Дневник Милы Воронцовой, 24-х лет, связной Десанта Печального Образа.
***
24 сентября. Маму я плохо помню. Она умерла, когда мне было четыре годика… Дедушка говорил, что та зима была морозной; январь был таким лютым, что птицы замерзали на лету и стылыми комочками падали на землю… Это была сто сорок четвертая зима после того, как… ладно, об этом пока не стоит рассказывать: внутренний голос говорит мне, что те, кто прочитает этот дневник, ничего не будут знать о днях прошедших… Произошло неизбежное и старому нет возврата: никто, кроме немногих, не знает сегодня всей правды о том, кто истинные хозяева на планете. Почему это те, кто будет жить после нас, будут знать больше нас о том, о чем не сохранилось ровным счетом ничего? Нет ведь никаких записей, хроник. Народу нынешние закулисные реалии до лампочки, а про то, что где-то сохранились памятные машины, никому вообще неизвестно… Кто будет интересоваться этим?…. Дедушка, тот, например, прямо говорит, что от них, от «железяк проклятых» -- все зло.
«… Не суйте нос куда не надо, если не хотите неприятностей себе и родителям…» Да-да, это он так всегда говорил, когда мы, младшие , выспрашивали его о том, что было, когда нас еще не было.
«…вот помню, наше правительство сунуло нос куда не надо и что вышло? А то, что нас просто продали! Продали население целой планеты кучке черномазых нелюдей, о которых мы и слыхом не слыхивали до того самого момента, когда людей, как скот, не стали загонять в концлагеря. А вы знаете, что они там делали с ними, эти нелюди? Нет? А может, лучше не знать?...»
…Тут дедушка опасливо глянул на тетю Аглаю: та ужас, как не любила, когда он заговаривал с детьми о взрослых вещах.
***
Про маму еще помню, что у нее были темные, с золотым отливом волосы и как она смеялась, закидывая голову назад. Она была жизнерадостным человеком с улыбкой ослепительной, как у кинозвезд … Так говорил дедушка: а я запомнила! Мне всегда хотелось запрыгнуть к ней на коленки и укутаться её волосами… Они пахли сладковато- пряно: не знаю, какую траву она добавляла в мыльную воду, когда готовила большую лохань для мытья. Сначала купали нас с братиком, потом взрослые мылись сами: воды всегда не хватало, ее привозили раз в неделю на большой телеге с бочкой – и ее набирали в емкости: канистры и полиэтиленовые баки с круглыми завинчивающимися крышками. Странно, я не помню, какого цвета была бочка. Может, она была покрашена в светло серый, почти серебристый цвет? Или была блестящей, такой, как старая пятилитровая кастрюля, что стоит на кухне у тети Аглаи?..
***
Отца не помню. Он был пилотом истребителя и погиб на войне: так сказал дедушка. Дедушка помогал, а точнее, мешал воспитывать меня советами тете Аглае. В ней столько доброты! Никогда она не сказала мне худого слова, а ведь я росла настоящим сорванцом: наравне с мальчиками участвовала в их лесных военных рейдах, когда мы играли в войну… Девочек туда не принимали , но я умела хорошо обезболивать руками ушибы и накладывать тугие повязки. Для меня сделали исключение, взяв в качестве медика (мне было двенадцать) , и это решило мою судьбу … Но об этом -- история другая! Расскажу ее, если будет настроение, как-нибудь в другой раз… А оно будет! Если я этого не сделаю, никто не узнает об этом, наши дела останутся забытыми. А я хочу, чтобы мои дети прочитали его… Ведь настанет наконец день, когда мы перебьем чужеземцев и люди опять смогут любить друг друга, не боясь ничего? Не знаю, когда это будет, но это – будет!
