В городе N. жила старушка Галина со своим отцом Мишей, сыном Вовой по кличке Викинг и кошкой Марфой. Старушка по ночам любила рисовать ангелов. У нее был парень по имени Серафим. Она вечно рисовала его, но однажды он ушел от нее навсегда. Рисовала тогда она слонов индийских. Но вот глаза стали уставать, она отложила холст на пол, молчаливо уставилась на себя в зеркало, что висело над роялем. Баха будет играть сыну, когда тот вернется домой с поля, где он выращивает огурцы.
Они у колодца сидят на лавочке.
- Сынок, пойми меня, я хочу тебе добра, чтобы ты женился и завел детишек, - начинает она говорить ему, попивая крепкий кофе, я Пана обожаю до мозга костей, валютой не торговала, всегда верила в Пана. Тут буржуи лишь, капиталисты. Где Будда? Где? Они уничтожили его учение. Боятся, бесы, трепещут от одного его святого имени. А мы даже буддистов к власти не можем протолкнуть. Каменный идол летит на пол.
Сын вернулся с полей, он поедает булочки с маком, чай пьет, ест борщи картошку с мясом, общается с девушками, что дают героям своего тела отведать в палатках. Да, она накормит нищую сельскую братию. Ее сын подъедает в поле, он тракторист, в поле он спит в палатках ночами, ибо у матери нет пенсии на то, чтобы сына прокормить.
Сын нигде не работает. Италия богатая страна, даст еду и ноутбуки сыну, пусть сын женится на итальянской барышне. По новостям ведущий новостей это заявил, мол, мы станем рабами итальянцев, зато у всех будут машины и новые квартиры, визу в Италию все получат, золотой батон под подушкой у каждого будут лежать.
Сын спит в поле, в палатке его друзья чай пьют, трактор гудит рядом, платки красные горят на горизонте, то простые труженики показывают, как надо правильно собирать лук. Вон, облако огромное крем из себя выбрасывает, шоколадные батончики падают с небес на землю, тарелка летающая парит над селом. Черное такое, жуткое лицо у сына ее, ведь он выпил лишнего ночью. Умалишенные черти красят мосты и лестницы в цвета ночи, мол, мы селяне не допустим, чтобы НЛО над нами кружило.
Галина Андреевна спит ночами темными на своем кожаном черном диване, в окно смотрит, когда желает походить по комнате, ей одиноко, грустно, тоскливо, ведь стара она и никому не нужна. Серафим ей снится по ночам, она уже год его не рисовала. Горит на кухне электрическая лампа, люди спят в своих норах, ей тревожно, хочется умереть, чтобы не страдать от болезней. Звезды смеются за окном, им просто тоже не спится, им все время весело, ведь они вечные спутники на небе. Слушает «Кино» и молчит, ей все время кажется, что она молодая, танцует на балу с графом и целует кошечек, лежа на диване.
Женщине снится великий бог Пан, что гладит ее по головке и мило улыбается, а кругом поля цветут, все благоухает, леса до небес, реки молочные повсюду. Памятники кругом Пану стоят, ведь люди его чтят, любят, он добрый и лукавый малыш, который знал, как петь песни в пустоту. Куда не глянешь – везде памятники, а это уже знак того, что люди не зря жили, что трудились на благо своей страны. Ей хорошо так видеть в своих снах Пана, ибо она знает, что католики и протестанты – это отстой, да и либералы чертовы – это лишь пыль.
Ее отец лежит рядом с нею, кряхтит, когда-то воевал с металлистами, строил дома в Париже, слушал инди-рок, пел в нойз группе «Глазами голема». Галя хочет писать роман о своей жизни под названием «Тяжесть суши», но ей уже 180 лет, а потому мечта ее не сбудется, но все равно ей в ночи так приятно порой мечтать о неком романе с мужчиной в форме. Ее мечта жива, сны ее так красочны и фантастичны. Ей хочется быть иной. Ей хочется снова молодости, чтобы спать с мужчинами. Сказочный мир, в котором и волки сыты и овцы целы, а все потому, что колдует баба, колдует дед, колдует серенький медведь. Новые вещи лежат в саду на столах. То коробки с духами и бусами алмазными, такие вот подарки посылает ей французский король каждый год на день рождения. Хотелось бы ей уехать во Францию. Там жизнь! Бодлер и Сартр будут в друзьях у Гали, гниющие трупы и черные розы во снах будет она наблюдать. Такие вот дела ее земные и небесные. Она берет перо и пишет в тетрадке: «Снова сон мой был алым. Словно моя кровь. Я иду по Тверской, меня зовут Аллой. Собирают ведрами морковь. Я колхозница и что? Я всем расскажу. Как молюсь я по утрам, как иду к пруду. Как я там в ступе ячмень толку».
Галя видит сладкие сны, в которых молодежь ломает памятники великому Пану. Утром она вся в слезах просыпается. По телевизору сообщили о ребятах, что БАМ строят. Так и надо! Памятники Пану пусть к черту летят. Ей хочется дать самой себе по зубам, ведь она предала Пана. Она второй год не выходит из дому. Сил нет жить, ей хочется быть ребенком, чтобы спасти мир от греха. Читает Камю и ощущает себя ведьмой. Суп варит из мертвого петуха и кости под дверь соседям бросает. В окно бросает горшок с кашей. Полицию вызывает и говорит, что соседи сошли с ума. Что их надо арестовать. В селе уже не могут местные ее видеть. Она всем ужасно надоела своими капризами.
Мумия по ночам приходит в ее комнату, показывает ей карты Таро, про Египетских жрецов рассказывает. Железные деньки ее прошли на заводе «Дети подземных королей», где делали химическое волокно. Такая старая у нее память, ей кажется, что мир совсем обезумел, что лишь в те дни был порядок и покой, стабильность была, но теперь уже ничего нет, теперь лишь разруха, ибо ей кажется, что она мертва. Ворчит себе и ждет второго пришествия Пана. Мол, он словно Заратустра, вернется, воскреснет, ведь так любит его русский народ, что дальше некуда. Некуда жить, вот и думается в голову.
Она целыми днями смотрит телевизор и проклинает всех, кто не любит Пана, ей кажется, что за окном зима наступила. Сынку жизнь своим вытьем соседка не дает. Порчу насылает на молодежь, что бьет в барабаны во дворе. Паразиты убили Пана. Модернисты – это бесы. Сын ее лишь хихикает, видя свою соседку, которая беззубая и страшная, пытается остановить снос языческих памятников. Теперь она сидит в Киеве в квартире и сходит с ума день за днем.
