Он был 1927 года рождения. Говорят, люди, рожденные в этом году, долго не живут. Не знаю, ни с кем не сравниваю. Его историю знаю из его же уст, когда был жив…
Только стукнуло 18 и сразу на фронт. Одели в форму, дали в молодые руки оружие, посадили в эшелон и на запад. Пока стучали колеса о стыки рельс – война закончилась, памятные надписи на колоннах и стенах, флаги над Рейхстагом все написали и развесили без него. Удручило. Но тут же пришел приказ, «на восток». Свеженькие необстрелянные силы, опять эшелон и пара недель в деревянной «теплушке». Там же вступил в партию, потому, как свято верил в ее идеалы и деяния, папа всю жизнь в погонах, журналист, фотокорреспондент «Красной звезды», с редакционными заданиями прошел множество фронтов, ранения, покалеченная нога и грудь в орденах. Он и приучил любить партию, «как мать родную»…
За все поездки в эшелонах признан участником ВОВ со всеми вытекающими последствиями, вручением всевозможных памятных медалей СССР…
А после участия в боевых действиях на востоке, где не успел сделать ни единого выстрела, решил учиться в Ленинграде, новом для себя и красивом городе, восстанавливающемся после войны городе мечты. С юности следил за отцом, как тот фотографирует, проявляет и закрепляет снимки, холит и лелеет свой фотоаппарат. Так и увлекся химическими процессами, наукой будущего. Раздумий не было, на какой факультете поступать. Подходил только химико-технологический, только в Ленинградский институт, связанный с целлюлозой. В молодой и умной голове, воспитанной в духе коммунизма и светлого будущего с идеями партии, множество идей и новаторских предложений, которые стали воплощаться в жизнь еще в лабораториях института. За что и получал грамоты и поощрения, премии и новые задания. Наравне с «красным» дипломом об окончании института получил все необходимые для продолжения карьеры письменные рекомендации партийной ячейки того же ВУЗа…
По окончании института при распределении попросился на родной целлюлозно-бумажный комбинат, где и начал трудовую карьеру в бумагоделательном цеху. За долгую рабочую и инженерную жизнь прошел вверх по карьерной лестнице от смотрителя бумажного станка до начальника самого большого цеха на комбинате. Заработал почет и уважение молодых и маститых рабочих комбината, быстро получил квартиру и иные блага молодого специалиста и строителя коммунизма. В его цеху несколько машин, верстающих огромные рулоны газетной бумаги, используемой для печатания его любимых «Правды» и «Известий», «Труда» и «Комсомолки». Бумага расходится и ценится по качеству в нескольких десятках стран мира, в том числе и капиталистических. На станках постоянно применяются разработанные им усовершенствования, новые современные узлы и агрегаты, позволяющие улучшать качество и количество продукции на выходе.
Примерный семьянин, партийный работник, рационализатор и передовик производства, постоянный участник и победитель социалистически соревнований. По обмену опытом с другими странами в области вырабатывания целлюлозы объехал все государства, куда шла продукция родного комбината. Вот тут-то и зацепила уже немолодого начальника цеха жизнь «за бугром», даже, в странах социалистического лагеря…
- Начало 70-х. Отправляюсь в составе представительной правительственной делегации в Финляндию, там у них только что построен целлюлозно-бумажный комбинат и надо передавать свой опыт работы, налаживать связи и контакты. В чемодане несколько костюмов, десяток галстуков и три пары начищенных туфлей. Имен такой набор настоятельно попросили взять строгие личности из компетентных органов, никаких буржуйских излишеств. А нам что, мы люди партийные, взяли. А тут выходной выпадает. Где и как живет высокое начальство из делегации, не ведаю, мы отдельно под присмотром «товарищей». А гид объявляет, что завтра все едем в горы, кататься на лыжах, и каждому преподносят по паре лыж. А мы что, сказано, сделан. И вот в восемь утра стою в фойе в костюме «тройке», что бы теплее было, в галстуке и начищенных туфлях. В руках лыжи. Заходит гид и созерцает меня в таком виде. Ни слова не говоря, разворачивается и в магазин, что здесь же, в гостинице. Через несколько минут приходит и подает мне пакет, в котором лыжный вязаный набор – шапочка, шарф и варежки. Я не могу принять, а он мне аргумент – заболеете, мне отвечать перед руководством. Взял, одел, так и поехал кататься на лыжах…
