По пустыне...

Евгений Шейнман
               
Евгений Шейнман

              Это случилось во времена моей далекой молодости — в 1963 году. Я окончил Днепропетровский металлургический институт. Попал по распределению в  Ташкент на тепловозо-ремонтный завод в кузнечный  цех (как окончивший  институт  по специальности  «Обработка металлов давлением»  с более узкой квалификацией   «Прокатное производство»). Никакой прокатки на заводе, конечно , не было. Я работал мастером. Прошло уже два года, как я был оторван от мамы с папой и уже успел   за это время отрезать на прессе фалангу моего  пальца.
             В июне меня вдруг вызывают в военкомат. Там мне объявляют, что я должен отправиться на военные  сборы на два месяца. Дело в том, что в нашем институте была военная кафедра (бронетанковые  войска), там же мы получили офицерские звания.Мы обязаны были периодически проходить  военные сборы. Чаще всего это были лекции, читаемые  офицерами Ташкентского танкового училища, с последующим выездом (на один-два дня) на стрельбище. Сборы обычно длились от нескольких недель до месяца.
             Здесь же все было гораздо серьезнее: мы отправлялись в действующие войска. Нам сказали, что мы должны  были пройти медкомиссию (этого никогда  не было раньще). И самое страшное - сборы приходились на июль-август, место дислокации  - г. Мары (Туркмения).Мы уже знали слоган, популярный  в  Средней Азии: «В СССР есть три дыры - Мары, Кушка и...(забыл). Июль и август в этих местах -  самые   жаркие  месяцы.
             Медкомиссия оказалась весьма серьезной, с полным раздеванием. Я было вякнул, что  у меня палец искалечен (правая рука, средний палец). Председатель комиссии  с видимым удовольствием махнул рукой и успокоил ,что ничего страшного : стрелять я смогу.
            Нам выдали билеты на поезд, и в начале июля вся братия (довольно многочисленная ) собралась на вокзале. Компания была самая разношерстная : от заурядного работяги до главного инженера . Все были из Ташкента.
            Билеты у нас были  в купейные вагоны, так  что мы ехали с комфортом , смотрели в окно, ходили в вагон-ресторан, попивали пиво и немножко разнежились.
             По-моему,  мы приехали в Мары через двое суток  . Издалека город, как город. Мы даже приободрились . Но, не тут- то было: нас ждали грузовые  машины. Когда мы вышли из вагонов,  нас окружил плотный ,горячий  воздух. Потом мы узнали, что это... 46 градусов. Мы расселись в  машины с открытым кузовом  и помчались. Встречный воздух не принес прохлады - дуло горячим воздухом, как из духовки. Город остался позади. Вокруг  нас была пустыня с песчаными барханами, дюнами, в общем, со  всеми атрибутами пустыни Кара-Кум (!). Приехали в какое-то расположение. К нам  навстречу вышел  дядька в майке и пижамных брюках и объявил, что мы приехали в расположение батальона, коего он командир, подполковник такой- то. Кругом стояли палатки, в которых лежали изнывающие от жары солдаты. Нас быстренько переодели - гимнастерка, сапоги, портянки, на голову - панама, и  дали по   фляжке. Мы увидели, что все солдаты в трусах и сами быстренько разделись, тем более последовала команда на построение с умилившим меня добавлением: «Форма одежды — трусы и сапоги». Само собой, на голову все одели панамы. Вот это армия! Хотелось пить, вода была в цистерне, теплая и противная. Мы, как люди образованные, использовали законы физики вот для чего: фляжки были в матерчатых чехлах, мы заливали во фляжки горячий чай, а сверху поливали матерчатый чехол и выставляли на солнце.  Влага с чехлов  интенсивно испарялась с затратами энергии, и через 10 - 15 минут (а может и меньше, не помню точно) у нас во фляжках был уже  прохладный чай, который можно  было  пить!