«Пан нам сказку открыл, он дал нам крылья, мы летим в страну чудес, но тут пришли злые монотеисты и рушат его памятники. Выжила из ума я, наверное, но хоть убей – не пойму я эту молодежь! Пан – это бог и молиться на него нам надо» - вдруг сказал ее отец, сидя на полу на пятом этаже, глядя в потолок. Она молчит. Жует черный хлеб. «Пан наш рулевой, мы все любим Пана, он так сладок и мил, съела бы я его, будь он в шоколаде» - не унимался отец.
Во дворе под гитару пел песни ее внук: «А мы хотим пива и водки, хотим жить иначе, чем жили вы, мы хотим мяса и хлеба, хотим всего мира, чтобы быть счастливыми! Даешь нового Пана! Марс на колени пади! Эй, Пан, выходи на хутор, будем пить самогон. Давай, не шути с нами. Быков тут нет, коров тоже, мы сами по себе, мы батраки, новой земли мы сыны. Не дури, Пан, выходи на вече, народ ждет тебя. Дай им волю».
Галя о жизни своей.
Ее отец, сидя в Сети, пишет своим друзьям, мол, моя соседка баба Нина уже выжила из ума, стоит себе в рваном черном халате во дворике, бессмысленно смотрит на сырые стены, обычное утро в самом обычном доме. Ее хата с краю, я знаю, что она без ума, вы все сошли с ума. Цой прав.
Гале на заводе дали эту жилплощадь. То была великая эпоха для людей науки, но это лишь обманчивая иллюзия. Старуха врать умело здорово и кто был против ее вранья, того уничтожала она с помощью самогона. Каждое утро она варит кофе на кухне, самогон пьет, говорит, что всех мужиков в селе споила им. Вздыхает, мешая ложкой сахар в стакане. Пытается привлечь к себе внимание сыночка, что пришел с очередного поля.
- Будда любит нас, как и вас, а кроме того партия и комсомол – это опиум для народа. Пан – это дыра в голове тех, кому место в аду. Вот там было бесплатно, там никто не умирал, там все любили друг друга платонической любовью. У нас на заводе было пять цехов. В каждом цеху новые люди. В цехах мы ощущали себя как в раю. Громко там шумели моторы, краской пахло до одурения, шили мы всякие костюмы, желали мы родить нового человека. Скучно не было, поверь, у тебя-то такого не было, ты родился после распада атома цезия. Ты попал в капкан, стал панком, нигилизм в тебе кипит и завывает, ты пропил свою молодость, тебе одна дорога теперь – это путь в Бездну. А там, как выходные, то путевка, то концерт, то поездка в Тибет или в Африку. Вот была жизнь! Малина, а не жизнь! Политика нечто сродни астрологии. Эта система хитроумная, что построена на обмане и лжи. Создана она для оправдания всяческих глупостей. Демократии никакой никогда не было и не будет. Политики не существует. Политика – это фантазия, вымысел, форма группового психоза. Желание есть основа всего. Коммунизм и капитализм лишь бессильны перед ним. Не стоит объяснять задним числом, почему произошло то или иное событие. Заводы дымить тогда не могли, ибо мы силой мысли уничтожали все шлаки. Когда шла к ним по узкому мостику, то ощущала, как в груди колотится сердце, звонко поют соловьи, меня в Японию тогда тянула – поехала, ведь мое предприятие было богатым, все мне можно было, я даже в Индии жила годик в монастыре. Громко пела птичка, сидя на моей усталой голове, я жила в пещере, спала на снегу, летала над городами на самолетах. Теперь старость у порога, но я ее убью из ружья, старость не пройдет, как и первая любовь. Теперь больше не о чем мечтать. Да там творится такое! Буржуа ненавидит рай, ведь его рай – это баня с пауками. Мы были, есть и будем коммунистами! Мы работали заводы и фабрики. Пана хочется обнять и поцеловать. А то и за дедуся выйти замуж охота. Плетка-то у меня уже готова! Дам ему по шеям, чтобы все коммунисты в гроб легли. Ведь им только могила и нужна, они же все христиане, но только рай на земле будут строить сами, без боженьки, но я верую в Будду. У меня впереди целая вечность. Спать хочется так, но я пытаюсь не спать, а зачем, если все равно смерти нет. Кроме меня тут никого нет. Я сама тут и царь и бог. Выдумала себе свое прошлое на радость всем обывателям. Какими-то радугами и пирожками закидала я свою нору, где грызу своего отца за то, что он помещиком когда-то был. Ему так умилительно, когда я откусываю булку, стоя на балконе, а после, прожевав кусок, кричу прохожим: «Бог с вами, люди, мы победим, православные, мы победим, Юпитер с нами!». Сынок, знаешь какое вкусное мясо у крабов. В джунглях Вьетнама солдаты пожирали друг друга. Капиталист это кто? Это тот, кто труп буржуя по кусочкам острой пилой резал, кровь сцеживал в баночку и мазал ею свое лицо, чтобы красный цвет доминировал. Мы лучшие люди на свете – кричат они. Сталина-палача однажды вживую увидела на балу у царя, так упала в обморок, он был молодой такой, с усами, осетин. Жаль, ружье дома забыла. Пан – это наше все. Хотелось от него сыночка зачать, но он не смотрел на меня. Я для него лишь простая баба. На твоего отца он тоже не смотрел, ибо тот был инженером, но пил страшно, у себя на даче вино делал. Литрами пил его как проклятый. Эх, какой славный диссидент. Однажды, Викинг, твой отец сказал: «Наш сын будет философом». Да, когда ты родился, он пел тебе песни Pink Floyd, читал Камю, но когда тебе было три года, он увлекся тем, что стал малолетних девиц домой водить. Говорил, что читает им после уроков труды Юнга. Он вроде как проводил их со школы домой, чтобы им было не страшно проходить через лес. Такой вот мощный отец у тебя был, сынок. Ты его мало помнишь. Он тебе все время про силу любви говорил, но ты ничего тогда не понимал. «Главное, Галя, это то, чтобы мой сын буржуем не стал. Без любви я никто. Люби меня, Галя и супы вкусные вари мне постоянно! В огороде картошку сажу, вино сам делаю, мы заживем без Америки тут, вот увидишь» - любил он повторять каждое утро свою дежурную фразу, глядя на тебя, сорванца чумазого. А ты ел каждое утро манную кашу, воздушные шарики надувал, пытался улететь на них в лес, где на полянке твой отец школьниц пивом свежим угощал и обещал им исполнить любое желание, любой каприз. Как-то раз по телевизору показали сериал «Викинги», после этого отец стал называть тебя Викингом, мой милый, ты вот потому-то такой и воинственный. «Истуканы падают в ад, а воины в Вальгаллу» - сказал ты отцу, едва лишь я тебя родила.
