Герман Селдерхёйс. Мартин Лютер и Жан Кальвин

Инквизитор Эйзенхорн 2
МАРТИН ЛЮТЕР И ЖАН КАЛЬВИН
Герман Селдерхёйс

Единственный ученик Лютера

Связь между Кальвином и Лютером более интенсивна, нежели можно предположить, зная давние и часто жестокие конфессиональные дискуссии между лютеранами и кальвинистами (1). Хотя с лютеранской стороны однажды  пришло заявление, что кальвинисты даже более опасны, чем мусульмане (2), и лютеране часто рассматривал кальвинистов как синоним спиритуалистов (3), ясен факт, что ни один протестантский богослов не усвоил так фундаментально мышление Лютера, как и то, что это мышление проявляется практически во всех работах женевского реформатора.
Питер Майнхольд обобщил убеждение многих исследователей, когда он сказал, что Кальвин был, вероятно, величайший и, может быть, даже единственный ученик Лютера.  Согласно этому автору,  Кальвин был единственным богословом, который хорошо понимал богословие Лютера и развил его так, что он продолжал стоять на плечах Лютера (4). Мнение, что именно кальвинисты на самом деле являются лютеранами в истинном смысле этого слова, было высказано уже в XVI веке (5), но эта точка зрения никогда не была принята - по крайней мере,  большинством лютеран или многими в реформатской традиции. Отношения между этими двумя направлениями включают в себя не только богословские отношения между Кальвином и Лютером; они также касаются отношению с коллегами Лютера, такими как Меланхтон и Бугенхаген. Кроме того, Кальвин имел контакты с другими богословами, которые были связаны с Лютером, но жили не в Виттенберге, так что отношения Кальвина с лютеранством в целом вполне вписываются в эту дискуссию. Можно отличить личные аспекты этих контактов от богословских, хотя для самого Кальвина те и другие всегда были связаны друг с другом. Эта работа ограничится упомянутыми отношениями при жизни Кальвина. Они наиболее показательны, чтобы подойти к теме Лютера и Кальвина с точки зрения Кальвина, так как в работах Лютера мы оценок Кальвина не найдем, но безусловно есть принятие богословия Лютера в работах Кальвина.
Как бы Кальвину, возможно, ни хотелось иного, он никогда не встречал Лютера лично. Географически и политически они жили в совершенно разных мирах. Что еще более важно, Кальвин был человеком следующего поколения, рожденным через 26 лет после Лютера. Когда Кальвин в 1536 году с первым изданием своего "Наставления" дозрел до серьезного богослова, Лютеру оставалось десять лет жизни. Он уже написал свои самые важные произведения, и прошел через  наиболее значимые дискуссии с Эразмом, Цвингли и Римом.  Если путешествие из Женевы в Виттенберг занимает довольно много времени и требует нескольких пересадок даже сегодня, в те дни оно, конечно, отняло бы с остановками два месяца. Добавим, что оба реформатора обладали довольно слабым здоровьем и вряд ли могли бы предпринять долгое путешествие для такой встречи. В литературе часто упоминается также язык как еще одна возможная причина, почему они не встречались или не общались, так как Лютер не мог говорить, читать или писать по-французски, а Кальвин практически не знал немецкого. Тем не менее, поскольку оба они бегло говорили по-латыни, они могли бы говорить и обсуждать столько, сколько им хотелось бы. Все же единственный повод для контакта, который мог произойти, оказался сорван, когда Филипп Меланхтон помешал и Кальвину и Лютеру, потому что он не посмел переслать письмо, которое Кальвин написал Лютеру в январе 1545 года. «Я не показал Ваше письмо Периклу [то есть Лютеру], потому что он склонен к подозрению и не хочет, чтобы его ответы на такие вопросы, какие Вы подняли, кто-то обошел бы" (7). Можно предположить, что эпистолярная связь между этими двумя людьми все же была, так как Лютер и Кальвин неоднократно упоминают друг друга в переписке. Эти немногие упоминания имеют достаточное содержание, чтобы дать нам представление об оценках каждым из них другого,  проясняя влияние Лютера на богословие Кальвина. Если в работах Кальвина искать только имя Лютера, можно сделать вывод, что его влияние было минимальным, но любой знакомый с содержанием произведений Лютера, встретится с ним практически на каждой странице книг, проповедей и комментариев Кальвина, нередко даже в дословных цитатах.