               Вскоре мы втянулись в жизнь при 46 градусах, болтались по пустыне, набрели даже на брошенный ,подземный, командный пункт. Это было так таинственно! А однажды мы набрели  на огромный пруд. Оказалось, что он  был искусственного происхождения, предназначенный для тренировок по подводному вождению танков - вододром. , Это было так необычно - посреди безлюдной пустыни — водоём.  Каждый день теперь мы ходили на вододром, купались и загорали. Как ни странно, мы не загорели! При такой страшной жаре, как только мы выходили из воды, кожа шелушилась и облетала. Прямо-таки курортная жизнь! Правда, пару часов в день  с нами занимались. Ходили неясные слухи, что скоро начнутся грандиозные учения. Условный противник - Иран. Поэтому нам рассказывали о военном положении  в Иране. Нас поражало то, как работает разведка. Говорили  об организации иранской армии, было известно количество самолетов, танков и т.д. Известны были  даже фамилии командиров рот, базирующихся на нашем участке.
               Оказывается, мы попали, в так называемую , кадрированную дивизию, конкретно - в танковый полк  этой дивизии. Это означает, что дивизия имела минимум штатного состава.  Например, танки вместо четырех человек в экипаже  имели только одного человека, а именно- механика-водителя. Комплектование дивизии полного состава называется развертыванием.
          А тем временем мы продолжали гулять по пустыне и купаться в вододроме.
          И вот однажды, примерно спустя неделю после нашего прибытия, когда мы  довольно  далеко  ушли от места нашего расположения, мы увидели бегущего к нам  и  размахивающего руками  солдата, истошно вопящего : « Тревога, тревога, тревога!» Я уже почувствовал холодок на спине, когда подбежавший солдат  уже спокойнее сказал, что мы должны немедленно, лучше бегом , возвращаться в расположение. Итак, начались учения, которые, как говорили, курирует сам министр обороны Малиновский .
                Мы с волнением поспешили  в расположение. Там, откуда ни возьмись, уже стояли десятки грузовых машин. Говорили,что их реквизировали из близлежащих колхозов. На них   должны были отвезти всех в город, где стояла вся техника в боксах на «консервации».
               Мы спешно оделись в свое обмундирование и попрыгали в кузов чуть ли не  на ходу и поехали. Вот уже город, прохожие жмутся к обочине, а мы горделиво на них смотрим.
                Подъехали к боксам, в которых стояли на консервации танки. Требовалось как можно быстрее их расконсервировать. Нас  быстро распределили по взводам и назначили  командиров.Мы, конечно, не знали, что делать, но механики-водители знали свое дело. Расконсервирование означало: как можно быстрее поставить на место аккумулятор , главное- быстрее завести двигатели.  Полагающее оружие (пулеметы) надо было пока положить навалом  и  уже по дороге установить его на место . Конечно, была какая-то неразбериха. Некоторые танки не  заводились.
               Нам выдали пистолеты в кобурах, но без патронов. Мы их горделиво прицепили к поясам.
               Наконец, с Божьей  помощью, оружие бросили на броню, моторы завели (как оказалось, все-таки это произошло довольно быстро) и помчались прочь из города в пустыню - к месту сосредоточения. Мы понятия не имели , куда движемся, просто следовали за впереди идущим танком. Куда-то приехали. Нам сказали, что это и есть район сосредоточения- то место ,где и должно было произойти развертывание нашей кадрированной дивизии до полного штатного состава.
              Район сосредоточения представлял собой бескрайнюю пустыню , барханы, везде была  верблюжья колючка.
               Оказалось, что мы так  хорошо и быстро прибыли в район сосредоточения, что забыли взять с собой продовольствие и воду. Вот  здесь, впервые в жизни, я испытал  настоящую мучительную жажду при сорокашестиградусной жаре. Мы лежали на песке и изнывали. И вот, мой  механик-водитель, простой русский парень, в это время приносит мне полстакана воды. Нечего и говорить, какие чувства я испытал к нему. Если бы я умел плакать, я бы заплакал от благодарности. С этого времени мой механик-водитель мог вить из меня веревки. Не помню, сколько мы были без еды и питья, на решение этой немаловажной проблемы был задействован не офицер..., а наш  резервист, парень простой, работяга, но с деловой хваткой. В конце концов все устроилось.
               Самое интересное случилось на следующее утро. В нашем танке было два человека — механик - водитель и я. Проснувшись,  мы обнаружили в танке ещё двух человек! Откуда взялись? Оказывается,  глубокой ночью привезли резервистов,  обмундировали, распределили по  танкам и другим подразделениям. Прибывшие рассказывали, что среди ночи работники военкоматов вместе с милиционерами стучали в дома и квартиры близлежащих  населенных пунктов, кратко объясняли суть дела, что  по тревоге проходит развертывание кадрированной дивизии, давали несколько минут на сборы (наверное, преувеличивали) и увозили на сборный пункт. И все это провернули за сутки. Так что государственная машина сработала на славу! Итак, развертывание дивизии свершилось.