Викинг в мехах.
А когда малый подрос, то стал уж очень больно бояться самого себя, ему казалось, что он рано или поздно в Индию уедет так же, как и отец. Индия даст тайну тела и духа на блюдце. Он так же любит школьниц, его отец полюбил как-то в одном сарае восьмиклассницу, а та после все-таки родила, а в роддоме и узнали у нее родители, кто все-таки был отец ребенка. Бабка тут же налетела! Дикость! За что? Он же бунтаря на свет произвести хотел, в селе только и разговоров о твоем отце. Они все не понимали, что это программа партийная такая у него была. Чем больше он им про Ницше расскажет, тем больше правильных людей на земном шарике будет. Да, а потому твой отец и уехал в Индию, но теперь он в Китае живет, работает на фабрике по производству кукол. Там ему квартиру дали новую, но там говно в унитазе лежало. Ему показалось, что с волнением справился в ту пору, а теперь Дао близко, ему легко жить, людей не видит, видит во всем бога. Ох, люди жестокие и несправедливые. Кони и то лучше людей, а собаки как хороши, сынок, собаки – это мое все! Ох, как же Пашу тянет на Восток. Он уже пару лет в Сети переписывается с одной девочкой из Рима. Ей уже сорок пять лет исполнилось, такая вся пузатая и белобрысая, зубы как у лошади, глаза навыкате, похожа на жабу, но ведь шубка-то на ней норковая, каблучки на ней стильные, губы у нее силиконовые, а мозги у нее ватные. Боится до чертиков, что вдруг сделает ей что-то не то, а после его в дурдом отправят. А вроде он тоже все-таки все делал на благо народа, казалось, что революции ему хочется, чтобы все жгли шины на площади, пели песни, ели кашу из общего котла. А сынок-то и вовсе на лешего похож и повадки у него лешего. Вдруг он такой же, как и отец, с таким же страстным и вечным пороком. Моралисты в Сетях будут обсуждать его миллионы раз, но Викинг именно поэтому частенько думал о суициде. Страшно ведь жить так, когда сам не знаешь чего от себя и ожидать. Страшно, когда у тебя дома завелся кентавр. Эх, нанять бы сейчас рикшу, да покатить к синему морю, где волны бьются о скалы в приступе черной меланхолии. У моря будет лодка, на которой мы все уплывем навстречу чудесам, что ждут нас всех с распростертыми объятиями.
- Слушай, вот я сижу на этих полях, собираю лук, - стал рассказывать Викинг случайному товарищу, закурив сигарету, - я без бронежилета и маски, а зачем, мы победим в себе зверя! Понтов не люблю, люблю курочку есть, пить водочку, смотреть новости по пятому каналу, молится в храме если надо. Так вот, вижу, что идет высокая блондинка с большими грудями в мини-юбке. Молюсь и глаза закрываю. Грех все это. А в палатке нас восемь человек колхозников и любая киска, что идет мимо нашей палатке вызывает у нас самые горячие фантазии. Если девушка останавливается около палатки, то кто-то из нас ее тут же сзади берет за грудь правой рукой и начинает тискать. Они вечности ждут, вот и манят их девушки. Я им говорю, мол, идите к себе в палатку и спустите. Если бы кто-то попал из девушек в нашу палатку, то мы бы молились и не стали бы ее даже целовать. Мы уважаем Библию. Грех даже смотреть на голых девиц. Как-то сидел в палатке и смотрел на проходящих колхозниц. Одна из них была так хороша: высокая, стройная, с красивыми глазами, улыбалась она, глядя на свои огромные груди. Это все сансара. Мы не должны так жить, мы не животные. Мы люди. Человек – это звучит гордо!
Викинг тут же представил ее голой и понял, что погибает. Молится, помогает. Снова джунгли в своем уме ощутил. Снова молитва. И так каждый миг. Каждый день. Нет силы самому биться со зверем, что внутри него живет. Прошелся по храму, легче стало, снова мысли о бабах – снова в храм идет. В мехах видит девушку, решается купить и себе такую шубу, чтобы нормально так было, купил – не помогло. Снова в храм.
Викинг сидит в подвале, пьет водку и говорит дружкам:
- А та девушка стояла почти в трех метрах от оконца палатки, даже не подозревала, что она так на меня влияет. Мне хочется, чтобы я был старше своей девушки на лет пятнадцать. Это так классно! Ты ее воспитываешь, она растет у тебя на глазах. Ты ей словно отец. Она такая беззащитная, неопытная, глупая, а ты мудрый и добрый такой. Когда я пытаюсь помочь своим ребятам по палатке, то они все считают, что я им жопу лижу, они просто подонки. У них нет культуры никакой. Таким власть нельзя давать. Один из них стал комендантом палатки, так ему дали три тысячи гривен. Женщина работала целый месяц, чтобы помочь нам, а он купил десять блоков сигарет за тысячу гривен, водки, нашел девочек и весело проводил время. А нам ничего не дал даже с этих денег. Он такой вот зазнавшийся индюк теперь. Пускает пыль в глаза девчонкам. Таким власть нельзя давать. У нас народ не осознан. Не образован. Вообще книг не читает. Что за народ? Гроб на колесиках, а не народ! А вот со мной в палатке живет мужик Гришка. Ему тридцать девять лет. Жена ушла к панку, забрав с собою детей. Он уехал на поле арбузы собирать, дабы забыть о своих проблемах. Когда погибли от жары четверо парней, он стал бить себя в грудь, стоя у их портретов. Мол, я должен был бы быть пятым! Я должен был бы погибнуть на поле нашем арбузном! Орал он неистово, резал руки ночами. А на самом деле он просто понимает, что жизнь прошла. Это потенциальный самоубийца. Он не смог реализоваться себя, вот тебе и изнывает, мол, хочу быть героем колхоза. А разве героями так становятся? Тьфу, как все абсурдно и глупо, одиночество во мне так и кипит, бьет через край.
В поисках смысла жизни.