Лютер о Кальвине

Насколько нам известно, Лютер семь раз высказывал свое мнение о Кальвине. 14 октября 1539 года Лютер послал свои приветствия Кальвину через Мартина Бусера, после того как он с большим удовольствием прочитал два произведения Кальвина - а именно "Наставление", которое недавно было опубликовано в расширенном издании, и его письмо кардиналу Садолето (8). "Передайте мое почтение Иоганну Штурму и Жану Кальвину. Я прочитал их маленькие книги с необыкновенным удовольствием" (9). Таким образом, Кальвин был впечатлен, получив это личное приветствие от Лютера, и, услышав сообщение, что Лютер с удовольствием читал его книги, Кальвин подумал, что стоит упомянуть в предисловии к его комментарию к Посланию к Римлянам, что он написал что-то, одобренное Лютером (10). В  этот же период Меланхтон сообщил, что кто-то пытался заставить Лютера начать спор против Кальвина, потому что Кальвин высказал некоторую критику в адрес Лютера. Реакция, однако, была обратной, и Лютер выразил надежду, что Кальвин также хорошо отзовется о нем. Он даже сказал, что готов признать, что человек с таким умом был прав (11). Кальвин был впечатлен словам Лютера, и кажется, что это побудило его с этого момента отзываться дружелюбно и мягко о виттенбергском реформаторе.
В 1545 году Кальвину сообщили, что Лютер зачитал свое обращение к императору Карлу V (Supplex exhortatio ad Caesarem, 1543), что он воспринял с большим удовольствием (12). А в 1545 году Кальвину напомнили еще раз, сколько благодарности Лютер высказал о письме Кальвина Садолето (13). Все эти сообщения усилили симпатию Кальвина к Лютеру и побудили его защищать немецкого реформатора, когда другие его критиковали. Когда Кальвин услышал о положительной оценке Лютером своей публикации, он написал Фарелю: «Мы должны быть полностью сделаны из камня, если это огромное давление не сломит нас" (14). Эти слова указывают на то, что стояло между швейцарскими и немецкими богословами, но они также указывают, что Женева была своего рода мостом между Цюрихом и Виттенбергом. Лютер был довольно открыт для подхода Кальвина и продемонстрировал определенную щедрость по отношению к своему молодому коллеге в Женеве, и это привело к дружескому отношению со стороны Кальвина (15). Лютер обратил внимание на мнение Кальвина о Вечере; наиболее вероятно, что он прочитал о нем в латинской версии «Краткого трактата о Вечере Господней », так как такой перевод был опубликован в 1545 году, за год до смерти Лютера. По этому поводу Лютер сказал, что если бы Цвингли и Эколампадий мыслили  так же, как Кальвин, не было бы такого долгого спора о Вечере Господней (16).

Лютер

Значение, которое Лютер придавал Кальвину, лучше всего может быть отражено в высказывании, которое Кальвин сделал в 1556 году, во время спора с лютеранами о Вечере Господней. Он говорит, что в тот период, когда он начал «освобождаться из тьмы папства ", он был  под таким влиянием Лютера, что он отвернулся от сочинений Эколампадия и Цвингли (17). Эти слова выражают независимость Кальвина и его позицию, стоявшую ближе к Лютеру, чем к Цвингли. Кальвин не хотел сравнивать Лютера с Илией, как будто никакие другие пророки не могли появиться после Лютера, но он действительно предположил, что «Евангелие вышло из Виттенберга» (18). Лютер был человеком, который заставил папство колебаться (19). В письме Лютеру, которое так и не передал Меланхтон, Кальвин обращается к нему как к "мудрому отцу в едином Господе". Он пишет, что хотел бы отправиться к Лютеру, чтобы провести с ним хотя бы несколько часов и обсудить некоторые вопросы, но если это не будет возможным на земле, Кальвин надеется, что это скоро станет возможным в Царстве Божием, где они еще смогут пообщаться и обсудить многое (20). Тем не менее, Кальвин также иногда выражал свои трудности в общении с Лютером. В письме Кальвина Буллингеру от 25 ноября 1544 года он называет Лютера "неумеренным, страстным и дерзким" (21). По его мнению, Лютеру следовало больше обуздывать свой бурный характер и постараться понять свои недостатки. Кальвин пишет Меланхтону, что Лютеру не хватает самообладания и он слишком легко возбуждается и впадает в гнев. Он тем самым представляет некоторую угрозу для Церкви, и, видимо, нет никого, кто осмелится сопротивляться его поведению (22).
И все же Кальвин остался благодарен Лютеру, и даже если тот называл его "дьяволом", и тогда  Кальвин почитал его, называя "особым слугой Божиим".Суждение Кальвина о Лютере не изменилось, даже во время интенсивных и хлопотных дискуссий о Вечере Господней. Хотя казалось возможным, что после смерти Цвингли положение Буллингера может создать большую открытость в отношениях с Лютером, вся ситуация снова взорвалась в 1540 году. Кальвин пытался убедить Буллингера умиротворять немцев, хотя он и так вел себя смиренно и дружелюбно. В письме, которое Кальвин отправил Буллингеру в ноябре 1544, года лучше всего описывается взгляд Кальвина на Лютера: "Я слышал, что Лютер опять разразился оскорблениями, не столько против вас, сколько против всех нас. По сему случаю осмелюсь просить вас молчать, потому что невинные люди не должны подвергаться притеснениям; с другой стороны, нелегко определить, будет ли это разумным пытаться