Иванушка Бездомный у Булгакова, взявшись описывать происшествие на Патриарших, запутался с «покойным Берлиозом»:
«Начало он вывел довольно бойко:
"В милицию. Члена МАССОЛИТа Ивана Николаевича Бездомного. Заявление. Вчера вечером я пришел с покойным М. А. Берлиозом на Патриаршие пруды..."
И сразу поэт запутался, главным образом из-за слова "покойным". С места выходила какая-то безлепица: как это так - пришел с покойным? Не ходят покойники! Действительно, чего доброго, за сумасшедшего примут!..».
А вот Александр Сергеевич наш Пушкин не смущался такими «безлепицами», и никого это так же двести лет не смущает, - когда мы читаем в «Медном всаднике» об Александре Первом:
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил.
Каким образом «покойный» мог править? Или всё оправдывает наречие «ещё»?..
И всё же, вроде, правильнее сказать - «покойный ныне»?.. Или тогда так говорили (и писали), и это не было странно?.. В другом месте - в Дневнике, - у Пушкина так же – «На похоронах Уварова покойный государь следовал за гробом…». «Не мог покойный следовать!» - воскликнул бы Иванушка, - и стал бы переписывать. А для Пушкина – нормально… Или всё-таки грамматические (вернее, стилистические) нормы за сто лет так изменились?..
Нормы, конечно, изменились. Но всё же что-то у Пушкина здесь не так, - вроде намеренной ошибки…
И ошибка эта указывает на стремление царя Александра к покою. По жизни он хотел, - прежде всего – покоя, и был – уже при жизни – как бы покойником. («Наш царь дремал»…). Так что разницы нет – жив ли, умер ли, - в любом случае – «покойный»… (Может быть, и булгаковский Берлиоз – так же…).
Итак, -
На балкон
Печален, смутен вышел он
И молвил: "С Божией стихией
Царям не совладеть". Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел…
Между тем, другой царь желал и стремился «совладеть» с Божьей стихией:
На берегу пустынных волн
Стоял Он, дум великих полн,
И вдаль глядел…
Как различны положения, - один сидит, другой стоит, так различны – и думы – один полн дум великих и многих, другой – лишь одной, и насущной, - и взгляды: один глядит – вдаль, другой – перед собой…
В критической литературе по «Медному всаднику» есть мнение, что Александр в поэме подобен мещанину Евгению, а не царю Петру. Или - Евгений-Александру. Пушкинский герой ведь так же хотел устроить своей Параше, - а с ней – и себе - покой:
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокоит…
Между тем, Евгений – он ведь «Благородный», а не просто обыватель, и предки его когда-то со славой служили Царю и Отечеству. Но наш Евгений при всём при том всего лишь «где-то служит», как, в общем, и «покойный царь»: «Наше царское правило: дела не делай, от дела не бегай».
И разбушевавшаяся стихия, – она одинаковое наказание, - как бедному Евгению, - так и – царю России. Наказание – от Бога-Петра (Тритона-Петра). За это их стремление к покою, - своему, частному, отдельному покою. (И тот, и другой, - и вымышленный герой, и царь, были наделены в итоге покоем – вечным. Поскольку ведь наводнение случилось за год до смерти Александра, и было как бы предвестием её. Каждому – «по вере его», - или – желанию, - что в данном случае чуть ли не одно и то же…).
До сих пор всё пишут и пишут про «двойственную позицию» Пушкина в отношении Петра Великого. Да не было никакой двойственной позиции! Пушкин считал Петра величайшим царём России, навсегда указавшим единственный верный путь нашей стране. Путь этот – путь духовного просвещения. А этот путь не совершить в покое! Потому что покой противоположен духовности, - то есть, - жизни со Христом, в познании Христа, в со-деянии со Христом.
Об этом – Блоковское:
И вечный бой! Покой нам только снится…
А вместе с покоем неизбежно приходит – Мамай. Приходит царь Салтан – «басурманить христиан».
Нам возразят, – а как же пушкинское – «На свете счастья нет, но есть покой и воля…»? Так в том-то и дело, что не совпал Пушкин с Петром в жизни (на свете), а совпал – с Александром и Николаем, - которые – каждый по-своему, - хотели – «покоя», - для себя. Тогда и Пушкину оставалось тоже для себя выбрать – покой, - и ещё неизвестно, - не смертный ли это покой и что за «побег» он замыслил, и что это за "обитель дальная"? (Сильно подозреваем, что она гораздо дальше Михайловского!..). И снова Пушкину вторит Булгаков: Мастер не заслужил с в е т а, он заслужил п о к о й...
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/11/19/1557