Викинг проводит время в кабаках весело: пытается дать свой номер мобильного телефона девчатам, что пытаются друг друга сфотографировать на фоне горячих блюд. Скука зовет его в кабаки. Пьет водку, смотрит на девиц, мечтает о них, денег нет, вот и мечтает о ночах. Никто не спит с ним.
- Эй, вы, да я тут сам люблю пить коньяк, я вообще из романов Гете сошел. Разве нет? Я еще тот Вертер! – говорит он им.
- А ты нас проведешь туда, где горит в костре чаша тибетская?
- Да, проведу, мой номер запишите, думайте о великом, тогда удача вас ждет. Люблю я блюдо из курочек. Угощу пивом, квасом, хлебом, солью, я ли не ваш друг? Вот в метро видел плакат: «Будь человеком – убей своего идола». Вот это размах. Идолов в печь. Пионеры нам мешают отдыхать.
В подвалах активистки носят термосы с кофе и пирожки с маком, парни бьют палками себя по ляжкам и курят план. У теток огромные корзины в руках, им кажется, что опиумные подвалы есть благо для людей, ведь самые лучшие уходят на тот свет. Боги рано забирают любимых. Городские опиумные курильни привлекают всех глупых людишек. В подвалах целый мир. Тут окружающие люди берут себе с радостью угощения. За мешками и бочками, в которых полно горящих дров, стоят великаны. Викинг весело улыбается и произносит: «Вот она благодать. Жирные руки жизни. Розовые очки. Ни дать ни взять - все есть. Жизнь кипит и бьет ключом, мои желания Фрейд не угадает, даже Пан об этом ничего не писал». Пионеры понесли за руки и за ноги очередного хипаря, дабы спалить его в костре, что был огромным, в нем можно весело спалит предательское тело, никто не уйдет от суда, все враги народа будут наказаны в полной мере. Вся жизнь есть сплошная панихида. Пионеры напали на хипарей.
Новые герои.
Огромный костер возле стадиона горит, тут, на фоне восьми спаленных автобусов, люди горят желанием дать себе по зубам, такой вот мазохизм. На крышах автобусов собрались художники и музыканты. Девушки кидают камни в своих парней. Люди, что стоят у баррикад, восхищаются своими селфи, им кажется, что это просто театр, шоу. Фотографируются все и хотят воевать с идолами . Панки кричат с баррикад: «Свобода или смерть! Батю Махно сюда, мы все под белым флагом. Мы тут самогон пить будем». Пальцами показывают неприличные жесты своим бабам, что сидят в своих машинах и смотрят на этот безумный погром. Как же долго мы ждали этого момента. Викинг глядит в сторону красивой девушки, на которой беличья шубка и юбка плюшевая синего цвета. Викинг тут же рядом с нею, хватает ее за попу и тащит в сторону переулка, где есть отличный старый диван за углом, на котором он ей объяснит, что такое революция и как красиво надо уметь умирать за свою землю. Девушка смеется, ей хочется доставить воину удовольствие, ей самой приятно будет сделать это приключение емким и не забываемым. Ее одежда лежит на стульчике. Ей кажется, что это не сон, не кадр из немого кино, а жизнь, трагическая, но полноценная, где все карты рушатся, ибо страдание и боль, страх и интуиция есть единственные гиды в этой богом оставленной Вселенной.
Викинг нашел черного щенка на свалке, кто-то его выбросил сюда, он в свою палатку принес его, выхаживает, гладит, моет, в палатке щенок беленький живет, Викинг его любит, когда гладит, то шепчет ему свои философские сказания на ночь: «Поколение «я» забило мозг себе либерализмом. Теперь каждый может стать гением чуть ли не за пять секунд и превратиться в суперзвезду в течение десяти минут под светом софитов. Время ускорилось. Время загустело. Время размножается, как пластик. Пластиковый хлеб, пластиковые лица, пластиковые помидоры и ягоды. Секс – это энергия. Энергия – это драйв. Драйв есть стимулянт. Сон – это очищение времени. Сны – это пробег по событиям прошлого и настоящего. Сны иногда предсказывают будущее. Бессмертие для людей недоступно. Деньги лишь удобство. Бог есть контроль. Вслед за политикой идет вечность. Все расхищено, предано, продано. Черной смерти коснулось крыло. Капитализм ада. Твоя смерть – это организм, который ты создаешь сам. Если ты боишься или расстилаешься перед ним, организм становится твоим хозяином. Смерть – это вынужденная посадка, прыжок с парашютом. Человек - единственное животное, которое разрушает собственное гнездо, свою собственную среду обитания. Ни одна рыба не загрязняет море. Ни одна птица не загрязнит воздух. Ни одно животное не брало никогда себе рабов и не развязывало войн. Человек – это дурное животное. Дурное животное – это животное, которое уничтожает видимый мир вокруг себя. Человек – это жадное, деструктивное животное. Посмотри на муравья и стань мудрым. Язык делает животное человеком, таким, каков он есть. Рай является раем, потому что он не имеет времени. Муравьи разжигают войны, берут рабов и занимаются сельским хозяйством. Человек – это дурное животное. Животные говорят, они не пишут. Будущее – это арка, сквозь которую сияет вечность нам, идущим. Большая золотая усмешка пьяного перенасыщения на устах повешенного олигарха застыла. Если вирус гоняется за тобой, как ты можешь от него сбежать? Стань вирусом и сможешь уйти. Орлом стань. Все – мираж. Ад и рай тоже мираж. Есть ли секс после смерти?».
Морок.
Кто не дает героям, тот буржуазный элемент, морок у тех, кто за буржуев голову отдать готов. Тот не понимает, что время такое, когда каждый половой акт на вес золота, ведь тут все босые, с выбитыми зубами, на баррикадах маргиналы пьют вино и мечтают жить в Италии. Мужчины без своих девушек вот уже два месяца. Вот и весна наступила, но холопы хмуры, им не хватает удачи, их просто кинули олигархи. Днепр сбросил с себя могучие льдины, серые воды его теперь текут вдаль, а в небе тучи плывут, в их глазах так же величаво, как и во времена Блока. Какой-то художник изобразил поэта в образе одного из революционеров, что тащит покрышки к костру, то просто дядька усатый в рясе изображен. «Смерть Аллаху!» - кричат женщины в истерике, что собрались у баррикад, посылая проклятия в адрес Аполлона, ведь он им не угодил чем-то.