помочь. Но при этом я искренне желаю вам вспомнить в первую очередь, насколько выдающийся человек Лютер и как превосходны дары, которыми он одарен, какой силой духа, решительностью и постоянством, с каким умением, действенностью и силой он до сих пор посвятил всю свою энергию, чтобы свергнуть господство антихриста, и в то же время распространять далеко и близко учение о спасении. Часто я обычно заявлял, что, хотя он и называл меня дьяволом, тем не менее, я должен держать его в такой чести, что должен признать его прославленным слугой Божьим. Но хотя он наделен редкими и незаменимыми добродетели, он одновременно трудится под серьезными недостатками. Будет ли он готов обуздывать свой беспокойный характер, который так склонен кипеть? Более того, я хочу, чтобы он всегда лил плоды этой ярости естественного темперамента на врагов истины, и не вспыхивал своей молнией и над слугами Господа. Будет ли он более наблюдательным и осторожным в признании своих пороков? Льстецы причинили ему много вреда, так как он, видимо,  склонен быть чрезмерно снисходительным к самому себе. Наше дело, однако, обличать его, понимая, что как бы ни одолевали его дурные качества, мы не должны забывать замечательных способностей, которыми он одарен. Потому я бы попросил вас рассмотреть в первую очередь вместе с вашими коллегами, что вы должны сделать самому выдающемуся слуге Христову, которому мы все в значительной степени обязаны" (23).
 Кальвин был открыт к тому, чтобы поверить, что то, что многие говорят о Лютере, правда, а именно: что стойкость реформатора смешана с упрямством (24). Кальвин был также достаточно честен, чтобы открыто жаловаться, что у Лютера есть гордость, которая его не устраивает (25). Хотя Кальвин был многим обязан Лютеру, он не закрывал глаза на его ошибки, такие, как его вспышки гнева, его жесткость в дискуссии и нежелание идти ни на какие компромиссы. Кальвин также указал на тот факт, что не все проблемы были связаны с Лютером, и он обвинил в негативном влиянии некоторых из друзей Лютера, считая, в частности, Амсдорфа «дураком без мозгов» (26) (а зря! - Пер.). Против швейцарца, обвиняемого в 1554 году в том, что он писал слишком мягко о Лютере, Кальвин убедительно защищал Лютера, указывая, что это только часть его характера и что, кроме того, что этого человека ввели в заблуждение злые люди (27).
В своем шедевре - работе против Пигия о рабстве и свободе воли (1543) Кальвин защищал позицию Лютера по этому вопросу почти без уточнений (28). Он указывает на трудную ситуацию, в которой должен был действовать Лютер, и сравнил это с обстоятельствами, при котором приходилось трудиться апостолам, добавляя, что Лютеру пришлось даже тяжелее. Все политические власти объявили войну Лютеру и его друзьям-реформаторам (29). Кальвин защищал Лютера, когда Пигий обвинил его в обольщении дьяволом, который, по словам Пигия, использовал все многообразие своих искушений и духовных страданий. По словам Кальвина, все было наоборот, и он охарактеризовал страдания Лютера как знак его избрания Богом и святости. Кальвин также воспротивился наветам Пигия на Лютера, что реформатор не ценил ценность добрых дел. Кальвин согласился с утверждением Лютера о том, что свобода воли человека после грехопадения есть просто пустой ярлык, так как люди не могут делать ничего, кроме греха (30). Кальвин поместил взгляды Лютера на грех и благодать в одну линию с апостолом Павлом и отцом церкви Августином (31). К тому же Кальвин также защищал жесткую манеру Лютера обсуждать этот вопрос. Действительно, Кальвин признал, что Лютер использовал грубые слова и откровенные тезисы, но он просто говорил правду (32). У Лютера не было выбора, ибо таковы были его противники, которые не только вызвали его гнев, но и сделали его мудрее и дали ему больше понимания своими возражениями (33).
В итоге Кальвин стал защищать в этом вопросе не только взгляды Лютера, но и манеру, в которой он их представлял. Ни у кого не должно быть никаких сомнений по этому поводу, поскольку он заявил: «Относительно Лютера нет никаких причин сомневаться в том, что сейчас также, как мы это делали ранее, мы открыто свидетельствуем, что считаем его выдающимся апостолом Христа, чей труд и служение сделали так много в эти времена, чтобы вернуть чистоту Евангелия" (34). Сами нападки на Лютера означают, что он имел хорошее видение вещей, и Кальвин согласен с ним, когда дело доходит до сердца Евангелия. Самозащита Кальвина была по сути идентична его защите Лютера. Он был убежден, что Сам Бог призвал Лютера открыть путь к спасению. Поэтому Лютер и поднял свой факел (35). «Благодаря его служению наши церкви были основаны и приведены в порядок». С этими словами в его трактате о единстве Церкви, направленном императору Карла V, Кальвин признался, что он был искренне убежден в единстве протестантизма, хотя действительно ценил его внутреннее разнообразие. Для Кальвина Лютер оставался прекрасным слугой Христа, которому все были в долгу; по словам Кальвина, каждый должен был ценить Лютера за все, что принесли его блестящие дары (36). А что касается грубого языка Лютера, Кальвин был убежден, что «если бы Лютер жил сегодня, он бы наверняка пересмотрел некоторые из его суровых выражений" (37).

