и закончилась ещё одна наша командировка.
P.S. По моим сведениям, девушка Ира вскоре вышла замуж за венгра и уехала к нему на родину. Мы с Женей продолжали работать ещё какое-то время, пока я окончательно не "оперился" и не ушёл в независимое "плавание".
P.S.S. А вкус той фаршированной картошки в масле с грибами и пивом помню до сих пор...