Галина жалеет своего отца, который вообще не помнит уже ничего. Слезы из глаз старика льются постоянно, ибо ему хочется умереть, но эвтаназию никто не собирается ему делать. Старику девяносто лет. Простой мужик, что на стройке вкалывал и воевал когда-то на войне. Забыл все на свете теперь и ему сладко так, ибо впереди одна лишь вечность. Некуда спешить, никто не ждет, не о чем думать. Все прошло. Впереди лишь одна лишь бесконечная иллюзия существования. Лежит целыми днями на кровати, хрипит, пыхтит, смердит. Иногда встает поесть. Раньше любил пить вино и танцевать в клубах с бабами. Теперь же не знает кто он такой. Просто существует как кошка, что пьет молоко у ног твоих. Галина пьет из него энергию. Полутруп еле дышит. Все летит в пустоту, даже Майдан, что затеяли американцы.
Викинг сидит на кухне и смотрит на деда, но дед для него что стена, лишь набор атомов, молекул. Дед лежит на диване и молчит, ему хочется обратно в колхоз, где бы бабы давали ему молоко из своего сарая выпить, где он мог сутками в лесу жить в землянке. Галина говорит сыну таким тоном, словно бы знает, в чем смысл жизни. Словно бы она Цветаева.
- Мы в свое время учились и работали, вурдалаками были, конечно же, ибо старых людей в гроб забивали дружно. Кто не классовый, тот просто западник, а мы их ни-ни! Заводы, фабрики, самолеты, поезда, хлеба и манну небесную мы всем странам давали, ибо добры мы безгранично! Мы были лучшими людьми в мире. А теперь что? Колбаса искусственная на прилавках! Это конец. Все кончено. Дальше нет смысла жить. Существование, сын мой, пойми меня правильно, это даже не ад, это похуже чем ад! Я сны могу свои творить, я смогу, ибо я шаманка, которая полюбила этот мир. Все летит в трубу! Мы все обречены. Мы помрем все вместе. Нам больше нечего делать здесь. Я старая уже стала, у меня желудок уже второй год не варит. Денег на похороны я не отложила. Мы тут все уже почти на кладбище давно должны быть, но чего-то сидим в своих углах, зачем-то дышим. Пора уже уходить. Ведь мы давно уже умерли. Мы просто верим, что после смерти тела нет ничего, что дальше лишь мрак и покой вечный. Нам так хочется верить, ведь мы идеалисты. Живая материя нас будет поглощать после того, как наш мозг сгниет. Быстрее бы на Марс улететь, а то сил терпеть нет!
- Человек брошен в мир, он одинок, - ответил ей грустно Викинг, - если у меня нет отца, то мне легко, ведь мне не нужно тащить за собой сверх-я. Нет отца и нет проблем.
Лена из рейса пришла.
Лена плавала года на судне, работала официанткой, стирала полотенца, убирала каюты богачей, спала, если просят, одним словом, была мастерицей на все руки. Была в Южной Америке, где ее знобило дико, ибо там и качка сильная, и просто ужасная погода. Очень тяжелая работа, где ей пришлось понять одно: пора уже домой к подруге ехать, все, надоело. У подруги Кати ей было легко обжить зал. У нее было двадцать чемоданов, слоники, кролики плюшевые, все пространство зала занимали ее вещи. Все, так лучше, теперь пьем вино и смотрим глупые сериалы про женщин, которые считают всех мужиков козлами.
- Слава нашей киске! – кричала истерично Лена, подняв бутылку вина, - мы убьем всех врагов наших, мы сможем утопить всех, кто против нас. У нас в комнатах картины странные висят. Голые мужчины без рук и ног пытаются насладиться телом женщин, что сделаны из камня. Синдром паучихи. У меня на спине паучиха такая огромная набита. Даешь фильм «Изо» в массы!
Кати же кричала в ответ, выпив пару стаканов водки:
- Хватит, мы без мужиков проживем, нам уже тридцать лет, мы крутые девчата! Отказала тормоза, ну и ладно, осуществим лесбийскую любовь в полной мере, Леночка!
- К черту мужиков, надоели! – визжала Леночка, - сами проживем, нам так сладко жить без них. Я тут целыми днями сериалы смотрю про то, как женщины живут без мужиков.
Лена с грустью в сердце пришла на баррикады. Ей хотелось найти себе тут боевого парня. Ей хотелось мужского тепла. Ощутить вкус к жизни. Понять, что она хоть кому-то нужна. На ней был черный обтягивающий свитер, черная шинель, платок белый на полголовы, губы накрашены ярко-красной помадой, черные ботиночки. Она стояла и глядела на мужиков, что жгли шины. Ей хотелось взять автомат и стрелять в сторону колхоза. Вдруг ее за плечо схватил Викинг.
- Ты за новый мир или за старый? – спросил он, глядя в сторону предателей народа.
- А что, не видно, что хочу? – пыталась пошутить она.
- Пошли к нам в палатку, побеседуем по душам, - предложил ей Викинг.
- Еще бы, надо поговорить, ведь я против правых! – усмехнулась Леночка, - моя подруга лесбиянка, но я ненавижу ее за это, она за геев, понимаешь? Она пустая. Такая либеральная баба. Хочет, чтобы никто никого не притеснял. Гей или лесбиянка – это все нормально. Ученые уже давно признали это все. Ведь ты не читал книжек научных по этому вопросу. Она же читала, потому она и левая! Наука сказала нам, что лишь материя есть. Умная материя такая. Правые врут всем нам. Им вообще нельзя верить.
В огромном холодильнике у Леночки дома пустые бутылки от водки, пирамидка, что энергию дает ей, карты, евангелие, одеколон «Красная роза», карта Египта, компас, серый пиджака мертвого коммуниста. Кати часто брала из холодильника карты и играла сама с собой, ибо лишь так она могла постичь свою душу. Леночка же убивала мальчиков детсадовского возраста, ибо лишь так она могла постичь свою душу. Мальчиков она выслеживала и брала за руку, одинокие мальчики шли с ней в подвал, где она делала с ними все, что только пожелает. Мертвые мальчики лишь привлекали Леночку. Чего только не сделаешь ради постижения своей души! «Лена любит Мишу! Это значит, что у них будет секс на глазах всего честного народа» - кричала Кати, выйдя во двор изо всех сил.
Школьники глядят на Леночку и улыбаются. Сидят на скамейке, читают свои письма к девчатам вслух, им кажется, что у них всех будут дети, дабы в стране были работники на заводы, на предприятия, чтобы было кому идти на войну. Все хотят себе сыновей и дочек, ведь только так они докажут любовь к своей стране.
- Вот это девушка могла бы быть моей женой, могла бы родить мне детей! – кричит десятиклассник, глядя на черный плащ Леночки.
Леночка показывает им игрушечный пистолет, и целится одному из них в голову, а они гогочут еще громче. «Стреляй, убей меня, прошу тебя!» - призывает ее к этому семиклассник. «Дашь нам или не дашь? Всем дашь, а потом убей, или же убей, чтобы не давать нам никогда, мы же рабы плоти» - сказал хмурый десятиклассник. Леночка ответила ему, глядя на темные тучи, что плыли над городом.
- Вам нужен лишь квас «Советский». Лишь хлеб нужен вам. Все вы просто еще не поняли, как выйти уйти из-под власти своего пола, - ответила она им всем.
Школьники замолчали и вдруг хором стали умничать:
- А как же без кваса и хлеба жить-то, а? Мы тут все хотим себе детей завести, чтобы быть сильными, чтобы знать, что наши дети продолжат наш род. Это такая сильная мысль, мол, я умру, а мои дети будут ходить по земле. Мы тут для того, чтобы свой пол превзойти, мы есть ангелы. Мы Кроули читали в детстве и что?
Леночка сидела в парке на скамье и ждала мужчину своего сердца. По парку слонялся грустный слоник, белочка прыгала по деревьям, скворцы летали над парком. Мужчина ее мечты был духовным существом, для которого секс есть лишь ритуал, проникновение в тонкие миры. Войной лишь бы жил. У них было бы одно на двоих желание слиться с Вселенной. Супермаркеты им были бы ненавистны. Общество потребления было бы для них смешным и глупым. Война – это мать и отец всего.
Сон Леночки.
И вот в подвалах Киева она накурилась хорошо так, увидела сон, в том сне, она сидела на баррикадах, а там увидела такого самого, которого так долго ждала. Рыжего и могучего парня с глазами льва. Варвар прям какой-то! Она ему острый топор принесла, на, мол, руби меня, если не шутишь. У него даже каска с рогами. Щит, меч, булава. Такой взгляд огненный. Словно дракон из ада. Под ногами сгоревшая резина. Пахнет реально адом. Он курит сигарету и глядит на нее. Она просто замерла. Ей кажется, что это он. Парень из ее снов. Он ей всю жизнь снится. Адом пахнет, снова ей кажется, что она на том свете, где птицы поют и неведомые животные бегают по лужайке.
- Мы будем жечь весь белый свет на костре, что мы разведем в горах, – сказала она ему.
- Мы тут все викинги и могучие гномы, – ответил он ей басовито, - пошли ко мне в палатку, у меня там огромная коробка, что наполнена до краев мечтами о лучшем мире.
- Э, нет, лучше пиво пить будем!
- Конечно! – ответил он ей с ходу.
Она берет его за огромную руку, и они идут в сторону ларька, в котором продают алкоголь. Купили пять литров «Львовского», сидят под мостом и пьют пиво в обе глотки. Она литр впила залпом. Он выпил литр залпом. Классно так ей с ним. Лед тронулся, Днепр обнажил свои воды.
- Ненависть у нас! – вдруг вырвалось с языка у Леночки, - мы просто плывем куда-то, славно плывем. Так будем же читать «Голема» всю ночь напролет, дабы утешить свой скорбный ум.
- Да, ненависть! – ответил ей басовито друг.
Когда все пиво было выпито, Викинг сказал, что пора идти за новой порцией. Ведь маловато что-то было. Надо бы повторить процедуру.
Леночка снова взяла пять литров «Львовского». Снова сели под мостом, на сей раз они уже не сидят на скамейке, а теперь они улеглись на картонки, точнее, Викинг лег, а сверху на него легла Леночка. Пьют пиво дальше. Льдины бесшумно плывут мимо них. Викинг хохочет, видя, как ворон кружит над одной из льдин. Вдали рыбаки пытаются что-то ловить в проруби. Викинг вливает в себя сразу двухлитровую бутылку, ему теперь чудесно, он ощущает, что пора бы пойти искупаться. Он снимает с себя одежду и кидается с разгону в воду. Плывет к льдине. Это около десяти метров. Пытается залезть на льдину. Леночка смотрит на полную луну, пытается сфотографировать ее на свой телефон, потом зачем-то фотографирует свои маленькие груди и отправляет снимок в качестве фотографии на страничку в социальной сети. Просто в голову взбрело и все тут. Викинг пытается зажечь костер, чтобы высохнуть, Леночка пытается сфотографировать его. Лезет в воду, мочит свои ботинки, пытается удержаться на одной ноге, но падает в воду. Телефон на дне лежит. Она вся мокрая выходит на берег, пытается согреться у вот-вот разгорающегося костра.
У костра она дрожит от холода, пытается высушить свою одежду, вдруг она решается сблизиться с Викингом, мол, Викинг даст ей огня своего внутреннего, дабы ее лунное беспокойство пропало раз и навсегда, но луна так просто ее не отпускает.
- А ведь либералов всех надо резать под корень, - говорит Леночка так нежно, сжимая сильно его запястье правой руки, - а у меня подруга Кати с девятого класса стала жить одна. Она просто в пятнадцать лет уже осознала себя как личность. Сожгла все свои иллюзии. Если ты выберешь свободу, то я выберу одиночество. Если ты любишь меня, то ты пойдешь на курсы по йоге. Это я тебя так проверяю. Бросайся на льды и беги в ночную тьму, чтобы холодными пальцами разрывать на куски огромные льдины. Зажмурь свои глаза и ощути внутренний свет, что льется из твоего глубинного колодца. Ощути себя рекой. Морем. Океаном. Ты и есть океан. Ты безграничен. Ты никогда не рождался и не умирал. Ты вечное осознание. Смерти нет. Черные маги, что пасут тебя, должны выйти из предела твоего сновидения. Телевизор свой я выкинула из окна в восемь лет, дабы сусликом не быть.
Викинг сушил свои узкие черные джинсы, держа брюки здоровыми руками прямо над огнем. Он молчал, ему пить хотелось. Леночка не унималась, ей казалось, что мир иной теперь ей грезится, что скоро она ворвется в него, ведь то лишь очередной сон для нее:
- Слушай, ты просто не понимаешь, что ты моя звездная половинка. Но Кати тоже тебе должна быть другом, мы вместе уничтожим этот ненавистный режим оккупантов. Я специально проверяю тебя. Если ты выберешь свободу, то я пойму, что я слишком люблю одиночество. Свобода точно тебе будет по вкусу. Кто я такая? Лишь волчица, что перегрызает жилы американцам. Ищу в лесах свою обитель. Внутри меня леса давно уже выросли. Там деревья до самых небес. Во мне весь мир. Вся вселенная. Мое высшее Я гораздо дороже всех богатств мира. Мы патриоты своего подвала. Мы едим из помоек, клей нюхаем, пожалуй, мы наркоманы. На Западе ужасно все, мы еще круче них, мы советские штаны любим носить.