Богословие Лютера

Мысль Лютера в глазах Кальвина представляет больший интерес, чем их взаимные суждения друг о друге и даже чем влияние Лютера на Кальвина. Это влияние неоспоримо и также рассматривается во многих работах, но полномасштабное исследование влияния Лютера на богословие Кальвина до сих пор не появилось. Влияние Лютера можно проследить до самого начала работы Кальвина. Уже в Concio Acadea, первом обращении Николаса Копа, ректора Парижского университета, которое было написано Кальвином - как недавно доказано по документам - и состоялось 1 ноября 1533 года, очевидно, что Кальвин воспользовался проповедью, изданной Лютером (38). В этой речи представлены основные темы Реформации, такие как оправдание только верой и уверенность в этом оправдании на основе Божьего обетования. Речь также отмечает важность уверенности в вере на фоне духовных страданий. Все эти темы Кальвин явно взял у Лютера, и это означает, что его прямое влияние на Кальвина можно проследить уже к началу 1520-х гг.
 Сам Кальвин утверждает, что в отношении Лютера он неизменно сохранял свободу (semper fuisse leberum ) (39). Поэтому он не колебался делать критические наблюдения о выводах Лютера, ибо работа любого экзегета была бы излишней и бессмысленной, если бы ему было  предписано лишь следовать за Лютером (40). Об одной проповеди Лютера, прочитанной в 1522 г., Кальвин в 1562 году полагает, что Лютер в то время еще не осмыслил Библию целиком (41). Кальвин также обнаружил, что толкование Лютером Исаии пренебрегало слишком многим из исторического контекста (42).
 Когда речь заходила о Вечере Господней, Кальвин как реформатор смог сделать обзор различных точек зрения; таким образом он отметил, что здесь были недостатки с обоих сторон. Кальвин полагал, что реформатор из Виттенберга зашел слишком далеко в своих формулировках и в своих суждениях о других. Для Кальвин, Лютер был слишком резок и в то же время слишком нюансирован в своих суждениях, и использовал формулировки, которые были слишком сложными и неподходящими (43). В то же время Кальвин считал, что ошибки были допущены и швейцарской стороной. Кальвин очень ценил тот факт, что Лютер строго предостерегал против католического взгляда на присутствие Христа (44). После своего первоначального колебания в отношении Виттенбергского согласия (1536) Кальвин начал смотреть на этот документ более положительно, особенно в результате знакомства с лютеранами во время рейхстага в Вормсе (1539). Именно потому, что Согласие утверждало, что «в Вечере Господней Тело и Кровь Христа не только были представлены, но что в ходе богослужения они действительно предложены как дар, заявил Кальвин, он не только хотел этого согласия, но он также пытался укрепить его (45).
 Поэтому неудивительно, что Кальвин, который в 1538 году подписал Confessio Augustana invariata в Страсбурге, подписал и Confessio Augustana variata во время религиозных диалогов в Регенсбурге. В письме от 12 января 1538 года к Бусеру Кальвин впервые упоминает позицию Лютера. Он пишет, что убежден в ее благочестии, но не уверен, что она пойдет на пользу дальше (46). Кальвин считает, что если Лютер так крепко держится за учение о Вечере Господней, то он тем самым препятствует реформационному единству. Здесь становится очевидным, что у Кальвина было больше проблем с характером Лютера, чем с его идеями. Ясно, что Кальвин видел свое учение о Вечере Господней по существу согласным с Лютером. Лютер готов был раскритиковать учение Кальвина о Вечере Господней, в частности, по его письмам, однако, когда он прочитал соответствующие отрывки, вместо этого он похвалил Кальвина (47).
Мягкой, но существенной была критика Кальвином экзегетического подхода Лютера. В письме Пьеру Вире Кальвин дал описание того, как Лютер объяснил Писание и сравнил его с толкованием Цвингли, которое он также раскритиковал: «Цвингли, хотя он не хочет спорить и готов толковать последовательно, тем не менее пишет слишком свободно и часто блуждает далеко от смысла слов пророков. Лютер не настолько придирчив к уместности выражений или исторической точности; он удовлетворен, когда он может извлечь из этого какое-то плодотворное учение" (48). Согласно Кальвину, Лютер слишком часто использовал умозрительный способ объяснения библейских текстов (49). Слишком часто он только догадывался о значении слов (50), и это привело его к размышлениям о том, на что у него не хватало оснований (51). Все же Кальвин не пошел на то, чтобы вообще отбросить его учение, и счел лишь нужным уделить больше внимания ивриту и греческим текстам, в том числе на историческом фоне.

Лютер в "Наставлении" Кальвина

Хотя работы Лютера оказали фундаментальное влияние на Кальвина еще до публикации первого издания Institutio , имя Лютера не фигурирует ни в одном из изданий этого важнейшего из произведений Кальвина. Если бы можно было  сосредоточиться только на его имени, можно было бы сделать вывод, что Кальвин вообще не знал о Лютере (52). Ситуация, однако, совсем иная, и тот, кто знаком с работами Лютера, легко поймет, как часто они появляются у Кальвина. Уже в первом издании 1536 г. Лютер постоянно присутствует даже в неназванных цитатах, фразах и терминах, и это присутствие только расширено в более поздних изданиях. "Наставление" явно показывает преемственность между Лютером и Кальвином, но француз не повторил, а скорее развил мысли Лютера (53). Кальвин не просто передал наследие Лютера своей культуре, но отлил его  в форму, которая может быть применена в различных контекстах, а также сделал его применимым к церкви, культуре, обществу, политике и образованию. "Наставление" Кальвина демонстрирует на каждой странице, что оно написано учеником Лютера (54).
Если говорить конкретнее, то именно Малый Катехизис Лютера был фундаментальным для первого издания "Наставления" Кальвина (55). Этот катехизис послужил  структурой работы, которую Кальвин также изначально задумал в качестве катехизического инструмента. Наряду с этим есть и другие публикации Лютера, которые Кальвин использовал в качестве исходного материала, например "Свобода христианина" (1520), "Вавилонское пленение Церкви" (1520), "Проповедь о таинстве Тела и Крови Христовых", переведенная на латынь в 1527 году, а также латинское издание "Постиллы" Лютера (1521). Так, из "Малого катехизиса" Кальвин взял порядок, в котором он рассматривал различные предметы христианской веры. Катехизис Лютера рассматривал их в следующем порядке: закон как Десять заповедей, вера, изложенная в Апостольском Символе веры, молитва как объяснение молитвы Господней и, наконец, таинства (56). Порядок Кальвина в 1536 г. был полностью идентичен: De lege, De fide, De oratione, De sacramentis Он добавил две главы, а именно: одну из пяти «ложных» таинствах, а также вторую о христианской свободе, авторитете Церкви и политической власти. Понятно, что Август Ланг писал, что в 1536 году "Наставление" Кальвина появилось среди лютеранских книг на юго-западе Германии (57). Во введении к "Наставлению", где Кальвин соединяет познание Бога и человека, прямое влияние Лютера  также становится очевидным. В вопросе о предопределении Кальвин  был таким же учеником Лютера, хотя он узнал его мнение по этому вопросу в основном через Мартина Бусера (58). Кальвин не дефинирует предопределение так же явно, как Лютер в своем "Рабстве воли", но по сути между ними нет никакой разницы.  Другие темы, в которых влияние Лютера вполне заметно - это то, что Кальвин использует термины foedus и testamentum , которые явно взяты им из "Вавилонского пленения Церкви". То, как Кальвин писал о корреляции между верой и обетованием, отражает позицию Лютера практически во всех отношениях (59).

