Детская колония МОНО была основана в 1918 году и разместилась не в непосредственной близости от станции Нахабино, как можно было бы подумать из её названия, а примерно в 2,5 километрах севернее железнодорожной станции, в деревне Желябино, в бывшей усадьбе Морозова.
Небольшая усадьба в стиле модерн, с жилыми и хозяйственными постройками на правом берегу речки Нахабинки была построена в 1910-х гг. купцом Сергеем Викуловичем Морозовым, представителем знаменитой купеческой семьи.
После октября 1917 г. усадьба была национализирована. В ней расположилась колония для детей-беспризорников в которой они должны были получать первичное образование и трудовое воспитание, необходимое для поступления в ФЗУ (фабрично-заводское училище) и дававшее полезные навыки для вступления в самостоятельную взрослую жизнь. Колонии были переданы господский дом, хозяйственные постройки, около 40 гектаров земли с пасекой и огородом, 4 лошади, 22 коровы и 2 вола.
Школа-колония комплектовалась беспризорными детьми из спецприёмников, куда их доставляли прямо с улиц, вокзалов, из подвалов и чердаков. У каждого из этих детей была своя индивидуальная, но одинаково печальная история: кто-то потерял родителей в результате Гражданской войны (жертвы как боевых действий, так и белого и красного террора); кто-то – из-за эпидемий тифа и испанки, захлестнувших погрузившуюся в омут разрухи и братоубийственной войны страну; но большинство беспризорников – крестьянские дети, вынужденные покинуть свои дома, спасаясь от голода, вызванного в большинстве случаев, бесчеловечной продразверсткой, полностью лишавшей большие крестьянские семьи возможностей для пропитания. Первую группу детей в Нахабинскую колонию МОНО привезли из Снегиревской колонии, где во время пожара погибли дети и заведующая детским домом. Многих детей собирали из близлежащих населенных пунктов. И. С. Мельников, один из основателей Нахабинской колонии, вспоминал: «В Исакове я зашел в одну избу и увидел там двух ребят, братьев, которые были круглыми сиротами. На столе перед ними лежала кучка травы. Это было то время, когда начала расти трава, и они кроме этой травы ничего не имели. Представьте себе, какой был голод, когда два мальчика не имели даже хлеба». Некоторых детей родители отдавали в колонию добровольно, так как дома их нечем было кормить, а детская школа-колония обеспечивала ребятам «полный пансион»: проживание, питание и обучение.
С 1922 г. заведующей детской колонией стала Любовь Алексеевна Кононова, проводившая в жизнь педагогические принципы А.С. Макаренко.
В основу воспитания была положена идея коллективного труда. Этот принцип, как нельзя лучше, соответствовал идеологии советской власти. Труд был одной из ключевых составляющих всей концепции построения бесклассового общества, ведь только с помощью труда можно достичь коммунистического рая. Советская Россия позиционировала себя как диктатура пролетариата, царство трудящихся, где «кто не работает, тот не ест», потому что уклоняться от трудовой повинности могут только «буржуи» и «кулаки», одним словом, классовые враги. В предложенной идеологической парадигме любой труд, даже тяжёлый и никак не вознаграждаемый – это ни в коем случае не эксплуатация, а почётная обязанность. Именно такие идеи воспитатели и педагоги детской колонии старались привить своим воспитанникам.
Колония сама себя снабжала большей частью необходимых продуктов питания. Воспитанники трудились в коровнике, на пасеке, в огороде. Чуть позже на базе хозяйства колонии был организован совхоз. Парты и скамьи для учебных классов ребята изготовляли своими руками в столярной мастерской. С одной стороны, трудовое воспитание дисциплинировало и сплачивало детский коллектив, но меньше времени и внимания уделялось общеобразовательным предметам. Будущее большей части воспитанников было предопределено: ФЗУ (фабрично-заводское училище), а потом работа на заводе или фабрике. Это соответствовало интересам советской власти, нуждавшейся как в расширении своей классовой опоры – пролетариата, так и в большом количестве рабочих рук для намеченного индустриального рывка (сначала план ГОЭЛРО, чуть позднее – индустриализация в рамках реализации первых пятилетних планов).
В середине двадцатых годов начальная школа в колонии была преобразована в семилетку. К этому времени детская колония включала в себя большой деревянный дом с кирпичной вышкой, где находились учебные классы, центральная комната со сценой, рядом находилось здание, где размещались кухни, столовая, несколько спален мальчиков, фотокомната, и еще дальше несколько хозяйственных построек. Дом имел большую веранду с широкой лестницей, выходящей к пруду, в котором водилась рыба. Бытовые условия жизни в колонии оставляли желать лучшего. Комиссия МОНО, приезжавшая обследовать ее состояние в конце двадцатых годов, отметила в акте, что почти все здания, занимаемые детьми, холодные, отопление (голландские печи) необходимо исправить. Некоторые комнаты сырые, стены и потолок грязные – необходима побелка и покраска. В центральном доме стоит вода, несмотря на ее регулярную откачку, – дом необходимо дренажировать. Уборные холодные. В прачечной нужно исправить сток для грязной воды, которая течет по двору. Кроме того, необходим вытяжной вентилятор.
