Никем не признана была при жизни — ни матерью, ни мужем, ни детьми,
От всех была одна лишь укоризна, в былые её жизни долгой дни.
Хоть все и были ей всегда хранимы от грусти, боли, горя и беды,
И всё же, не была для них любимой, всё между ними были нелады.
Обиды на неё всегда копили, всё что-то каждому она недодала…
Грустила, что всё лучшее забыли, и молча каждого из них ждала.
Не предлагала полюбить душою, и сердце их не трогая совсем,
Страдала так своей бедой большою, им оставаясь в общем-то — никем.
Из них собою каждый лишь гордился, и каждый для себя был только прав,
В обиженного тогу нарядился, показывая ей свой гордый нрав.
С болезнью приходилось ей тягаться, с той, что сказали: «не остановить»,
Она уже отчаялась, дождаться былого счастья, радости, любви.
И всё просила, чтобы Бог устроил им жизнь, упрёков — вовсе никаких,
Всех отпустила с миром и покоем, молясь тихонько вечером за них.
Одна в квартире тихо уходила... (Судьба считала молча её дни...),
Так и не признанной никем при жизни — ни матерью, ни мужем, ни детьми.