Меланхтон

 Отношение Кальвина к коллеге Лютера Филиппу Меланхтону является существенной частью его отношений с Лютером. Довольно интенсивные контакты между Меланхтоном и Кальвином были и личными, и богословскими. После того, как Кальвин встретился с Меланхтоном несколько раз, он писал, что ему жаль, что они живут так далеко друг от друга. Поэтому Кальвин добавил, что он, как и Меланхтон, мог найти утешение в ожидании, что однажды в небесах они смогут наслаждаться дружбой и общением навсегда (60).
 Удержание Меланхтоном письма Кальвина к Лютеру свидетельствует о серьезных отношениях между Кальвином и Меланхтоном, ибо последний пытался предотвратить конфликты между двумя реформаторами. Когда Кальвин дал ему знать, что лютеране в своей приверженности определенным литургическим обычаям похожи чуть ли не на иудаизм, Меланхтон ответил, что Лютер очень уважал литургическую трезвость в Женеве. Когда Лютер яростно заявил, что цюрихские лидеры не имеют никакого отношения к Церкви Божией и что они ведут своих прихожан в ад (61), Кальвин призвал Меланхтона успокоить Лютера и тем самым искать дух примирения (62). Сам Кальвин всегда восхищался Меланхтоном, несмотря на то, что были моменты, по которым они отличались. Кальвин хотел бы, чтобы Меланхтон был более решительным (63). Его беспокоило, что Меланхтон был слишком робким, чтобы вовлекать себя в спор о Вечере, который продолжился по смерти Лютера и стал еще жестче. Для Кальвина было бы лучше вытащить Меланхтона из его слишком лютеранского окружения (64). Если Меланхтон будет жить ближе, Кальвин сможет совещаться с ним чаще, ибо "за три часа разговора я получу больше, чем в сотне писем" (65). Для Кальвина Меланхтон был одним из лучших толкователей Писания (66). Кроме того, Меланхтон сам был благодарен Кальвину, что было очевидно в его попытках удержать Кальвина в Вормсе, когда он хотел уйти, потому что он больше ничего не ожидал от религиозных диалогов (67). По словам Безы, с того времени Меланхтон говорил о "Богослове" с большой буквы, имея в виду Кальвина (68).
 Кальвин также отличался от Меланхтона по так называемой адиафоре. После того, как Меланхтон принял Лейпцигский интерим (21 декабря 1548 г.), где многие церемонии были расценены как адиафора, Кальвин указал свою разницу с ним и свое большее согласие с Магдебургом - где в это время энергично сопротивлялся Флаций, нежели с Виттенбергом (69). Были также разногласия по вопросу о свободной воле и предопределении. Кальвин посвятил свое письмо на эту тему, направленное против Пигия, Меланхтону, который очень ценил этот жест. Сам Меланхтон был весьма заинтересован в этой теме, но он далеко уклонился от детерминизма (70). Кальвин, со своей стороны, привел причину своего отличия: по его мнению, Меланхтон, как человек из Виттенберга, слишком часто приспосабливал свою мысль к человеческому пониманию и, следовательно, говорил об этих вещах больше как философ, чем как богослов. Однако, по словам Кальвина, было бы ошибочно противопоставлять их друг другу. Их дружба была искренней, и это также было связано с тем, что они оба были гуманистами. Наряду с их большой взаимной признательностью эта общность предоставила место для публичной демонстрации их разногласий (71), но Кальвин тем не менее видел себя стоящим прямо рядом с Меланхтоном (72), как он ясно дает понять в приветствии в одном из его писем своему коллеге в Виттенберге: «Приветствую тебя, человек самых выдающихся достижений,  навсегда дорогой для меня и почитаемый Господом! Пусть Господь долго сохранит вас в безопасности во славу Его имени и для назидания Церкви» (73).

