Случилось это давным-давно, когда я еще совсем молодая приехала впервые в Якутию. После просторов степей здесь всё мне было в диковинку. И зелёные до изумрудного цвета алласы, и чистейшая в реках вода, в которой кажется до хариуса дотянуться, как собственной рукой до кончика носа, а камешек к камешку на дне лежит, все щербинки на их боках видно. В небе - по две радуги во время дождя, и ягода в лесу, растущая прямо на старом валежнике, и горьковатый запах далеко горящей тайги. Все было непривычно, по-новому. Всё хотелось увидеть, ко всему прикоснуться и всё самой попробовать.
С утра и до самого позднего вечера я работала на звероферме ветеринарным врачом. Серебристые или чернобурки, это не наши привычные лисы огневки, живущие в степях и боящиеся человека. Эти были совсем бесстрашные, кормящиеся из рук человека. Как бы то ни было, а время шло, и мне самой хотелось побродить по тайге. Но как это сделать, если я совершенно не ориентируюсь по месту. То ли дело равнина. На сто верст . всё видать от маленького холмика, одиноко возвышающегося над степью, до могучего дуба, раскинувшего свои ветви далеко в стороны. Незнакомые места меня пугали. А тут ещё каждый, со своим ненавязчивым рассказом .о заблудших и сгинувших в якутских дебрях, сыпал увесистую порцию соли на мои душевные раны. Что же мне теперь в лес совсем не ходить, что ли?
И вот однажды, пообещав шоколадку «Алёнка», я таки уговорила соседского мальчугана сопровождать меня в лесу в моей первой ознакомительной прогулке.
«Серый», так звали моего юного гуру, быстро и вполне доходчиво объяснил мне, что всё это – бабкины сказки для недотёп, коим меня считало всё взрослое население посёлка. Настоящий таёжник в лесу не пропадет, даже если у него с собой ни спичек, ни ножа не окажется. Тайга большая, и в ней без еды, принесенной с собою, можно обойтись. И с закрытыми глазами найти нужную тропинку и вернуться домой может каждый мало-мальски уважающий себя пацан.
Воодушевившись рассказом Серого, я лишь робко спросила: «Во что ягоду будем собирать? Или на месте из бересты туесок сварганим?» На что получила твердый ответ: «Нет, деревья портить не станем, негоже этого делать, а под ягоду возьмём лёгкие пластмассовые вёдра». На том и порешили.
Утро, пожалуй, самое прекрасное время на земле. Сизый туман плотной пеленою зависает в низине, так что не видно края берега. Трава усеяна блестящими каплями росы.
У края леса звонко считает кукушка.
- Кукушка, кукушка, сколько мне жить?- весело кричу я.
- Ку-ку.
- Раз.
- Ку-ку.
- Два.
- Ку-ку.
- Три.
- Да, ладно, - не скрывая усмешку, заносчиво вмешивается в мой диалог с птицей Серый. – Все это враки, она так орет от нечего делать.
- Да ну, - смеюсь я, - А почему же все спрашивают и считают?
- Дураки, потому и считают.
- Неужели все? – не унимаюсь я.
- Если с птицей разговаривают, значит, дураки.
Ну, как попрёшь против такой логики. Я замолкаю, всей грудью вдыхая настоянный хвойный запах леса. Здорово!
Где-то, совсем рядом, в кронах деревьев свистит маленькая пичуга. Мимо, задравши трубой хвост, стремглав пробежал полосатый бурундук, сходу вскарабкался до середины ствола колючей сосны.
- Ой, какой чудной, - радуясь совсем по-детски, закричала я. – Такой маленький, пушистенький, смешной.
Серый фыркнул, не скрывая презрения, что с меня взять…девчонка. Всё было красиво и в диковинку. Раскидистые ели с мохнатыми зелёными лапами соседствовали со стройными тонкими берёзами. Колючие ёлки, как в сарафанах едва выше колена, стояли у кромки леса, почти у дороги, а дальше, куда только хватало взору, зелёная бескрайняя тайга.