Викинг не отвечал. По-прежнему держал в руках свои джинсы, пытался высушить их до конца. Леночка не унималась.
- Слушай, краля, пойми, как я тебя люблю! Если ты хочешь, то давай ты меня сегодня ночью в палатке своей завалишь на пол и войдешь в меня грубо и властно. Как хочешь, так и будет. Все для тебя сделаю, мой призрачный друг. Кати я завтра приведу к тебе. Ты должен ее увидеть, чтобы понять, кого ты больше любишь. Это проверка такая. Мне так легче будет. Даже если ты уйдешь к ней, то я не буду обижаться. Каждому – свое.
Викинг вновь и вновь ощущал себя героем. Он стоял у костра и в этот миг почувствовал, что не может молчать. Он вдруг крикнул в ночную мглу, а Леночка стала хлопать в ладоши.
- Я герой, взвалил всю культуру мировую на свои плечи одинокие. Дома у меня попугай обучен кричать боевые лозунги и поздравления героям. Я лихо несу ее сквозь пустоту навстречу рассвету, через ночь и бездну несу ее. И только так могу жить. Мое призвание – это таскание культуры, ведь иного пути для меня нет. Мои плечи сильны. Кому отдать свой груз? Никому! Кто возьмет мой груз драгоценный? Никто! Вот сам и буду нести его во мраке ночи. Нужна ли культура миру? Вряд ли. Мне нужна женщина с понятиями. И всем нашим нужна она. Потому и несу. Современный мир не стоит и внимания. Хаксли и Оруэлл мои друзья на веки. Мне нужна женщина, что одиноко несет на своих плечах груз традиции. Я хочу от тебя сына, а еще хочу от тебя дочку. Такие вот мои мечты. Будут у нас дети, и мы иначе будем жить. Будем как все. Мы станем людьми в широком смысле этого слова. Если тебе будет больно при родах, если ты умрешь при родах, что ж, - все равно дети – это все для меня.
- Убей в себе эту мечту! – сказала ему Леночка.
- Мы сами не знаем чего хотим, мы хапаем, а потому и глупые такие, – ответил ей Викинг, - а вот когда разрушим свой мирок, тогда бы я и хотел видеть тебя с тремя малышами моими, они бы в камуфляже были бы, один малыш в коляске, два других идут за тобой. Тот барашек, что в коляске, держит в руках гитару, смело так смотрел на меня, словно бы из фильма какого-то он был. Вот моя мечта дурная. Ты бы кричала нашим панкам, что нас охраняют ангелы, что победа за нами. Вот это было бы мощно! Трое детей – это значит, что у тебя мощное тело. Крики в ночи чьи-то: «Ангелы ада с вами, Одина любим!» - значит то, что ты болеешь за свой народ и свою страну. Ты патриот, но где твои дети? Тебе уже двадцать лет, а ты еще не рожала никогда.
- На моих одиноких плечах одна лишь культура! – весело ответила Леночка, - детей мне не нужно, к черту их всех, громом их пусть разразит! Ненавижу детей.
- Будем любить врагов! – сказал ей Викинг и поцеловал ее.
- Так, любовь наш закон. Кроули наш лидер! – вскрикнула Леночка и ударила себя изо всех сил по ляжкам.
Тут Викинг решил выть на луну, ему стало дико одиноко, он смог повалить ее на мокрый песок. Она же быстро удирала от него к мосту. Викинг взревел, словно леший. Отпустил ее, собрал хворост возле сосен и на берегу уже горел веселый костер. Леночка побежала от него в мосту, где ей нужно было просто забыть обо всем и поехать к Кати в гости.
У моста она решила зайти в метрополитен, там Леночка стояла у дверей и пыталась увидеть свое будущее. Жуть, а не будущее. Вот Викинг, лежащий на диване с газетой «Боги войны», в зубах трубка, ноутбук включен, дети истошно орут, ей надо готовить им обед, папаши и мамаши, что лезут в их жизнь дурными советами, портят настроение. Советские истуканы, которым в пору на виселице болтаться. Нет, к черту это сновидение. Она решила, что Викинг не ее вторая половинка. Слишком уж он хочет любить свою страну. Сделай мир сновидением, Викинг, прошу тебя. Пожалуй, ему не понравится Кати, ведь та детей ненавидит и президента и военных терпеть не может. Пожалуй, что Викинг вообще мимо них пролетает как фанера над Парижем. Глупый сельский отрок всего-то. Понял он, что стрелять по зеленым человечкам есть дело выигрышное. Денег можно заработать. Она помнит слова его насчет того, что ему лишь бы хорошо жрать мясо, пить пиво. Подумаешь, научился махать кулаками и кричать всякие лозунги. Все это ничего ровным счетом для нее не значит. Она просто была пьяна на берегу реки, теперь же, протрезвев, она понимает, что он просто по жизни жует свое пиво под рыбу, что год лежит в холодильнике. В метро призрак отца Викинга прошептал Леночке, а от этих слов ей стало так тошно, словно бы и не было никакого метро, словно бы она в аду стоит перед огненной рекой и слышит этот неприятный и жуткий голос.
Дядя Миша в экстазе.
Дядя Миша робко поправлял свои седые кудри. Он просто очередной призрак из ее сновидения. Его не существует. Дед снова стал хвалить другие страны. Вот в Белоруссии рыбы нет, но там едят в восемь раз больше чем в Украине. В Украине лишь один ад. Суккубы тут деда атакуют постоянно. Всю ночь не может уснуть, ибо ему так хочется пива выпить и шашлык скушать.
Призрак отца Викинга не унимался, он доставал случайных прохожих, что шли себе к вагону метро. Леночка уже совсем не понимала, в каком мире она находится и куда дальше идти. Старухи окружили ее и стали махать красными флагами, а после сожгли их в огне костров.