Лютеране

 Кальвин переписывался с различными лютеранскими богословами, такими как как Якоб Андреас, Файт Дитрих, Иоганн Марбах и Иоганн Бренц. Отношение Кальвина к лютеранам заключается в том, что он считал себя последователем Лютера и в то же время винил многих лютеран в том, что они от него отошли. Лютеране отказались от единства, потому что продолжали обсуждать присутствие Христа, в то время как сам Лютер, согласно Кальвину, на самом деле расценил этот вопрос как второстепенный. По этой причине он назвал тех, кто спорил от имени Лютера, "фанатиками" (74). Летом 1554 года Кальвин посвятил свой комментарий к Бытию трем сыновьям курфюрста Саксонии, Иоганна Фридриха, умершего в марте того же года. Тем не менее посвящение было отклонено, потому что Кальвин якобы уклонился от учения Лютера о Вечере Господней и неоднократно отвергал толкование Лютером Бытия (75). В 1555 году Кальвин вздохнул: «О, если бы Лютер был еще жив! Конечно, он был яростен, но никогда не заходил так далеко, как его последователи, которых не следует называть учениками, ибо они просто обезьянничают" (76). По мнению Кальвина, будь Лютер жив, он явно не поддержал бы таких лютеран.
Наиболее интенсивный спор у Кальвина был с проповедником в Гамбурге Иоганном Вестфалем (1510-1574). Когда швейцарцы отвергли символическое понимание Вечери Господней в Цюрихском согласии, Кальвин напрасно надеялся, что лютеране были бы более готовы к единству. В 1552 году Вестфаль решительно отреагировал на публикацию Цюрихского согласия, состоявшуюся по настоянию Кальвина в 1551 году, через полтора года по окончании спора.    В этой работе он впервые вводит понятие "кальвинизм", как негативную характеристику взгляда Кальвина на Вечерю, который Вестфаль счел человеческим изобретением. Когда Вестфаль опубликовал похожую работу Recta fides год спустя, Кальвин написал в 1555 году - по настоянию Буллингера - Defensio Sanae et Orthoeae doctrinae de sacramentis (77). Он напомнил Вестфалю, что именно Лютер изначально помог Кальвину лучше понять Вечерю (78), а также сообщил, что думал о нем Лютер: «Мне было бы не трудно доказать через надежных свидетелей, какое решение вынес обо мне Лютер после того, как прочел мои сочинения. Но я думаю, что мнения Филиппа Меланхтона для меня достаточно, как представителя, пославшего многих других" (79).
 После Defensio со стороны Вестфаля Кальвин написал Secunda Defensio (80), в котором он еще раз пожаловался, что так называемые лютеране не следуют в своих действиях Лютеру: " Ах, Лютер! Как мало у вас подражателей вашему совершенству и сколько тех, кто обезьянничают с вашей воинственности" (81). Для пастора в Гамбурге эта работа была поводом направить ряд работ против Кальвина. Другие лютеранские богословы также участвовали в этой дискуссии, направляя свои атаки особенно против швейцарцев. Кальвин отреагировал в 1557 году с Ultima admonitio ad Ioachimum Westphalum (82) - последнюю работу в полемике с Вестфалем, на чьи поздние труды Кальвин ответил только в итоговом издании "Наставления" (83).
 Вестфаль также был ответственен за то, что Кальвин вступил в контакт с лютеранами во Франкфурте-на-Майне, потому что именно в 1555 году Вестфаль подстрекал лютеранское духовенство против голландского реформатского собрания, которое существовало там в течение нескольких лет и получило разрешение построить собственное здание церкви. Во введении к своему комментарию к законам Кальвин похвалил совет Франкфурта за помощь беженцам (84). Он обратился к лютеранскому духовенству с вопросом, как книга Вестфаля вообще могла появиться во Франкфурте и вызвать столько проблем там, где реформаты и лютеране жили в таком согласии (85). Когда ситуация ухудшилась из-за ссор в общине беженцев, сам Кальвин в сентябре 1556 г. отправился во Франкфурт.  Поездка была фактически бесполезной, потому что раздор продолжался и лютеранские служители отказались разговаривать с Кальвином. В 1561 году власти решили закрыть церковь для собрания беженцев, потому что они не были согласны с литургией и учением лютеран. Тогда возник вопрос, вправе ли лютеранский священник крестить реформатских детей и должны ли реформаты вступать в общение с лютеранами. Кальвин ответил, что совершение таинства не зависит от совершающего и что лютеранские обряды для него не принципиальны, пока человека не вынуждают исповедовать лютеранский взгляд на Вечерю Господню вопреки мнению Женевы (86). Здесь Кальвин дал, по сути, тот же совет, что и общине беженцев в Везеле, которая была вынуждена в 1553 году городским советом к соответствию лютеранскому исповеданию. Проживание и сохранение церковного единства - в данном случае единства с лютеранами - было лучше, чем отъезд реформатской общины. В 1563 году, однако, когда оставшиеся реформаторы были вынуждены подписать лютеранское исповедание, Кальвин предположил, что в этом случае ряд изменений, касающихся крещения и Вечери, могут быть терпимы (87).
 Представление о том, что взаимодействие Кальвина с лютеранами ограничивалось такими обсуждениями, односторонне. Конечно, в контактах доминировали споры о Вечере Господней, но у Кальвина также было много дружелюбных встреч с лютеранами (88). Он общался, например, с Юстусом Йонасом (1493-1555), который предложил перевести второй трактат Кальвина против Вестфаля (89) - предложение, которое Кальвин принял (90). Ясно, что Кальвин взял ядро мысли Лютера и развил его во многих областях. В странах, где кальвинизм приобрел доминирующее конфессиональное положение, присутствует и Лютер. Одним из примеров являются Нидерланды - нация, характеризующаяся общим присутствием кальвинизма.
 
Заключение

В 1540 году Кальвин писал, что у него нет большего желания или большей заботы, чем провозглашать Евангелие Христа вместе со всеми немецкими церквями сохранять любым образом возможную гармонию (91). Он поддерживал это отношение и при жизни Лютера, и после его смерти. И это позиция, которая также указывает на то, что полемика Кальвина с преемниками Лютера не была прервана им, так как именно Кальвин хотел защитить мысль Лютера. Он был убежден в необходимости строить на фундаменте Лютера, и не просто подражать ему или повторять его идеи, но развивать богословие Лютера, не меняя его сути. Влияние Лютера на Кальвина означает, что Nachwirkung Лютера можно найти в традиции гораздо более широкой, чем только лютеранская. Это наследие также связано с международным кальвинизмом, распространившим во всем мире идеи Лютера, его духовность, его богослужебные прозрения, его взгляды на проповедь и учение и многое другое. Его работы сформировали бесконечное число кальвинистов во всем мире и сквозь века, вплоть до сегодняшнего дня.

