Бессмертие

Михаил Лукашкин
Публика собралась на открытие выставки заранее, чтобы всласть наговориться. Тут были все: страстный меценат, тихий коллекционер красного вина Мартин, изысканный небожитель, сын богатых производителя сыра и элитного парфюма Марк, прожигатель жизни, концертмейстер одного из самых известных виолончелистов мира Сергей, а также иные, чьи заслуги были менее публичны или не так важны. Все собрались псомотреть на работу "Похороны в Орнане", которую специально доставили в Екатреинбург усилиями одного из гостей вставки.

Работа над выставкой шла долго. Согласовывали порядок доставки, сроки экспонирования, лекции, экскурсии, концерты французской музыки времени жизни автора, Гюстава Курбе, и прочие мероприятия, которые должны были сопровождать визит. И вот, после долгого ожидания, картина прибыла, наконец, на Урал. Она всех восхищала. Кто-то, посмотрев на неё, вспоминал своих друзей или коллег, которых недавно похоронил, кто-то размышлял о бренности жизни. Но не только.

- Жаль, что автор лично не может приехать на вернисаж.

- Почему?

- Это же очевидно! – воскликнул Иван. – Будь Курбе бессмертен, он мог бы продолжить в том же духе. Создать кучу сильных работ. Говорить о насущных проблемах любого времени, любой страны! И был бы знак качества, что-то вроде "сделано Курбе".

Его случайный оппонент, Сергей, поднес палец ко рту, задумался и вскоре ответил.

- Вас, простите, как зовут?

- Иван.

- А меня – Сергей. Вы полагаете, что личное бессмертие позволило бы автору снискать больше славы?

- Нет, дорогой мой, личное бессмертие позволяет вечно щтамповать шедевры. Человек научился чувстовать нерв события, явления, эпохи, работы правителя. Он отражает это в своих работах. И меняет ситуацию. Художник становится журналистом. И, учитывая то, что он – мастер, каждый раз будет шедевр.

- Нет, шедевра каждый раз может и не быть. Будет изживание себя. Вот представь. Художник нарисовал гениальную картину. Взобрался, так сказать, на Олимп. Все признали его гением, поют дефирамбы. Он, допустим, повторяет успех два-три раза. А дальше что? Он, понимая, что каждую его работу будут встречать криками "Ура!", "Вау" и прочими "Как красиво!", снижает качество. Не так остры темы, не так исключительны образы, не так глубоко лежит крска, не так социальны его слова. И вот, через год-другой он изжил себя, показал дилетантом, который подумал, что стал Мидасом. Золото на поверку окажется медью, латунью. И всё. Sic transit gloria mundi.

- Не согласен! Художник ведь не будет монополистом. Будут и другие авторы.

- Это его не остановит! Вкусив успех, он же перестанет думать о качестве. Будет что-то вроде "Я всё могу сам, без оглядки на авторитеты".

Тут в их беседу вклинилось начало презентации, и спор невольно прекратился.

- Господа, прошу внимания, - раздалось со сцены. – Сегодняшнее открытие посвящено работе Густава Курбе "Похороны в Орнане". Работа, сделавшая автора бессмертным, вписала его имя в историю живописи…

После официальных слов гости, разойдясь с бокалами красного сухого вина по галерее и разбившись на компании, смогли, не сговариваясь, договориться, что всё-таки бессмертие-то в делах. У Курбе были картины, у коллекционера Мартина – вино, у Марка – парфюм, который делает его семья. В доказательство великосветские бессмертные подарили друг другу небольшие подарки, на чём и успокоились. Об этом говорили в прессе, и тональность открытия выставки лишь дала дополнительный импульс её гастролям, однако это уже совсем другая история.

Иллюстрация - "Похороны в Орнане" (1849-50). Находится в парижском музее Орсе.