              В этот же день назначали строевой смотр. Танки выстроили в одну линию, перед ними выстроились экипажи, командиры (в том числе и я) на правом фланге каждого экипажа , и   командир дивизии   (не помню, в каком чине) начал обход . Вот он подошел к нашему экипажу: красивое ,холеное лицо, по-моему, даже пахло одеколоном. С командирами он здоровался за руку и задавал какой-нибудь вопрос. Меня он спросил, поднимал ли я в танке снаряд ( он весит 30 кг(!)), и, не выслушав ответа, двинулся дальше. Потом мне сказали, что это был Карпов - кадровый военный и писатель (я его читал). Потом он даже  стал секретарем правления Союза писателей.
               Прямо после строевого смотра начался наш поход - десятки танков, за ними не меньше грузовых машин. Движение по песку такой армады  привело к тому, что солнце померкло, мы двигались в сплошном  тумане, ничего не было видно и нечем было дышать. Мы  едва различали  впереди идущий танк, за ним и двигались. В походном строю обычно танки идут с пушками,направленными  назад. Могло случиться, что при резком торможении впереди идущего танка  мы запросто могли  бы напороться на его пушку. Песок забивал рот, глаза. Многие надели противогазы, сняв коробки с активированным углем и засунув гофрированные  трубки за пояс. 
               Нам выдали канистры для питьевой воды, мы их заполнили. Нас предупредили, что впереди никаких источников воды не будет, и на все время похода мы должны обходиться тем , что взяли с собой. Поэтому строжайше запретили умываться, чистить зубы и т.п. Так мы и ехали замурзанные, вспотевшие, на голове образовалась твердая корка из песка и глины. Когда мы, наконец, добрались  до  душа в конце похода, мы ,буквально, отдирали эту корку вместе с волосами.
                По рации мы услышали, что в каком -то танке ( не из моего взвода) исчезла вода из радиатора, и они приняли глупейшее (они, наверное, думали, что  героическое ) решение   слить в радиатор питьевую воду. Через некоторое время они озадаченно заявили, что и эта вода вытекла. Оказалось, что в радиаторе просто была дырка. Они  должны  были его осмотреть  прежде, чем сливать в него  питьевую воду. Дальнейшую судьбу этого танка я не знаю. Может подоспела техническая помощь?
                Со временем  наладился  походный быт. Во время остановок, когда воздух не был наполнен песком, я любовался космическим пейзажем, бескрайней  пустыней, барханами и дюнами.
                Однажды   во время  такого любования со мной произошел случай, от которого у меня  замерло  сердце. Во время одной из остановок  я вольготно разлегся на броне танка , а чтобы легче дышалось, снял ремень с пистолетом и повесил на какое -то чахлое растение. Вскоре мы двинулись, а через некоторое время с похолодевшим сердцем  я обнаружил отсутствие ремня и ... пистолета.  Я сделал знак механику -водителю, чтобы он остановился и стремглав побежал назад. Уф, отлегло - ремень с пистолетом висел   на прежнем месте, а ведь мимо проходило столько других  танков....
              В один из дней  похода  во время привала к нам подошел какой-то начальник (может особист) и с таинственным видом сообщил, что на пути движения колонны  оказались два вражеских разведчика, что это не учебная тревога, чтобы следили, не находится ли среди нас кто-то незнакомый и т.п. Нас это немного встревожило, но не надолго ,а продолжения эта история не имела..
               Далее произошла прямо-таки трагикомическая история. Мы ехали какое-то время не по песчаной пустыне, а по так называемому такыру. Такыр — это глинистая пустыня, совершенно  ровная, как будто искусно утрамбованная.
               Во время похода случались поломки. Такой танк сходил обочину, а экипаж сначала  пытался устранить поломку своими силами,  а ,если не получалось, вызывали техпомощь.