1 This article was previously published in Martin Luther: A Christian between Reforms and Modernity (1517-2017)
(ed. Alberto Melloni; Berlin: De Gruyter, 2017), 401-416, with permission from the publisher.
2 See H. Zschoch, “Das Bild des Calvinisten, Zur polemischen Publizistik im konfessionellen Zeitalter,”
in Reformierter Protestantismus vor den Herausforderungen der Neuzeit (eds. Thomas K. Kuhn and Hans-Georg
Ulrichs; Wuppertal: Foedus, 2008), 19-46.
3 In 1618, a disputation is held in Wittenberg under the title “De communione nostri cum Christo, opposita
tum Calvinianorum tum Fanaticorum quorundam erroribus.”
4 ““Кальвин-это самый большой и пожалуй единственный из ‘учеников’ Лютер, который по-настоящему  глубоко его понимал, и исходя из него, вел дело Реформации с собственным пониманием послания
Евангелия и привел к созданию церкви с характерным обликом" (Peter Meinhold, “Calvin und Luther” in Lutherische Monatshefte 3 (1964): 67-96.
5 Herman J. Selderhuis, “Luther totus noster est. The reception of Luther;s thought at the Heidelberg theological
faculty 1583-1622,” in Reformation und M;nchtum (eds. Athina Lexutt, Volker Mantey und Volkmar Ortmann;
T;bingen: Mohr Siebeck, 2008), 173-188.
6 CO 12:7.
7 CO 12:61.
8 Herminjard 6:73.
9 WA.B 8:569; CO 10.2:432.
10 Herminjard 6:130, letter from Calvin to Farel, November 20, 1539.
11 “Spero quidem ipsum olim de nobis melino sensurum. Sed aequum est a bono ingenio nos aliquid ferre,”
Herminjard 6:130, letter from Calvin to Farel, November 20, 1539.
12 CO 12:127.
13 “Profectio reverendo patri Luthero tua epistola qua Sadoleto respondes ita modis omnibus perplacet ac
praedicatur ut nihil supra;” CO 12:40, letter from Crodelius to Calvin, March 6, 1545.
14 Herminjard 6:131.
15 Следует упомянуть два замечания в "Застольных разговорах" Лютера  WA.TR 5: 461, 6050 и WA.TR
5:51, 5303, в которых Лютер выражает определенное недоверие к Кальвину. Есть также замечание от
богослова Кристофа Пезеля (1559-1604), в котором он ссылается на замечание Меланхтона об отношениях
между Лютером и Кальвином, но традиции в этом весьма сомнительны  См. Erwin M;lhlhaupt, “Luther
und Calvin,” in Luther im 20. Jahrhundert. Aufs;ze (G;ttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1982), 175-89.
16 M;lhlhaupt, “Luther und Calvin,” 176; see also Brian A. Gerrish, “John Calvin on Luther,” in Interpreters of
Luther. Essays in honor of Wilhelm Pauck (ed. Jaroslav Pelikan; Philadelphia: Fortress, 1968); Brian A. Gerrish,
The Old Protestantism and the New. Essays on the Reformation Heritage (Edinburgh: T&T Clark, 1982), 27-48.
17 CO 9:51.
18 Herminjard 9.223, letter from Calvin to ministers Montb;liard, May 8 1544.
19 CO 14:31, letter from Calvin to Edward VI, February 5, 1551.
20 CO 12:7ff.
21 Herminjard 9:313.
22 CO 12:99.
23 Translation taken from Tracts and Letters of John Calvin (Edinburgh: Banner of Truth, 2009), 4:432ff =
The Southern Baptist Journal of Theology 21.4 (2017) Herminjard 9:374; CO 11:774.
24 “esse ejus constantiae nonnihil pertinaciae admixtum;” Herminjard, 342.
25 “quis tamen non eam excuset prae insolenti, quam narrant, Martini ferocitate?” Herminjard, 343.
26 CO 11:774.
27 CO 15:305, letter from Calvin to the clergy of Z;rich.
28 L. F. Schulze, Calvin’s Reply to Pighius (Potchefstroorn: Pro Rege, 1971); G. Melles, Albertus Phigius en zijn
strijd met Calvijn over het liberum arbitrium (Kampen: Kok, 1973). The treatise is in CO 6:225-404. For a
recent translation, see John Calvin, The Bondage and Liberation of the Will. A Defence of the Orthodox Doctrine of
Human Choice against Pighius (ed. A. N. S. Lane; trans. G. I. Davies; Grand Rapids: Baker, 1996).
29 CO 6:239.
30 CO 6:248f. Thesis 13 in Luther’s disputation at Heidelberg reads: “Liberum arbitrium post peccatum res est
de solo titulo, et dum facit quod in se est peccat mortaliter;” WA 1:354. On the judgment of the University
of Paris on this thesis, see: F. T. Bos, Luther in het oordeel van de Sorbonne (Amsterdam: VU Amsterdam, 1974),
96ff and 223ff.
31 CO 6:264.
32 CO 6:249.
33 CO 6:241.
34 CO 6:250. Translation by Lane, Bondage and Liberation, 28.
35 Итак, мы утверждаем, что в начале, когда Бог поднял Лютера и других, как факел, чтобы осветить нас на пути спасения, и тех, которые своим служением основали и воспитали наши церкви,  те главы доктрины, в которых истина нашей религии, те, в которых изложено чистое и законное сыновство Бога и в которых постигается спасение людей, в значительной степени устарели ».  CO 6:459; cf. CO 6:473.
36 Herminjard 9:313.
37 CO 9:442; cf. CO 15:501 and CO 11:705.