***
После испытательного срока, положенного новобранцам, и принесения клятвы о молчании я была допущена к обустройству подземного тайника, служивших нашему братству надежным убежищем, когда нужно было укрыться от взрослых, таких назойливых со своей глупой опекой …. Там мы строили планы борьбы с чужеземцами, там штудировали старинные книги по искусству ведения войны… Время наше еще не пришло -- мы все это понимали, но военная организация, о которой не знала ни одна живая душа вне братства, придавала смысл существованию… Тарх ( так мы звали Глеба Тарковского, который стал командовать еще до того, как я вступила в Братство) говорил, что наш отряд станет ядром будущего Сопротивления…
***
…Запомнились дедушкины слова, сказанные им однажды, когда я пришла из лесу, где мы строили вторую, резервную, печь в довольно большой комнате убежища, что служила нам для совещаний. Градусник показывал минус шестьдесят по Цельсию. Ветра, однако, не было и мороз почти не обжигал щеки(зато ощутимо обжигал легкие!)… ( Дедушка уже отхлебнул из заветной фляжки, хранившейся в секретном шкафчике в мастерской)
-- Космический холод поразил нас за грехи наши… Что есть душа человеческая? Пар, дуновение прозрачное( он хотел сказать – «призрачное», но от волнения и винных паров путался). Бог покарал нас за неверие и поделом!… Никогда уже вы не увидите солнца над головой и не услышите, как поют соловьи на рассвете…
***
Аглая, копошившаяся у плиты, обернувшись, сделала за его спиной большие глаза и покрутила пальцем у виска: я вздохнула. У деда были золотые руки -- он мастерил на продажу недорогую и незамысловатую мебель, хотя знал толк и в скульптуре: у него в мастерской я видела несколько резных портретов из ореха, к которым он подходил изредка и подолгу всматривался в черты дорогих ему лиц...
***
… После нескольких глотков ему не терпелось порассуждать о божественном. Терпеть не могу! Что это за бог такой, если он допустил случившееся? Мы с друзьями исправно посещали Храмы Знаний, но никто из нас не верил во всю эту чушь, которой нас кормили Наставники. От приема наркотиков и алкоголя мы уклонялись, поскольку кодекс Братства не позволял этого, и презирали безвольных сограждан, идущих на поводу у правительственной пропаганды… Впрочем, дедушка был добрым человеком и я даже жалела его иногда… Пусть он и видел многое в своей жизни, но никогда уже не будет молодым… Кто знает, о чем он думал за работой, насвистывая старинные песенки, которые, пожалуй, сохранились в памяти у него одного? Во всяком случае не о том, что бог тут совершенно не при чем, даже если он и существует… Реальным для нас была Когорта. Вот кого мы ненавидели всеми фибрами души, ведь все знали о бесчинствах, которые эти молодчики себе позволяли. Лара Грабовского забрали, когда тому было всего восемнадцать и с тех пор никто не слышал о нем ничего…
Я любила Ларика… Только когда он когда он исчез, я поняла это со всей безысходностью. Почему я не ценила нежных взглядов, обращенных украдкой в мою сторону! Устав Братства не допускал личных отношений, а я, дура, слишком поздно поняла, что не всегда стоит следовать даже самым мудрым установлениям… Последние два года я не жила: существовала, как во сне, как обездоленное растение. Ждет не дождется, когда солнце выглянет наконец из-за туч и наступит тот день, когда распустятся бутоны мести.… Где ты, солнце моего возмездия?! …Да! Я поклялась отомстить и горе тому, кто встанет на пути…
***
То, что случилось вчера вечером, было неожиданным для меня! Не знаю, как быть.. . Давно собиралась начать дневник, но сделала это лишь сегодня… Не случайно это, нет!.. Да и то, кто знает, что ожидает нас завтра? Или через неделю, через год, наконец? Наверно, в глубине души я поняла, что хватит жить прошлым. Настоящее ломает двери!… Там, в буфете, вчера вечером, когда он так нежно погладил мои пальцы… Нет, я сейчас разревусь, надо идти в кастелянную!