Снова ночь. Снова не до сна. Луна горит изо всех сил, и парни пьют пиво в баре. В баре «Три волка» Викинг заказал пиццу, чая, сел на кресло и стал подруге говорить о своем отце:
- Скука как способ овладеть тайной секса и счастья, слившихся воедино. Буржуазный образ жизни – это когда счастье и секс ставится в центр существования, создаются предпосылки для их скорейшего достижения. Помню, как в 60-ые годы спал с женщиной, что была моей женой, так вот, я залез на нее прямо так, как пес, а на другой кровати лежал ее умирающий вот уже целых восемьдесят восемь лет отец. В Талине читал я тома Сталина – фуфло полное, лучше Канта почитать. Был рад режиму. То обычно лежал как труп, а тут как увидел, что я вошел в нее, так сразу глазки открыл, оживился и давай улыбаться, сразу видно, что энергию нашу сексуальную почуял этот полутруп. Оживился так, словно бы младенцем стал. Глазенками так и бегает по голенькому телу своей доченьки. Коммунальная квартира же была в ту пору. Я в туалет иду, а там полутруп на унитазе сидит, я прям на него и отливаю. Как это мило! Даю своей соседке бабе Нине по шее, когда пьяный. Выпью и доволен собой. Ведь лишь когда я пьян, я могу быть в ладу с самим собою. Это я бабу так учу, чтобы боялась меня. Чтобы знала, что я хозяин дома. Что я лишь ее император. Пусть мне член целует, ибо я ее муж! Капитан ее, мать вашу! Напьюсь вина, что сделал самостоятельно в своем селе, а после в городе дерусь с женой. Скучно же на белом свете жить. Гоголь плачет в гробу. Я тоже плачу, ибо без коммунизма нет жизни. Одна печаль. Буддизм огненный – это наше все. Мясо очень люблю, рыбу тоже люблю. Ужасно как люблю читать Жене и Сартра. Вот что такое мещанство - это пять литров пива, один литр молока и полкилограмма сочной баранины на каждый день. Коньяка армянского литра три, пять литров гранатового сока, десть буханок хлеба белого пшеничного. Вот что такое культ буржуазии. Когда Ельцин пошел в церковь, я в тот день убил из ружья свою веру в политиков. Я так злость срывал. Если уж коммунист самый ярый идет в церковь, то тогда конец света уж явно наступил. Бога нет! И не было никогда! Лишь живая материя всему голова! Мясо мне бы лишь кушать, да и жить себе и в ус не дуть.
Путь в никуда.
Викинг взял свой рюкзак и поехал на автобусе в районный центр искать работу. В хате мать как всегда по утрам причитала, кормя отца булкой с молоком: «Род продолжить тебе надо, сын мой, тебе уже не двадцать лет. Мы в твои годы уже пахали в колхозе и коров держали. Я тебя в шестнадцать лет родила. У нас было понимание жизни. Осознанность была, вера в светлую даль, ведь мы материалисты, а это значит, что мы верим в мыслящую материю. Это тебе сложно понять, ибо ты заразился духом идеализма». Викинг уже сыт по горло этими истериками. Все, решено, он покидает этих вампиров. Пусть тиранят сами себя дальше. Туда и дорога, ведь за горизонтом его ждут одни лишь туманы.
Викинг шел по огромному рынку и наткнулся на деда, что пердел во всю силу, вокруг его ларька стоял столб зеленый, да, то был хозяин телевизионного ларька, он простой торгаш, что продавал антенны и запчасти для телевизоров. Дед решил испытать своего будущего работника. Он кричал изо всех сил, желая привлечь к себе работника: «Я очень скромный человек. Нам больше нечего делать не земле, лишь только жрать и размножаться. Человек – дурное животное. Война лишь встряска, а потом снова работать, чтобы жрать и размножаться. Мне достаточно двух каналов, чтобы знать правду. По телевизору никогда не врут, я уверен, что там правда, а вот в Сети одна ложь. Для меня дух означает просто вонючий воздух, который в кишках живут вместе с пауками. По телевизору никогда не врут. О, снова газы! Вот такие дела, тут на рынке главное продавать. Чем больше, тем лучше. Мы тут все старые пердуны на этом рынке. По нам могиле плачет. Мы уже мертвы. Тайна та проста. Мы жадно ждем конца. Мы сборище мертвецов, что пердит на прах отцов. Огонь поядающий есть наш человек и любовь. В моем ларьке ты получишь путевку, в которой ощутишь все сюрпризы ада».
В первый день работы с Викингом случилось незабываемое. Он сидел в своей лавке и ждал покупателя, но вдруг подошли две девушки в черных плащах, им хотелось тоже работать. Викинг решил дать им на время свою работу. До вечера хотя бы. Они сели вместо него в лавку, а он пошел по рынку гулять. На рынке продавалось старое пианино, там рокеры в нем жили, пили пиво, слушали рок. Самые разные книг выносили деды и старухи на продажу. Внимание его было поглощено корешками авторов. Известных и не известных. Он забыл обо всем, бродя между рядами, ища глазами нужного автора. Вдруг кто-то сказал, что за этим рынком есть книжный магазин «Доля». Викинг побежал туда и часа два гулял между огромными стеллажами, что были забиты до отказа разными книгами. Наступил вечер. Он вернулся на рынок, но там уже все ушли, врата закрыл страж, парень просто перелез через ограду в нужном месте. Огромный такой рынок - на пять километров в длину и на десять в ширину. Он нашел свой ларек, но там не было никого, лишь все железки на месте лежали. Он решил найти этих двух подруг, но нигде их не было, он перелез снова и пошел в сторону чащи. Там он увидел их. Одна из них села под куст и смотрела на луну, другая просто прыгала через ручеек. «Твой хозяин сегодня умер, так что смело уходи с нами в лес, твоя работа – это ад, ничего не бойся, ведь в городах все мертвы. Бежим из плена мертвецов. Книги тебе больше не нужны. Их пишут мертвецы. Все, что ты видишь, - иллюзия. В жизни человек подобен буратино» - сказала ему та, что сидела под кустом. «А утром этот рынок полностью сгорел. Один пепел от него остался. Словно бы это был поджог такой четкий, а не случайное возгорание от сигары, что попала на подушку пьяному человеку» - сказала ему та, что прыгала через ручей.
- Теперь причудливая тварь я, да я был мальчиком, девочкой, кустом, птицей, и немою рыбой морской. Мой микроскоп – это трубка с гашишем, а моя лаборатория – это бордель. Ночью, когда я сидел на лавочке в парке. В моей руке оказалась красная ваза с огромной черной розой. Аромат розы чудесен, шипы так радуют, - ответил им Викинг, поглаживая свои худые плечи.