- Идёшь рядом, потеряла из виду, кричи, пока не отзовусь. Услышала, иди на мой голос. Поселок слева от нас. Идём вправо, возвращаемся влево. Ясно?
- Заблужусь, буду орать, - это я для себя уяснила чётко. Кому в лесу охота в одиночку куковать?
Шли долго по бурелому. Странный все-таки в здешних местах лес. Очень густой, с редкими опушками. Очень много валежника и старых пней, о которые то и дело с непривычки запинаются ноги. Дело приближалось к обеду, а во рту с утра маковой росинки не было. Все-таки дурацкая у меня привычка: по утрам не завтракать.
- Ну, и где же тут еда? – с нескрываемым сарказмом в голосе спросила я своего проводника.
- Дойдем до ягод, будет еда.
- Ягода? – изумленно переспросила я.
- А ты что, бананов хотела? Тут пальмы не растут. Разве что шишки на кедрах, так ведь до кедрача с твоей черепашьей скоростью полдня идтить будем. И зачем с тобой только связался? – Серый зло зыркнул в мою сторону, но, вспомнив об обещанной шоколадке, уже теплее спросил: А насчет «Алёнки» не сбрехала?
- Что за слова такие? Брешут собаки.
- Собаки-то брешут, а всё равно дураком быть не привык. Пацаны засмеют.
- Не сбрехала, - поспешила его успокоить.
Вскоре пришли на огромную поляну
- Ну, вот, - не скрывая гордости, проговорил Серый, - поселок слева, река справа, а еда перед нами. Хошь ешь, хошь собирай. Тайга горит, ветер дым принёс, значит, комарья не будет.
- А что, много бывает?
- Кого?
- Комарья.
- Как повезёт. Иногда стайка, иногда – туча. Они у нас прожорливые. И большие.
- Ну да?
- А то, - Серый был в ударе, это ж когда ему свободные уши, да так надолго попадались.
- Говорю тебе, они у нас с кулак, и ноги висят аж на две ладони от брюшка. Ты вот в лес в ветровке пошла, а я в болоне. Сечёшь?
Если честно, я уже ничего не секла, а вот то, что мой спутник заливает, как сивый мерин,
нутром чуяла. А ну, как правду говорит, и комары здесь не комары, а монстры с кулак размером. Да если такая особь еще и в стаю собьётся, а не в стаю, так в тучу, где ж тут не сгинуть? Так ведь всю кровь до капельки высосут. Представив эту страшную картину, я лихорадочно передёрнула плечами и с нескрываемой завистью посмотрела на его болоньевую куртку.
- А как же от них отбиться-то?
- А никак, кто проворный, за лапы их ловит и о ближайшее дерево – бац! И всё. Серый смерил меня с ног до головы презрительным взглядом. – Тебе не повезло, тебя заживо сожрут.
От его слов стало совсем не по себе. И какого чёрта я попёрлась в эту тайгу?! И на фиг мне вообще нужна эта ягода, я абрикосы и арбузы люблю?! Теперь жди этих вурдалаков. Врёт же, гад! Врёт и не морщится.
- Ты вот мне скажи, - не унимался Серый, - вот ежели банку со сгущенкой на пень поставить… А ты взяла с собой сгущёнку? – спохватившись.. скороговоркой зачастил Серый.
- Так ты же сам сказал еду не брать, всё в лесу есть.
- Зря. Теперь, если ветер сменится, нам от этих спиногрызов не отбиться. Зуб даю.
- Все так и правда печально?
- Печальней не придумаешь, - и он замолчал, как по Станиславскому, с упоением тянул и тянул паузу. Тишина нагнетала и без того моё аховое настроение. Предательски прося кушать, на все лады урчал мой желудок. А тут, то ли правда, то ли вымысел, но так правдоподобно чешет, что усомнится как-то неудобно.
- Если банку сгущенки поставить на пень и подождать немного, - вкрадчиво с придыханием начал было Серый, - то комары, пробив крышку своим жалом, выпьют только половину банки. Спрашивается, почему только половину? - Он смотрел на меня своими честными карими глазами в упор, пришпилив меня своим вопросом к стволу близрастущего дерева. Честно говоря, я не знала и брякнула первое, что пришло на ум:
- Так ведь наелись. Сгущёнка сытная, в ней сахара через край.