***
26 сентября. Постоянно думаю о нем и, хотя стараюсь отогнать эти мысли прочь, это у меня плохо получается… Может, я больна? Если так, то надо искать лекарство. Я смеюсь и плачу одновременно. У него длинные, темные и чуть вьющиеся волосы, прямой нос с едва заметным белесоватым шрамом на линии глаз… Глаза -- цвета стали, той, из которой сделан клинок кортика Тарха( тот, кстати, говорит, что достался клинок от отца, которого черные забрали семь лет назад. Прапрадед Тарха по отцу был морским офицером…) . Он говорит мало и умеет слушать меня так, как никто еще не слушал до сих пор( всем вечно не хватало времени для того, чтобы просто выслушать меня)… Он, кажется, очень тонкий человек, но это нельзя объяснить… Он ничего не сказал о себе. Почему? Из скромности или не доверяет мне?? Впрочем, будет еще время поговорить с ним об этом… Я скучаю по нему, хотя не видела всего сутки и думаю о нем с такой нежностью, что становится страшно… Мне хочется видеть его и неважно, будет он слушать меня или говорить сам. Да, это совсем, совсем неважно… Что со мной, господи?! Я теряю рассудок? Я никому не могу сказать об этом -- просто знаю, что нельзя … Я -- будто в тумане… когда тетя спрашивает меня о том, сколько белья нужно отвезти на лифте в прачечную, до меня не сразу доходит смысл вопроса… Боюсь, она что-то заподозрила. Хотя... никому до меня, глупой и счастливой, дела нет, конечно…
***
Да. Я слишком счастлива, чтобы мыслить и, тем более, писать связно … Надо идти мыть пол на третьем этаже, а то будет от тети нагоняй. И так уже полчаса сижу здесь и выливаю свои мысли на бумагу… Подумаю о нем за работой…
***
27 сентября. Ужас, который охватил меня вчера ночью, жив! Когда «труба» остановилась в беззвездном небе прямо над нашими головами, Юра напрягся и я увидела, как глаза его вспыхнули… Попытайся я объяснить кому-нибудь, меня не поняли бы. Такие огоньки, почти неразличимые глазами перебегают с уголька на уголек в топке печи, когда дрова уже прогорели… Тогда в комнате разливается блаженное тепло и не хочется думать ни о Подполье, ни о каких-то предстоящих боях… Но это – уют, мечтаемое душой…
Прошлой ночью эта мысль мелькнула только на мгновение и спряталась в закоулках сознания, как ящерица, ненароком выскользнувшая на солнечный свет.
Странно! Мысль о солнечном свете мелькнула в голове именно тогда, когда мы с Юрой стояли, тесно прижавшись друг к другу. Небеса в наши дни всегда затянуты облачностью, но я отчетливо представляю те прекрасные времена, когда не было этих проклятых, когда солнышко сияло в чистом небе, озаряя мягкую зелень лиственниц и блестящие листики брусники на полянках в тайге…
***
Ужасно! Никто и не подозревает, что творится там, в горах… Мы как-то подошли вплотную к заграждению из ржавой колючки( это два года тому, когда по настоянию Тарха решено было сделать пробный рейд в Плоские Вершины).
… Через каждые полсотни метров -- вышки на фоне желтовато-грязной облачности Охрана в зеленых униформах уже становилась легкоразличимой на фоне листвы, тоже начинавшей желтеть, и к тому же, мы посвятили немало времени наблюдениям периметра. Передвижения охраны были хорошо нами изучены с помощью двух мощных армейских биноклей(их мы добыли на заброшенном складе, о котором власти не пронюхали)… Интервалы между часовыми были небольшие, метров тридцать-сорок, но Тарх, в совершенстве овладевший древним искусством ухода в Зазеркалье , мог бы без труда проскользнуть незамеченным… Что там и как было внутри, мы не имели ни малейшего представления… Вот это останавливало. А рисковать мы не могли просто. О том, что творилось в фильтрах Когорты, имелось кое-какое представление…
***
Да. Чудесная, странная ночь… Я никогда не думала, что такое возможно.. . Юра подарил мне браслет. Чудный… прозрачная цветная эмаль, мерцающая искорками в глубине красочного слоя… И золото, настоящее золото… Мне никто никогда не дарил золотых вещей…