Руководство колонии поощряло общественную активность детей, делая их не только носителями, но и распространителями политически верных идей. Следует признать, что на этой ниве руководству удалось добиться впечатляющих результатов. В газетной заметке 1924 г. сообщалось, что в школе «полтора года существует ячейка РКСМ... Путем лекций, докладов, антирелигиозных постановок ячейка приблизила к себе крестьянскую молодежь и даже добилась того, что в деревне Желябино некоторые крестьяне перестали ходить в церковь … Сейчас идет организация школы для крестьянских детей и отряда молодых октябрят». Разумеется, воспитанники детского дома не только агитировали, но и распространяли действительно полезную информацию, например, убеждали крестьян в преимуществе применения чистосортных семян и ряда сельскохозяйственных машин и орудий. Кроме того, детская колония создала целую сеть различных кружков, где деревенские жители могли научиться читать и писать, заниматься кройкой и шитьем, а также принять участие в спектаклях самодеятельного театра и экскурсиях. Само название детской трудовой колонии – «Коммунистическая жизнь» – свидетельствовало о цели локального социального эксперимента: построение коммунистической утопии в отдельно взятом детском учреждении. Следует понимать, что мощная идеологическая обработка серьёзно притупляла критическое восприятие действительности формирующегося детского сознания. Ребятам, ещё недавно остро ощущавшим своё одиночество, ненужность и беспомощность в этом мире, нравилось становиться частью чего-то большого, нужного и важного; стремиться к достижению некой отдалённой, но великой цели. Их убеждали, что в новом обществе труд – это не средство угнетения, а средство освобождения человека. Хорошо эту идею выразил И. С. Мельников: «Эта трудовая обстановка, эта трудовая направленность создавали радостное ощущение жизни у наших ребят. Это было самое главное — чтобы, работая в коровнике, в мастерских, на пасеке, дети не чувствовали угнетенного состояния. Это радостное состояние детей в труде более всего нас воодушевляло».
В начале 1930-х гг. в Нахабинской колонии МОНО состояло более ста воспитанников и педагогов. Чтобы прокормить и обеспечить занятость такого большого детского коллектива было принято решение нарезать детской колонии дополнительные участки земли. В Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО) сохранились интересные документы, касающиеся нахабинской колонии МОНО, об определении границ земельных владений совхоза колонии, разграничении с земельными наделами, относящимися к селу Нахабино и деревне Желябино и ликвидации чересполосицы. Из постановления Воскресенской уездной земельной комиссии от 7 января 1927 года мы узнаём, что совхозу было выделено: «под усадьбой – 5,65 дес., пашни – 37,71 дес., под огородами – 4,92 дес., лугу с кустарником – 4, 83 дес., лугу чистого – 0,25 дес., под заростью – 12,85 дес., под дорогами – 1,03 дес., под водой – 2, 11 дес., Итого: 69,55 дес.» Также было решено: «…Предоставить пользователю участка право проезда по всем дорогам, ведущим к этому участку и возложить на пользователя участка обязанность поддерживать в исправности все дороги и дорожные сооружения, проходящие через этот участок». (ЦГАМО. Ф.3906. Оп. 1. Д. 401 Л. 7)
В связи с началом Гражданской войны в Испании и наплывом в СССР беженцев (членов семей республиканцев и коммунистов), в 1937 году детский дом-семилетка в Желябино был реорганизован в дом-интернат для испанских детей. Там работали как испанские, так и советские воспитатели, преподаватели и врачи. Для испанских детей в детдоме были созданы лучшие условия, чем те, в которых ещё недавно жили советские дети. Летом испанских ребят с ослабленным здоровьем вывозили на юг в пионерские лагеря, в том числе в «Артек». Специально для них перевели и издали 15 школьных учебников по основным дисциплинам, а также произведения классической испанской и русской литературы. Испанский детский дом в Желябине работал до начала октября 1941 года, затем дети и часть педагогов были эвакуированы в Новосибирск.
После войны вновь возник детдом, в котором числилось вместе с сотрудниками 259 человек. В 1948 г. его сменила Московская государственная двухгодичная школа по подготовке руководящих кадров колхозов на 400 человек, позже преобразованная в советско-партийную школу, затем — курсы повышения квалификации руководящих партийных работников Московской области, которые прошли более 50 тысяч человек. До недавнего времени там находился Московский областной учебный центр «Нахабино» при Администрации Московской области. На территории учреждения сохранился деревянный усадебный дом с кирпичной пристройкой. В настоящее время центр закрыт и пустует. Его преемником с 2015 года является ГБОУ ДПО «Московский областной учебный центр», расположенный в Москве на улице Кулакова.
Источники:
1) ЦГАМО. Ф.3906. Оп. 1. Д. 401;
2) Мачульский Е. Н. Желябино. Летопись подмосковной деревни на речке Нахабинке. // Красногорье. Историко-краеведческий альманах. № 20, 2015. С. 8-12;
3) Аляева Г. А. Купеческая усадьба начала девятисотых годов. Хроника двадцатого века. // Красногорье. Историко-краеведческий альманах. № 20, 2015. С. 13-20.