- Наелись? Ты уверена?
Я уже ни в чём не была уверена. И причем тут сгущёнка, если комары кровососущие насекомые? Мне не дали додумать и полноценно, по-взрослому развить свою мысль.
- Почему банку выпивают до половины не зна-ешь?
- Да потому, - торжествуя, кричал мне в лицо Серый, - что хоботки у них короткие, только до середины банки и хватает.
- Странно, а если банку открыть?
- А кто ж им открывать-то станет? Они пока пыжутся, чтобы до дна достать, мы по лесу бродим, что надо взяли и шасть себе в поселок. Дура ты и есть дура! Все так просто, а ты не догадалась.
Всей душой чувствую: провел меня стервец, разделал, как Бог черепаху, а доказать не могу. Нет фактов, крыть нечем. Он еще долго бы потешался надо мною, посмеиваясь тихонько, если бы не ягода, о которой я вовремя вспомнила. Высоченные раскидистые кусты черной смородины вольготно росли по всей поляне. Крупные, как виноградные гроздья, тяжёлым грузом тянули ветки к земле. Местами ягода была просто сбита с куста и лежала во мху, откуда собирать её не было никакой возможности.
-Вот паразиты! – зло выругалась я вслух.
- Кто паразиты?– переспросил находящийся в нескольких метрах слева от меня Серый.
- Да ягоду прямо с кустов на землю обтрясли. Ни себе, ни людям, - с горечью подытожила я, - И как таких людей в тайгу пускают?
Мой вопрос остался без ответа, лишь впереди себя я услышала треск кустов. Странно. Как он так быстро переместился? Секунду назад был слева от меня, а тут без единого шороха такую дугу описал.
- Серый, что молчим? – я разогнулась, чтобы посмотреть туда, откуда раздался треск, и обмерла от неожиданности. В десяти шагах прямо передо мной стоял медведь. Вернее сказать, не совсем медведь. Пестун. Годовичок. Маленькие, глубоко посаженные поросячьи глазки с нескрываемым любопытством смотрели на меня. Ноздри активно раздувались. Медвежонок пытался поймать мой запах, но я находилась с подветренной стороны. Где же Серый? Господи! Пестун же всегда рядом с матерью. Куда делся Серый?
Я почувствовала его кожей…спиною, как чувствуют смертельную опасность. Серый, не дыша, стоял в двух метрах слева, за моей спиной, и, как загипнотизированный, не сводил взгляда с медведя. Медвежонок продолжал нас рассматривать. И в это момент раздался страшный треск, и огромная, лохматая медведица поднялась над кустами. Боже! Какая же ты огромная!
Как долго тянутся секунды нашего замешательства! Ни мы, ни медведи не знаем, что делать, и находимся в состоянии крайней неопределенности. Не сговариваясь, мы с Серым начинаем орать на всю тайгу. Так быстро я никогда в своей жизни не бегала. Я, спортсмен с двенадцатилетним стажем, не могла догнать четырнадцатилетнего сопляка, во весь опор удирающего от меня и от медведей. Мы преодолели всё расстояние от поляны до посёлка за несколько минут. Сзади был слышен оглушительный треск ломающегося валежника. Шум доносился всё тише и тише. Медведи бежали в глубину леса, но обернуться, чтобы удостовериться в этом, было страшнее всего на свете.
Мы с лёгкостью одолели «нижние хвосты» совхозной пилорамы, проскочили, не задевая, два штакетника, пробежали часть улицы, продолжая кричать во всю мощь своих лёгких, чем приводили в крайнее замешательство случайных прохожих.
Наконец, и наш четырёхквартирник. На крыльцо высыпали все жильцы нашего дома. Наш ор закончился внезапно. Тяжело переводя дух, я посмотрела на Серого, потом медленно обвела взглядом собравшихся и уж потом посмотрела на свои руки. Мои пальцы намертво вцепились в пластмассовую ручку ведра, наполовину наполненного смородиной. Вот это рефлекс!