38 Concio academica nomine rectoris universitatis Parisiensis scripta; CO 10b.30-36.
39 CO 13:165, letter from Calvin to Bullinger, January 21, 1549.
40 CO 15:454, letter from Calvin to Burckhard, July 10, 1554.
41 CO 19:368, letter from Calvin to Desprez, March 29, 1562.
42 Herminjard 6, letter from Calvin to Viret, May 19, 1540.
43 CO 5:458.
44 CO 5:458.
45 Herminjard 4:338.
46 Herminjard 4:338.
47 CO 10.2:432, letter from Melanchthon to Bucer, October 14, 1539.
48 CO 11:36.
49 CO 23:113.
50 CO 23:170.
51 CO 23:193.
52 "Случайный читатель "Наставления" , который не умеет выявлять непризнанные или анонимные влияния, конечно же, может быть извинен, если придет к выводу, что Кальвин никогда не слышал о Лютере “;” Gerrish,“John Calvin on Luther,” 67. For Luther’s influence on Calvin’s Institutio, see W. van’t Spijker, “The influence of Luther on Calvin according to the Institutes,” in John Calvin’s Institutes. His Opus Magnum. Proceedings of the Second South African Congress for Calvin Research (ed. B. J. van der Walt; Potchefstroom: Potchefstroom University for Christian Higher Education, 1986), 83-105.
53 Van’t Spijker, “The influence of Luther on Calvin,” 86.
54 Cf. A. Lang: “Ja, man darf sagen, er hat die Kernlehre Luthers von der Glaubensgerechtigkeit und der
Wiedergeburt aus dem Glauben treurer bewahrt und theologischer sch;rfer zum Ausdruck gebracht als
irgendein Dogmatiker der Reformation;” Zwingli und Calvin (Bielefeld/Leipzig: Velhagen & Klasing, 1913).
See also A. Lang, Johannes Calvin, Ein Lebensbild zu seinem 400. Geburtstag (Leipzig: Rudolf Haupt, 1909), 70f.
55 Alexandre Ganoczy, Le jeune Calvin. Genese et ;volution de sa vocation reformatrice (Wiesbaden: Steiner Franz
Verlag, 1966), 139-150; J. K;stlin, “Calvins Institutio nach Form und Inhalt in ihrer geschichtlichen Entwicklung,”
Theologische Studien und Kritiken (1868): 7-62, 410-486; A. Lang, “Die Quellen der Institutio von
1536,” Evangelsiche Theologie 3 (1936): 100-12; Wilhelm Niesel, Calvins Lehre vom Abendmahl (M;nchen: Kaiser,
1935), 21-28; Francois Wendel, Calvin. Ursprung und Entwicklung seiner Theologie (Neukirchen: Neukirchener
Verlag des Erziehungsvereins, 1968), 109-113.
Martin Luther and John Calvin
56 The text of the Smaller Catechismus can be found in Die Bekenntnisschriften der Evangelisch-Lutherischen Kirche, rev. ed. (G;ttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2014), 852-910.
57 “Zumal in der ersten Ausgabe der Institutie erscheint er daher fast wie ein oberdeutscher Lutheraner;”
Lang, Zwingli und Calvin, 106.
58 Van’t Spijker, Pr;destination bei Bucer und Calvin, in Calvinus Theologus (ed. Wilhelm H. Neuser; Neukirchen:
Neukirchener Verlag des Erziehungsvereins, 1976), 85-111.
59 Niesel, Calvins Lehre, 23.
60 Letter from Calvin to Melanchthon, February 16, 1539.
61 WA.B 10:387.
62 Herminjard 9:201, letter from Calvin to Melanchthon, April 1544.
63 CO 12:99, letter from Calvin to Melanchthon, June 28, 1545.
64 CO 15:388, letter from Calvin to Vermigli, January 18, 1555.
65 CO 15:321, letter from Calvin to Farel, November 27, 1554.
66 Herminjard 6:414, letter from Calvin to Farel, December 1540.
67 Herminjard 7:8, letter from Calvin to Farel, January 31, 1541.
68 CO 21:62.
69 CO 13:593-96, letter from Calvin to Melanchthon, June 1550.
70 Herminjard 8:451, letter from Melanchthon to Calvin, July 12, 1543.
71 CO 12:381, letter from Calvin to the Council of Geneva, October 6, 1552.
72 CO 6:250.
73 CO 11:516.
74 CO 15:141, letter from Calvin to Farel, May 25, 1554.
75 CO 15:260.
76 CO 15:502, letter from Calvin to Seidemann, March 14, 1555.
77 CO 9:15-36.
78 CO 9:51.
79 “Quin etiam Lutherus ipse, quum scripta mea inspexisset, quale de me judicium fecerit, mihi per testes
idoneos probare non difficile erit. Sed mihi unus pro multis erit Philippus Melanchthon;” CO 9:52. Calvin
also defends himself against Westphal by reminding him that Luther sent greetings to Calvin, which makes
clear enough that Luther did not see Calvin as an enemy (see CO 9:92).
80 CO 9:41-120.
81 CO 9:105.
82 CO 9:137-252.
83 4.17.20-34.
84 CO 15:710ff.
85 CO 16:53ff.
86 CO 15:78ff.
87 CO 19:619ff., letter from Calvin to the Walloon congregation in Wesel, January 11, 1563.
88 Willem Nijenhuis, Calvinus Oecumenicus. Calvijn en de eenheid der kerk in het licht van zijn briefwisseling
(Den Haag: Nijhoff, 1959), 160f.
89 CO 16:137, letter from Jonas to Calvin, May 8, 1556.
90 CO 16:283, letter from Calvin to Jonas, September 17, 1556.
91 Herminjard 6:132, letter from Calvin to Farel, February 27, 1540.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn