К вопросу о влиянии отдельных аспектов средневековой церковной картины мира на представления об инкубате
***
Опубликовано: МАТЕРИАЛЫ V МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «РЕЛИГИЯ И ИСТОРИЯ», 20–22 АПРЕЛЯ 2017 ГОДА, МИНСК, РЕСПУБЛИКА БЕЛАРУСЬ
(ссылки и прочее - в лс)
***
В IV в.н.э. Августин Блаженный писал: «Существует весьма распространённая молва, и многие утверждают, что испытали сами или слышали от тех, которые испытали и в правдивости которых нельзя сомневаться, что сильваны и фавны, которых в просторечии называют инкубами, часто являются сладострастникам и стремятся вступать и вступают с ними в связь» . В дальнейшем представление об инкубах прочно вошло в европейскую христианскую культуру и существовало как минимум до XVIII в.
Инкуб (иногда греч. «эпиальт») – это сверхъестественное существо, обычно демон, ищущий сексуальных связей с людьми. Демон в облике мужчины назывался инкубом (от лат. incubare, «лежать сверху»); в облике женщины – суккубом (succubus, от лат. «лежать снизу»). В качестве термина, обозначающего отношения людей и инкубов мы взяли слово «incubatus», использованное в «Молоте ведьм» , а также его принятый русский перевод «инкубат».
Следует учитывать, что представления об инкубате были неоднородны, хотя и была распространена точка зрения, что инкубы – это демоны. Однако некоторые авторы считали их животными, а другие расценивали как фантазию и действие естественных причин. В целом можно сказать, что на представления об инкубах оказали влияние многие сферы бытовой и интеллектуальной жизни европейцев. В частности, мы полагаем важным влияние церковных представлений о телесности и сексуальности, о воспроизводстве жизни и о характере взаимодействия людей со сверхъестественными силами.
1. Отношение католической церкви к человеческому телу и сексуальности
Как указывает Ле Гофф, в основе средневекового отношения к телу лежали две идеи – идея телесного воплощения Христа и идея первородного греха, который связывался с сексом .
Что касается сексуальности, то показательны слова Фомы Аквинского о том, что «порча первородного греха» передаётся через «акт порождения» , инструментом его передачи является семя, а «движущей причиной греха является чувственное удовольствие» . Таким образом, не только удовольствие осуждалось, но и семя считалось оскверняющей субстанцией. Об этом пишет и «Молот ведьм»: «сила <дьявола> заключается лишь в чреслах и в пупе… потому, что дьявол лишь через излишество плоти господствует над людьми. У мужчин центр этих излишеств лежит в чреслах, т.к. оттуда выделяется семя. У женщин же семя выделяется из пупа» . Табуирование касалось не только телесных выделений, но и крови. Ле Гофф предполагает, что «одна из многочисленных причин относительно низкого положения женщины в Средние века состояла в восприятии месячных кровотечений».
Однако тело не только принижалось, оно могло стать помощником в важном деле спасения. Сам Иисус Христос воплотился в человеческом теле, и теперь, по словам апостола Павла, «тела ваши суть члены Христовы» (1-е Кор. 6:15). Однако Христос воплотился в мужском теле и именно «тело мужчины … становится сферой священной и исключительно принадлежащей Христу, перед которым мужчина ответственен за чистоту тела» . Женское тело в популярной библейской трактовке было создано из мужского (Быт. 2, 21-22), поэтому образ Божий в нём проявлен заметно меньше. Кроме того, женщина была повинна в грехопадении. Женское тело считалось менее совершенным, чем мужское, поскольку оно физически слабое, что проявляется и в слабой воле, и в незначительных умственных способностях.
Здесь следует упомянуть, что существовало мнение, будто инкубов (демонов в мужском облике) гораздо больше, чем суккубов (в женском облике), поскольку сексуальные отношения с демонами гораздо более распространены среди женщин. Например, «Молот ведьм» считает, что каждая ведьма обязательно предаётся этому пороку.
Женщина, более слабая как физически, так и морально, считалась источником искушения для мужчины. В источниках раннего христианства встречается немало наставительных историй о добродетельных девушках, которые предпочли пойти на мучения, лишь бы не быть соблазном для мужчин . Женщины раннего христианства нередко доходили до полного отрицания своего пола, они принимали мужские имена и поступали в мужские монастыри под видом евнухов. Что подобные случаи бывали нередко, видно из специальных запрещений Гангрского собора и VI Вселенского собора .
Церковь превозносила целомудрие и старалась всячески ограничить сексуальную жизнь прихожан (в том числе и в браке). Церковные авторы в книгах и проповедях описывали брак как несчастье для мужчины и представляли женщин существами нечистыми и отвратительными .
В частности, «Молот ведьм» подробно рассматривает особенности женской натуры. Женщины склонны к суевериям, поскольку легковерны и чаще мужчин сомневаются в вере и отрицают её. Основные усилия женщин направлены на суетное поведение, они более желают понравиться мужчинам, чем служить Богу. Ненасытная страсть женщины к плотским наслаждениям является основным источником зла, поскольку именно половой акт стал причиной первого грехопадения . Среди ведьм эта страсть весьма распространена, поэтому они часто наводят любовные чары: возбуждают в мужчинах страсть к чужим жёнам или внушают супругам отвращение друг к другу. «Молот ведьм» относит к действию демонических сил также неспособность к зачатию и преждевременные роды .
Конечно, на практике суровые церковные установления далеко не всегда исполнялись даже в монастырях, не говоря уж о мирской жизни. В литературе «народных» жанров (немецкие шванки, французские фарсы и фаблио) мы видим довольно свободное отношение к вопросам секса в браке и вне его . Женщины в этих произведениях выступают на равных с мужчинами: они дают советы мужчинам в разных ситуациях, предаются эротическим удовольствиям (в том числе супружеским изменам), ругают своих мужей за недостаточное усердие в исполнении супружеского долга. С тем, что эти картины соответствовали реальности, согласны и некоторые исследователи. Что касается отношения к сексу, то большое количество церковных документов, осуждающих и карающих различные сексуальные отклонения, свидетельствует о том, что в европейском обществе нравы были относительно свободные .
Подводя итоги, хотелось бы сказать, что, по нашему мнению, осуждающее отношение католической церкви к сексуальности и представление о неполноценности женской природы оказало явное влияние на представления об инкубате.
2. Церковь на страже производительных сил природы
Булла Иннокентия VIII «Summis desiderantes affectibus» (1484 г.), основная цель которой состояла в поддержке авторитета инквизиторов Инститориса и Шпренгера (авторов «Молота ведьм»), приводит перечень колдовских деяний жителей Германии. В этом перечне первым пунктом указывается, что «очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в плотский грех с демонами инкубами и суккубами» . Только после инкубата идут другие деяния: эти лица причиняют преждевременные роды; насылают порчу на приплод животных и плоды растений; насылают порчу на людей, домашних животных и земли с различными насаждениями; мучают болями; препятствуют зачатию детей и вообще лишают людей способности исполнять супружеский долг. Лишь в самом конце идёт обвинение в том, что «сверх того, они кощунственными устами отрекаются от самой веры» .
Из этого списка можно понять, сколь большое значение церковь придавала тем аспектам колдовской деятельности, которые связаны с сексуальной стороной жизни. При этом внимание церкви обращено на два момента: нарушение нормальной сексуальной жизни (инкубат, невозможность супружеского общения) и нарушение воспроизводства (препятствие зачатию, преждевременные роды, порча приплода животных и плодов растений).
«Молот ведьм», имея определённую связь с папской буллой, также первым делом разбирает вопрос о том, возможно ли инкубам порождать детей. Из дальнейшего текста можно узнать, что ведьмы способны «препятствовать способности к деторождению или любовному наслаждению» ; могут предупреждать зачатие во чреве матери, производить аборты, убивать новорождённых или тайно посвящать их дьяволу; задерживать производящую силу во всей природе; и даже лишать мужчин детородных органов. Складывается впечатление, что авторы этого текста были убеждены, что силы зла в лице демонов и ведьм имеют своей целью не только (и даже не столько) причинение вреда душам, сколько нарушение естественного порядка воспроизводства жизни. Поскольку демоны во всём выступают против воли Бога, то вполне естественно, что они желают помешать осуществлению его заповеди «плодитесь и размножайтесь» (Быт. 9:1).
Подобное представление можно связать с практиками ведьм, описанными в «Молоте ведьм». Мы предполагаем, что совокупления ведьм с невидимыми партнёрами, имевшие место на полях или в лесах, могли иметь связь с народными обрядами плодородия. В этом случае католическая церковь воспринимала обращение за плодородием к иным божествам, кроме христианского, как прямую конкуренцию. Для церкви было очевидно, что только христианский бог является подателем жизни, а это значит, что все другие божества (трактуемые как демоны) способны лишь нарушить процесс воспроизводства.
3. Чувственность средневековой духовности
Хотя считается, что мистический опыт универсален и пребывает за границей истории, но язык, используемый мистиками для описания своих переживаний, обусловлен эпохой. Для мистических описаний средневековья характерно использование чувственно-материальных образов.
Мистическое единение человека с Богом становится возможным при помощи любви. Этот путь божественной любви средневековые мистики также описывали через образы чувственно-материальные, в первую очередь образы земной любви, брака, зачатия и рождения. «О, если бы грешной душе моей было дано зачать в себе новую чистоту и, подобно Деве, родить Сына» – писал Пётр Датский в XIII в.. Стремясь к Жениху, Пётр старался проводить как можно больше времени с его Невестой, визионеркой Христиной Штоммельнской, «он мысленно присутствует при её “брачных утехах” с возлюбленным и старается принять в них участие. <…> Он просит Христину предстательствовать за него перед Женихом, чтобы ему было позволено хоть урывками делить их радости, наслаждаться присутствием “сестры и её любовника”» .
В связи с этим П. М. Бицилли предупреждает: «… необходимо всячески остерегаться произвольных догадок о сущности мистических переживаний, составляя суждение о них единственно по той словесной передаче их, которая находится в нашем распоряжении», хотя в дальнейшем указывает, что эмоциональная окраска средневековых мистических переживаний была преимущественно эротической.
Рядом со многими визионерками жили почитатели-мужчины, состоящие с ними в доверительных отношениях и записывавшие их видения. Например, Ренан посчитал, что из мемуаров доминиканца Петра Датского и его переписки с визионеркой Христиной Штоммельнской, возле которой он провёл большую часть жизни, явствует их взаимная человеческая любовь, однако сами Пётр и Христина наделяли свои отношения неким мистическим смыслом .
В связи с этим можно сделать два предположения: во-первых, такие близкие отношения могли оказывать влияние на переживания этих женщин, а во-вторых, мужчины-авторы могли описывать экстазы тем языком, носителем которого они были. При Марии из Уаньи жил магистр Парижского университета Яков Витрийский, при Анджеле из Фолиньо – францисканец Арнальд, при Христине Штоммельнской – доминиканец Пётр. Вполне возможно, что эти учёные люди, близкие церковной традиции, вносили коррективы в «неправильный» язык визионерок. Последнее предположение подтверждает и П. М. Бицилли, указывая, что ряд выражений святой Анджелы, переведённых братом Арнальдом с её «простонародного наречия» на латынь, совпадает с языком мистиков-богословов того времени . Таким образом, эротический язык мистических видений напрямую связывается с церковной традицией, а отношения человека со сверхъестественным получают определённую связь с чувственно-материальными образами.
Что касается средневековых представлений о взаимодействии с демонами, то они были однозначно материальны. Та же Христина Штоммельнская постоянно претерпевала физические мучения, которые были признаком демонических атак. Например, она вынимала из-под одежды окровавленный и горячий гвоздь, которым демон пронзил её колено, отрывала от своей груди жабу, а её постоянным мучением было осквернение нечистотами, при этом иногда доставалось и окружающим .
Применительно к нашей теме можно сказать следующее: если высшее блаженство единения с Богом зачастую описывалось и, возможно, иногда переживалось через эротические образы, а взаимодействие с демонами было материально-чувственным, то вполне естественно было приписать демонам возможность сексуальных контактов с людьми. Известная симметрия добра и зла выражалась в том, что Бог давал экстазы, описываемые через образы «Песни Песней», а дьявол не желал уступать ему это поле. Как явившийся образ святого мог на поверку оказаться демоном, так и экстатические переживания блаженства дьявол старался подменить эротическими образами собственного внушения.