               Случилось это и с нашим танком. Как и положено, чтобы не мешать движению основной колонны, мы свернули на обочину. Не знаю, почему  вместе с нами отъехали    и два других танка моего взвода, совершенно целые. Я, будучи  командиром  взвода, решил:  пусть едут, зато потом поедем  все вместе. Это произошло во второй половине дня. Пока мой механик-водитель возился, стало совершенно темно. Вся колонна за это время прошла мимо . Ну, думаю, сейчас по следам колонны будем догонять.  Казалось бы, что на такыре  следы должны быть видны совершенно отчетливо. Но не  тут-то было! После прохождения такой огромной колонны следы шли вкривь и вкось, так что нельзя было определить основное направление. Некоторое время мы просто двигались, затем механик-водитель остановил танк, вылез из него. Соответственно остановились и два других танка, все сошли на землю.
              Мой механик -водитель спрашивает : «Командир , куда ехать?»  До сих пор он относился ко мне не то, чтобы пренебрежительно, а как-то несерьезно. А тут... Что мне было делать? Ни карт, ни компаса нам не дали... Я отважно показал рукой неопределенно вперед и  сказал , что свяжусь по рации с комадиром роты. Мы двинулись вперед , по существу в неопределенном направлении. Я  начал  лихорадочно пытаться связаться с командиром роты: « Товарищ капитан, мы заблудились, дайте ракету!» Но тщетно... Ответа не было. Я повторял  вопрос раз за разом,  смотрел, чтобы моя рация была настроена на прием, а не на передачу ( этом случае я не смог бы осуществить прием). Я ругался , проклинал  командира роты, не стесняясь в выражениях...
               Вдруг я увидел на горизонте три движущихся огонька. Обрадованный, я приказал (правда , громко звучит?) двигаться  к этим огонькам. Я заметил ,что огоньки  движутся  в   направлении к нам . Наконец, мы приблизились к друг другу, и я увидел, что это три  танка!С переднего танка кто -то спрыгнул и  пошел к нам. Я тоже пошел навстречу и увидел... Саню Юсмана, такого же резервиста , как  и я! Он  был командиром второго взвода нашей же роты. Оказывается, он тоже заблудился при схожих обстоятельствах! И он тоже не может связаться с командиром роты. Нами овладел неудержимо нервный смех:  посреди пустыни стоят шесть танков- грозная сила. Мы,двое незадачливых «командира», ухитрились потерять целую дивизию, но встретили друг друга в необъятной пустыне.
             Между тем начало светать, и мы, наконец-то , увидели на горизонте ракеты. Мы устремились к  ним и увидели всю нашу армаду. На дороге стоял наш командир роты. Мы подъехали к нему. Не говоря ни слова , он запрыгнул на броню, сорвал с меня шлемофон и  занес над моей головой кулак (но не ударил). И понеслась отборная брань, главным мотивом которой являлось то, что я, такой-сякой ,держал переключатель на передаче, что  он  слышал , как я его ругал , как  пил воду и т.п. Напрасно я клялся и божился, что держал переключатель только на приеме. Он ничего не хотел знать. Я даже ему немножко посочувствовал : подумать только, из трех взводов его роты   он потерял два...
               Таинственную историю с переключателем объяснил мне опытный  офицер  связи: если кто-нибудь из экипажа  держит по незнанию переключатель на передаче, то  я не смогу осуществлять  прием, хотя  мой переключатель стоит правильно. Более того, тот же самый результат будет, если у другого танка  вблизи у кого- нибудь будет переключатель на передачу. Непонятно, почему наш командир роты, офицер,  не знал этого.
              Между тем, дивизия готовилась к решающей атаке. Нам сообщили, что мы   должны были  атаковать условного противника на условной  иранской границе, которая находилась в 20 км от действительной границы. Так как во время похода израсходовали значительную часть горючего, командованием было принято решение  до подхода запасов горючего образовать ударную группу и слить им  горючее с остальных танков. К моему неудовольствию, я  попал в ударную группу.Начали ждать так называемое время «Ч» (то есть начало атаки). Я тщательно  проверил свою рацию , чтобы у всех  экипажей моего взвода  переключатель стоял  на приеме. О начале атаки должен был передать по рации командир роты. . И, как и следовало ожидать,  мы ничего не услышали (черт знает, почему), только увидели, что танки двинулись вперед. Я поступил так, как следует  в этом случае:  дал команду «Делай, как я!»,
                Итак, танки  двинулись вперед. Вокруг меня   барханы высотой с трехэтажный дом. Только  что  было множество танков и вдруг... я остался один.! Барханы скрыли все танки! Я  опять стал   возиться с рацией, но понял, что это  бесполезно. Я продолжал двигаться, не видя ни одного танка. А потом подумал: куда я еду? Может я уже заехал в Иран? А что? Что стоит танку проехать 20 км. (Напомню, что это  расстояние условной границы от действительной.) Уже не помню, как мы вывернулись из этого положения.
               Вот тогда я понял, что война - это хаос и разобраться в этом хаосе может только командир с соответствующими способностями. К этому времени я уже прочитал несколько книг
с так называемой «окопной правдой», где авторы горько рассуждали о неразберихе, царящей во время боевых действий, и о  растерянности младшего командного состава, их неумении руководить боем..Нужны настоящие полководцы, чтобы управлять этим хаосом!
              Так или иначе, «боевые» действия закончились, собрали весь командный состав и объявили, что мы «победили», так как у нас  получилось  самое главное: сумели доехать в тяжелейших условиях к заданной цели. Пожалуй, я с этим соглашусь.
               Обратно ехали быстрее и веселее. Проезжали легендарное сооружение — Каракумский канал. Не помню, пересекали ли мы  его, во всяком случае мы его достигли, и нам выделили полчаса  на купание. Какое наслаждение! Наконец приехали  в место постоянной дислокации. Баня!
               Итак, наш поход длился две недели. Самое неприятное после похода - это консервания танков и неизбежное выбивание траков (из которых состоит гусеница). За время похода во все выемки траков набился песок с глиной, которые превратились в камни. Кувалдой мы били по обратной стороне трака, и эта адская смесь потихоньку осыпалась. Нам настолько это надоело, что мы, резервисты, начали тихонько бунтовать. Очевидно, мы надоели командованию, и нас отправили в Мары, в капитальные казармы. Там уже была вольница. По вечерам мы переодевались в гражданское и шли на танцы в город. Никто нам не препятствовал в этом. Когда мы возвращались поздно вечером в казармы, никто нас не задерживал. Мы ,молодежь ,были довольны такой жизнью, но  резервисты  постарше (на танцы они не ходили) начали ворчать, что нас никто  ничему не учит, и нас  назло  отправили опять в пустыню.
              В этот период  был наивысший пик температуры (середина августа), жара стояла невыносимая, а нас  начали  мучать стрельбой из танков и из стрелкового оружия. Я удивлялся, почему при стрельбе из танков почти никто не попадал в цель. Я понял это, когда до меня дошла очередь быть наводчиком. Только я начал  в смотровой   щели искать цель (это очень трудно: вид из смотровой щели совершенно изменяет  местность) ,остальные члены экипажа начали сапогами бить меня в спину, мол, хватит прицеливаться, быстрей стреляй. Что делать?  Я ,также как и другие наши резевисты, отправил снаряды в «молоко» ( на самом деле, при обучении мы стреляли не снарядами, а винтовочными патронами из винтовочных вкладышей, которые устанавливались в танковой пушке). Таким образом мы сокращали время пребывания в танке, нагретого до невыносимой температуры.
              Постепенно подходили к концу  два месяца, отведенных на наши сборы. Очевидно, мы так надоели начальству, что решили отпустить нас немного раньше срока. Отправляли нас без всякого почета, с видимым облегчением.
              Билеты мы должны были покупать сами. Мне удалось взять билет, по-моему, в общий вагон. Вагон был битком забит. Пока я спал, с меня сняли часы...
               И вот, Ташкент. Я вышел на перрон. Где мои товарищи?. Никого не было! Как тогда, когда мой танк   оказался один   среди трехэтажных барханов... Куда они подевались? Мы даже не попрощались ...      
               На душе стало как -то пусто.  Еще позавчера жизнь кипела, а теперь вступила в свои права обыденность.
                Конечно, мы всей душой рвались домой. Ну, вот, приехал...  Родители далеко, мой путь - в общежитие. Там стало еще грустнее. Поплелся в наш буфет. Поужинал в одиночестве (не- привычно!) На следующий день - в цех, обыденная , тяжелая работа.  Часто мне виделись                ослепительное солнце  и сияющая   пустыня...
               Прошло много  лет, и  я теперь с удовольствием вспоминаю эту яркую картину своей молодости.