И так почти всегда. Во всех странах мира, куда забрасывала его судьба и работа для обмена опытом. Так везде партия возила своих рядовых граждан смотреть жизнь «за кордоном». А он со своей высокой зарплаты исправно платил партийные взносы, которые составляли немалую сумму. Зарплата начальника самого крупного бумагоделательного цеха на одном из самых крупных предприятий отрасли СССР была огромной по сравнению с рабочими того же цеха, к примеру. Дабы не дразнить кого-нибудь, не скажу суммы, но партийный билет в середине 80-х с цифрами отчислений взносов из его зарплаты видел своими глазами, которые расширились до размера несуществующей в стране монеты. Не говоря уже о словосочетании «по пять копеек»…
В голове тысячи идей, в шкафу десятки грамот и коробочек с медалями, как лучшему рационализатору и внедрителю новой техники на производстве. Десятки патентов и поощрений с ВДНХ, много чего интересного в советское время, много. В кабинете большой квартиры шикарная по тем временам библиотека, много читал прессы и литературы, много писал, являясь председателем редакционной коллегии цеха и предприятия, красиво рисовал и оформлял стенные газеты…
А тут перестройка со всеми ее красотами и перекосами, развенчаниями деяний партии и ее верхушки. Наряду с ворохом «Правд» и «Комсомолок», «Известий» и «Трудов», самой любимой газетой стала обличительная в то время всех и вся «Аргументы и факты». Читая о том или ином «деятеле», сначала не верил своим глазам, поднимая на лоб очки с толстыми линзами и потирая в ужасе седеющие виски. Того дня, когда в почтовом ящике появится именно она, ждал с нетерпением, открывая ящик ключиком с замиранием сердца. Ужинать не садился, не прочитав ее от первой странички и до последней. С каждым днем и с каждым номером газеты вера в любимую и направляющую руку партии угасала в нем. Все, что он делал, чему научил и воспитал отец, к чему стремился сам и вел своих подчиненных, членов партийной ячейки цеха и комбината, все прахом, все зря. Седых волос на некогда кучерявой смоляной голове становилось все больше и больше…
- Неужели такое может быть? – сам с собой разговаривал, сидя в кресле и откинувшись на спинку после очередной статьи разоблачения. – Неужели такое может быть?
- Юра, что случилось? - слыша его вздохи из кухни, подбегала супруга.
- Я им верил с самого мая сорок пятого. Я столько стран проехал нищим и голым, я столько денег за свою жизнь отдал на ее благо, а они.
- Да не переживай ты так, - по простецки супруга отмахивалась, понимая тяжесть его души.
- Хорошо, что отец не дожил до этого…
Однажды он пришел с работы совсем удрученным, опущенным и усталым. Супруга подумала, что он заболел, а он:
- Налей мне стопочку, у меня сегодня траур.
- Что случилось, Юра?
- Я сжег свой партийный билет на партсобрании перед всем парткомом комбината. Я так больше не могу, я в ней разуверился. Я опустошен и убит наповал. Налей, пожалуйста…
Они убили в нем веру в светлое коммунистическое и социалистическое будущее. Они убили в нем веру в завтрашний день. Вообще веру в то, что туда надо идти и вести за собой других. Таким я его никогда еще не видел…
Потом я узнаю, что мама как-то, тайком от отчима, подсчитала его партийные взносы за все сорок лет служения партии. Получилось, что он просто так отдал им две новенькие «Волги»…
Я был шокирован, ведь, это не лихие 90-е, с бешеными заработками и купюрами с несколькими нолями. Это советские деньги, самые обычные советские деньги, где банкнота «сто рублей» редкость в рабочих кругах страны…
Последние пятнадцать лет после того случая он прожил тихо и спокойно, видимо, переварив внутри своего сильного организма и широкой чистой души все случившееся с ним. С самого мая сорок пятого и по лето восемьдесят шестого…
К слову сказать, от того памятного финского набора шарфик удалось и мне поносить в самом начале 90-х. Добротно вязали тогда буржуи, скажу я вам, неброско, как мохер индийский, а именно со вкусом. Не ярко, но тепло. А с виду обычный синий шарф…
11 ноября 2019 года